Музыка нас развязала

На чтение потребуется 8 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Экзамен по литературе проходил быстро. Большинство студентов либо сразу расписывались в своём незнании, либо начинали бекать-мекать и, намекав на четвёрку, уходили, довольные жизнью и собой.

«Хоть кто-то оделся по погоде», – подумал я, когда передо мной села девушка в джинсах и толстовке – не чета коллегам в мини-юбках. Приглядевшись, я увидел на её балахоне надпись «Ария» и суровую физиономию Валерия Кипелова. Мне стало интересно.

– «Цветы зла» читали? – спросил я, взглянув на билет.

– Читали, – энергично кивнула студентка и принялась рассказывать о сборнике с таким энтузиазмом, которого не имел даже я на лекции, посвящённой автору.

– А кто такая Жанна Дюваль? – спросил я, когда поток её речи наконец прекратился.

– Дама его сердца, кто, – хмыкнула отвечающая. – Вроде работала в театре, а по сути на панели стояла. Но Бодлер посвятил ей много стихов… а Кипелов – песню «Улица роз», – добавила девушка, переведя взгляд со своей толстовки на меня.

– Эту песню вообще-то Дубинин с Пушкиной написали, – улыбнулся я, глядя, как вытягивается лицо не только у неё, но и у всех, кто сидел неподалёку. – Но я всё равно ставлю вам «пять»…

– Молодец, Алексей Андреевич, – иронично заметил Тяпушкин, когда я рассказал ему об этом эпизоде. – На следующий твой экзамен весь поток в футболках с «Арией» припрётся!..

Забыл представиться: я – Алексей Вагаршаков, доцент Санкт-Петербургского государственного университета и «солнце, блин, русской поэзии», как меня в глаза и за глаза называют коллеги. Помимо статей по Бодлеру-Флоберу-Верлену, я пишу стихи и пару лет назад издал сборник под самокритичным заглавием «Признание вонючки». Местные литературные критиканы оценили его на удивление положительно, и я прославился не только на филфаке, но и за его пределами. С тех пор Веня (Венедикт Иванович) Тяпушкин, мой коллега и протеже, называет меня не иначе как «поэт Вагаршаков» и всячески подкалывает. Чем студентам рожи строить, сел бы и сам что-нибудь хорошее сочинил…

 

Начало нового семестра. С ключом в руках я пробираюсь к аудитории, у которой уже толпится народ, и вдруг вижу знакомую толстовку с Кипеловым.

– Здравствуйте! – широко улыбаюсь я. – По второму кругу послушать решили?

Студентка тряхнула каштановыми кудрями:

– Не по второму! Это уже другой век…

– Да сидите-сидите, – успокоил я её, открыв дверь и пропустив перед собой. – Кстати, я в ваши годы тоже слушал «Арию»…

Если бы за секунду до того, как я это ляпнул, у меня отсох язык, всем теперь было бы гораздо лучше. По крайней мере, мне иногда так кажется.

– Правда?! – восхищённо выдохнула она, обернувшись ко мне. – А сейчас?

Мы встали в проходе, и жаждущие знаний третьекурсники принялись толкать нас со всех сторон.

– Ну, сейчас мне уже не к лицу и не по летам, – сознался я, отступая к кафедре, – да и Валера уже не тот… А раньше – да, было дело! После лекции подходите, обсудим!..

Когда я сказал про «не к лицу и не по летам», мне сразу вспомнился экс-коллега Стрехов Антон Аркадьевич, уехавший в Сибирь года три тому назад. Теперь он работает в Омском университете, заведует местной кафедрой ИЗЛ и, по слухам, пишет диссер на тему «Красное и чёрное Стендаля и Красное на чёрном Кинчева». «Хорошо, что эта девушка его не застала, – подумал я, – говорят, «арийцы» и «алисисты» друг друга не любят…»

 

– Мне после концерта тоже однажды любительскую видеозапись впарили. Другого концерта…

– Так я вам про аудиокассеты говорю! Это ж когда было-то – видео никто и в глаза не видал! Ну, или почти никто… Сложно, однако, понимать через поколение!

– Ах, вот оно что!.. Ну да, сложно… но интересно ведь!..

Я улыбнулся и философски развёл руками. Мне нравилось беседовать с ней и вспоминать свою рок-молодость, но однообразие тем для разговора со временем стало немного угнетать. С другой стороны, больше нам говорить было не о чем, да и незачем.

– Где у вас следующая пара? – вдруг спросила она.

– В «Лабиринте», 12-Л. Спецкурс для магистров.

– Ой, можно, я тоже посижу?

– Да пожалуйста, – разрешил я, пожав плечами. Про себя отметил: «А что за спецкурс, для нас не суть… как и то, что он на французском…»

С другой стороны, чему тут удивляться? Как говорит Тяпушкин, «это популярность». Опять же, общие интересы. И всё-таки – что ей от меня надо?..

 

Попрощавшись с магистрантками, она шагнула обратно в кабинет и заговорщицки произнесла:

– У меня к вам деловое предложение.

Я напрягся. Сейчас наконец-то выяснится, почему она уже месяц за мной бегает – но понравится ли мне то, что я услышу?..

– Говорите.

Зелёные глаза напротив заискрились:

– Через две недели Кипелов приезжает!

Я вздохнул. Что ж, могло быть и хуже.

– В «Юбилейном» будет концерт, – продолжала она, – и это не «Ария» с новым солистом, а именно Валерий Александрович… старые вещи, видимо, тоже будет петь… А мне тут билет лишний надо кому-нибудь сплавить! Не пойдёте?

– Да куда я с вами пойду, – устало отмахнулся я, – что я там буду стоять как старый дурак?..

Собеседница прикусила губу, но быстро нашлась и со свойственной ей прямолинейностью заявила:

– Да ладно, Алексей Андреевич, там много старых дураков… ну, в смысле, арийцев со стажем!..

– Всё равно, – покачал головой я, – это будет не так, как раньше… Давайте выйдем отсюда… – Я достал из кармана ключ от аудитории и пачку «Кента».

– У вас даже сигареты кипеловские, – заметила она не без укоризны.

– Какие?

– Он тоже раньше «Кент» курил, правда, восьмёрку… У вас ведь четвёртый? – спросила она со знанием дела. Я кивнул. – Значит, полукипеловские… Правда, теперь он уже ни такие, ни такие не курит. И не пьёт даже!..

«Мне не мешало бы взять с него пример», – подумал я, щёлкнув зажигалкой.

 

Около минуты мы простояли у входа в «Лабиринт» в неловком молчании. Она смотрела куда-то на дверь столовой, я – вниз, на асфальт и на её сапоги с немыслимой шнуровкой. Когда-то ходил в таких же.

– Ладно, пойду, – сказала она вдруг. –  Завтра контрольная по чешскому…

– Счастливо, – махнул я ей вслед.

По чешскому. Какие редкие люди попадаются на редких отделениях. Ушла первой – это что-то новенькое. Видимо, я больше не представляю для неё интереса… ну и хорошо. Впрочем, не стоит спешить с выводами. Подождём две недели, пока Кипелов не уехал...

 

Прошло две недели. Кипелов уехал. Однако девушка, имени которой я до сих пор не знал, продолжала ходить на все мои пары (своих, чешских, не было?) – третьекурсники уже принимали её за свою, магистрантки смотрели с нежностью и сочувствием. Я упорно не понимал, что происходит.

– Как – что?! – развеселился Тяпушкин, когда я обрисовал ему ситуацию. – «Такие дела, брат – любовь!..». Хорош недоумевать – первый случай в твоей практике, что ли?

– Нет, но это какое-то… упорное настырство! – возмущался я. – Придёт, глаза вытаращит и сидит! И неважно, про что я рассказываю: про Бодлера ли, про президентов французских… Страноведение тут было на изучаемом языке – так она и на него припёрлась! В школе учила, говорит! Упасть не встать!

От избытка чувств я снова полез за сигаретами.

– Дай-ка и мне, – протянул лапу Веня. – Какие у тебя?

– Полукип… тьфу, то есть «Кент»!..

 

Прошло ещё две недели.

Сначала я заметил, что в первом ряду на потоковой лекции кого-то не хватает. Потом приятно удивился обилию свободного времени на перерывах. А потом услышал, как одна из магистранток спрашивает другую: «А Маша к нам больше не ходит?» – «Не знаю, – ответила подруга, – я её и в коридорах в последнее время не вижу…»

Тут я понял, в чём дело. Куда-то исчезла Маша (Маша, значит…), и теперь «я свободен» – почти как тот, кто, сам того не желая, стал причиной моего закабаления почти на весь семестр. Интересно, где она? Неужели не вынесла моего отказа и ушла из университета? Или, наоборот, отправилась за новыми жертвами?..

 

В мае Синеглазов, наш нервный заведующий кафедрой, вдруг решил провести мини-конференцию. Несмотря на наши слабые протесты (госы ведь, Василий Александрович!.. и у младших зачёты!..), он повелел всем через две недели быть в боевой готовности. «Вы нужны мне умытые, побритые, с залитованными докладами и выпивкой, – распорядился он, – после слушаний чай будем пить…»

О чём был мой доклад, я уже не помню. Помню только, что слушания довольно быстро перетекли в чаепитие, на которое по инерции остались не только преподы, но и особо любознательные студенты. Я поставил на стол коробку конфет и уже хотел уйти, как вдруг услышал:

– «Ария» мне в школе нравилась, да… Но вообще я больше по Цою, меня папа на один из его первых концертов на горшках принёс…

– Ой, здорово!..

Я обернулся. То, что я увидел, было почти так же здорово, как концерт Цоя у папы на горшках. Как есть: Тяпушкин и Маша. Он – в своём любимом фиолетовом пиджачке, она – в сиреневом платье и таких же туфлях. Что идёт ей куда больше, чем берцы с толстовками…

Я повернулся и пошёл на лестницу. Кажется, они меня не видели.

Спускаясь, я чуть не уткнулся носом в стенд с объявлениями. По традиции там вывешивали не только предложения а-ля «продам словари», но и злободневные заметки из жизни факультета. Мой взгляд упал на рисунок, сделанный на тетрадном листке: огромный шкаф, похожий на тот, что стоит у нас на кафедре, и торчащие из его недр ноги в синих кроссовках, похожих на мои. «ПОЭТ ВАГАРШАКОВ ИЩЕТ ВДОХНОВЕНИЕ», – гласила подпись под шаржем.

Руку мастера я узнал сразу: точно в такой же манере художник Тяпушкин недавно изобразил Толю Стрепетова, замдекана, в строгом костюме и почему-то в лаптях. Уж не помню, в связи с чем, но факт имел место.

Первым моим желанием было подняться назад, схватить Веньку за вихры и выбить его лбом кафедральные стёкла. Я даже удивился: откуда во мне столько агрессии? «Откуда – от верблюда…» – внутренне хмыкнул я и удивился ещё больше.

А потом, оглянувшись, снял художество со стенда и положил в карман. Пусть будет. Пусть напоминает обо всей этой истории.

«Сейчас домой, а с завтрашнего дня буду вдохновение искать, – подумал я на улице. И беззлобно усмехнулся: – Ты-то, зараза, нашёл уже…».