Не червонец

На чтение потребуется 20 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Преподаватель по языкознанию бодрым шагом вошёл в лекционный зал. Первое сентября, первое занятие с первым курсом – ответственное дело.

– Здравствуйте, мои новоиспечённые коллеги! – поприветствовал он аудиторию в тридцать человек. – Большинство из вас со мной ещё не знакомы, поэтому представлюсь: Романов Андрей Венедиктович…

Он неожиданно усмехнулся и добавил:

– Вообще, знаете, всегда неловко представляться, когда ты – тёзка великого человека. Мало того, что я носитель царской фамилии… хоть и не представитель…

Рыжая девочка в чёрной футболке, сидевшая за второй партой, улыбнулась и покосилась на свою светленькую соседку.

– …так ещё и тёзка знаменитого учёного! Может быть, вы уже знаете, кто такой Андрей Венедиктович Фёдоров?..

Первокурсники покачали головами. Со второй парты послышался зевок; потом девушка в футболке спохватилась и потрясла за плечо парня в толстовке с черепушками, сидевшего впереди.

– Вот у нас в школе историка звали Константин Евгеньевич, – довольно громким шёпотом сказала она. – Вообще не сосредоточиться было…

– Да ладно?

– Ага. Причём он на «извините» не откликался – просил по имени-отчеству звать. Мания величия, типичный случай… – Сказав это, девчонка подняла взгляд – языковед смотрел на «коллег», склонив голову набок.

– А кто такой Константин Евгеньевич? – поинтересовался он таким же громким шёпотом.

Студентка выпрямилась и невозмутимо показала на свою футболку:

– Кинчев. Никогда «Алису» не слушали?

«Первое сентября, первое занятие с первым курсом... – пронеслось в голове у Романова. – Если они все такие, в этом году мне будет весело...»

 

Андрею Венедиктовичу было тридцать восемь лет, половину из которых он посвятил иностранным языкам. На данный момент он вёл на родном филфаке несколько предметов, секретарствовал на кафедре германской филологии и курировал первокурсников-«немцев». Это – не менее ответственное, чем языкознание – дело ему доверили впервые. «За тобой будущее германистики!» – напутствовал его заведующий по имени М. Д. – Максим Дементьевич, или Милейший Дедушка.

Первой парой с «птенцами» в этот день значился семинар по курсовым работам. Едва зайдя в кабинет немецкого, Романов увидел за первой партой взлохмаченные рыжие космы и понял, что скучать ему в ближайшее время точно не придётся. Может, даже целых четыре года – если эта барышня раньше не вылетит...

– Очень люблю немецкую литературу двадцатого века, – заявила она, когда Андрей Венедиктович спросил первокурсников об их научных интересах. – Особенно Гессе нравится. Хотелось бы что-нибудь литературоведческое... или связанное с его переводом на русский...

– В этом мы некомпетентны, – покачал головой Романов. – У нас всё-таки лингвистическое отделение!

Студентка нахмурилась. Языковед решил пойти на компромисс:

– Можете составить словарь языка Гессе, если хотите.

– О, – обрадовалась девушка, – хочу! Вы это умеете? Ну, словари делать?

– К сожалению, нет, – со вздохом сознался он. – Но знаю одного лексикографа с русской кафедры...

 

Подорожный с интересом оглядел незнакомую студентку, стоящую в дверях.

– Здравствуйте, здравствуйте! Вы к кому?

– К… Александру Степановичу! – Гостья тоже явно видела его в первый раз.

– В таком случае – будем знакомы! – Крепкая рука пожала лапку с тёмно-красным маникюром.

– Я Рита Пнёва, – представилась вошедшая, усевшись напротив его стола. – С немецкого отделения…

«Опять курсовик?» – с тревогой подумал Подорожный.

Предчувствия его не обманули:

– Мне тут надо курсовую писать, и Андрей Венедиктович сказал, что вы кое в чём помочь можете…

Услышав пароль «Андрей Венедиктович», Подорожный смягчился:

– Кое в чём определённо могу! А какова ваша тема?

– Герман Гессе…

Александр Степанович непедагогично присвистнул:

– Эк, в какие дебри занесло Андрюху… извините, Андрея Венедиктовича!

Студентка прыснула и прикрыла рот ладонью. Александр мысленно откусил себе язык и поспешил загладить оплошность: – Нет, он прекрасный специалист в области морфологии… просто я не думал, что он за художественную литературу возьмётся!

– Он и не взялся, – вздохнув, призналась Рита. – Сказал, что мне нужен научный консультант, и отправил меня к вам…

«Ну, Романов! – подумал Степанович. – Спихнул мне невесть кого и думает, молодец... А, ладно, прорвёмся!». Вслух он спросил:

– Первый курс?

– Да. И курсовик, соответственно, первый.

– Так-так… – Подорожный побарабанил пальцами по столу. – Какое произведение будем разбирать?

Пнёва ненадолго призадумалась:

– Ну… «Степного волка» хотелось бы.

– «Степного волка»… – усмехнулся Александр. – Потому что любимая книга Кинчева или по другой причине?

В первую секунду Рита решила, что ей показалось. Ан нет – новый знакомый улыбался и косился на красно-чёрный шарф поверх её пальто:

– Давно я не был на концерте «Алисы»! Как они там сейчас, приезжают хоть?..

 

– …Подорожный, оказывается, тоже «Алису» любит! – вещала восхищённая Рита одногруппникам через пару дней. – Отправила я, значит, вчера Романову полторы страницы курсовой – и знаете, чего ответил? «Чувствуется твёрдая рука Александра Степановича»! Это при том, что мы с ним минут двадцать общались – пять о курсовике, остальные о Кинчеве… Но мы в любом случае сработаемся – алисоман алисомана всегда поймёт!

Одногруппники, казалось, не до конца верили её словам, но переглядывались заинтересованно.

– Эх, – мечтательно откинулась Пнёва на спинку стула, – он был на концерте в восемьдесят седьмом году, где Костя сказал: «Сейчас прозвучит наша новая песня «Красное на чёрном»! НОВАЯ, понимаете? Мы, салаги, и представить себе не можем времена, когда эта песня была новой!

Слушатели снова переглянулись. Во взгляде каждого читалось: «А ты можешь представить те времена? Вот-вот… я тоже как-то не задумывался...».

– В общем, словила я вдохновение для написания курсача! Спасибо Романову! Если б не он, я бы и не знала, что у нас такой крутой олдовый алисоман на русской кафедре преподствует!..

Андрей Венедиктович, подслушивавший под дверью лаборантской, улыбнулся чудо-сказуемому и подумал: «Ну, хоть какой-то от меня здесь толк».

На самом деле в 1987 году произошло следующее: второкурсник Саша, совершенно разбитый и безвольный после какого-то экзамена, был затащен на «Алису» одногруппниками и от усталости отрубился сразу после исторической песни «Красное на чёрном». Больше Подорожный Кинчева вживую ни разу не лицезрел, однако тот концерт ему «в целом понравился» – о чём он с тех пор любил упомянуть, если приходилось к слову. Не полёт в космос, конечно, но тоже событие – особенно для тех лет. Однако после знакомства с Александром Степановичем романтик по имени Рита Пнёва ещё долго размышлял на тему «крутой олдовый алисоман в стенах филфака» и представлял: возвращается её научный консультант домой, надевает старую косуху, вешает на шею красно-чёрный шарф – и на концерт или сходку какую-нибудь…

 

Через десять минут очередной семинар по курсовым был объявлен открытым.

– Ну что, коллеги, определились с темами? – риторически спросил Романов.

Никто не решился ответить за всех, поэтому Андрей продолжил:

– Ко мне вот на неделе Юлианна подходила, Надя, и… ещё кто-то…

– И я, – подсказал Серёжа Кириллов – тот самый паренёк в толстовке с черепами.

– Точно. И вы, – подытожил куратор. – А как дела у остальных?

Под «остальными» явно подразумевалась Рита.

– Всё хорошо, – улыбнулась она. – Мне удалось-таки побеседовать с Александром Степановичем…

Романов решил притвориться, что ничего об этой беседе не знает:

– И как?

– Замечательно! Будем про Гессе писать… Что такое? – насторожилась она: очень уж подозрительно Андрей Венедиктович вдруг заухмылялся.

– Да я просто подумал, что вы лёгких путей не ищете. Вот ваши коллеги пишут у меня на понятные темы: фонетические изменения в немецком языке, исчезнувшие грамматические категории… А литература – такое дело… там ведь ничего определённого быть не может!

– Не может, – согласилась Рита. – Не математика всё-таки...

Одногруппники на задней парте оживились.

– И всё равно нам нужны какие-то критерии! Вот вы мне, помнится, сказали, что «Степной волк» – лучший роман Гессе… на той неделе…

– Я до сих пор так думаю, – кивнула Пнёва, сложив ручки в замочек.

Романов еле удержался, чтобы не цокнуть языком:

– Слишком субъективно! Если напишете об этом в курсовой работе, сошлитесь на авторитетные источники…

«На Кинчева, стало быть», – подумала Рита.

– …на которых это мнение основано! Есть у вас такие источники?

Повисла пауза.

– Это моё личное мнение, – произнесла нерадивая студентка. – Я ещё имею на него право?

Романов опешил. «Ну, научил, Александр Степанович!..».

– Имеете, конечно… Надя, а как ваша тема звучит?

За несколько лет преподавательской деятельности с ним ещё никто так не разговаривал. Под аккомпанемент Надиной речи, похожей на научный доклад, он покосился на Риту: повернулась к окошку и сидит размышляет – дай Бог, если о «Степном волке». «Слова ей не скажи!..» – подумал Андрей Венедиктович – без особой, однако, злости.

 

– ...С нами ещё один кент с зарубежных литератур увязался – такой, знаете, крутой – ну, типа крутой, – ни одного концерта не пропустил за три года... Перед этим он клюкнул – я уж не заметил, где, – и заявил нам: «Я сегодня на сцену залезу и Кинчеву руку пожму!». Мы ему говорим: ну ты, Антоха, рисковый парень... лезь, конечно, если хочешь, только тебя охрана заметёт! А он и говорит: для меня Костя...

– Лексикологию обсуждаете? – вопросил из-за спины невесть откуда взявшийся Романов.

Подорожный вздрогнул и подавился своей вдохновенной речью. Рита обернулась:

– Ой, Андрей Венедиктович, хорошо, что вы пришли – мы тут как раз вам первую главу показать хотели! – Она полезла в свой рюкзак с волчьей мордой и достала аккуратную папочку формата А4. – Вот... тут, типа, семь страниц...

– Спасибо, буду изучать, – солидно кивнул научрук, пытаясь сдержать улыбку.

– Ну, я тогда пойду? – скорее сказала, чем спросила, Рита. – До свидания, Александр Степанович!

За дверью мелькнула волчья морда. Преподаватели проводили девушку взглядом, переглянулись и засмеялись.

– Откуда что берётся... – Андрей откинул волосы со лба и повернулся к коллеге: – Молодец, Саша! Семь страниц за месяц – это, в общем... неплохо! («Своих-то я даже на введение не могу раскрутить», – подумал он, но вслух почему-то не сказал).

– Не я же это пишу, – улыбнулся Подорожный. – Ей нравится тема, это главное...

– Да, – подумав, согласился Андрей Венедиктович. – Главное.

 

– К концу первого семестра каждый студент должен выступить с докладом, показать научному руководителю введение в курсовую работу и список книг, которые он будет изучать на каникулах! Сейчас конец ноября... – Романов бросил взгляд в окно, за которым падал характерный для питерской осени снегодождь. – И что я вижу?

– Что вы там видите? – почти эхом спросила Юлианна Пирогова – очень симпатичная, но ещё более ехидная, чем Рита.

– Вот именно, что ничего! – развёл руками куратор. – Ни списка, ни введения... а у некоторых, – посмотрел он на Сергея, – и темы нет до сих пор!

Парень вскинул голову:

– Тема была! Вы сами сказали, что для первой курсовой она слишком сложная...

– У вас было достаточно времени придумать что-нибудь попроще!

– Ну из воздуха-то её трудно взять... – буркнул Кириллов.

– Не из воздуха, – поднял указательный палец Романов, – а из книги, которую я вам порекомендовал! Вы её читали?

– Нет, – хмыкнул Сергей, – как и вы...

Андрей Венедиктович улыбнулся и прислонился к стенке:

– Виноват, признаю! Столько книг хороших выходит по германистике, всего не перечитаешь! Вот, кстати, захожу я вчера в библиотеку...

Юлианна и Рита многозначительно переглянулись: рассказы Романова про библиотеку – это надолго.

– ...Ну, если вам сегодня больше нечем меня порадовать, можете идти... – сказал Андрей Венедиктович минут через двадцать. – Но вы поймите: то, что вам предлагаю я, это... глобально! Это я удочки закидываю, чтобы вдохновить вас на исследования! А вы, отталкиваясь от этого, сами подходящую тему выбирайте...

Романов повернулся к Рите – кроме неё, в кабинете больше никого не осталось, – и сказал:

– А вот вы молодец! Взялись, работаете... – Он вздохнул: всё-таки студента, отступившего от «чистокровной» лингвистики, считать своим он не мог, как ни старался. – Может, вы в следующий понедельник выступите с докладом?

– Легко, – без обиняков сказала студентка. И вдруг усмехнулась: – Вы тут про удочки сказали... Я вспомнила, как мой дед однажды рыбу ловил: две удочки на берегу оставил и домой вернулся. «А чего, – говорит, – всё равно у нас на озере ни рыб, ни людей! После обеда заберу, а пока пчёл проверю...». То есть, кто успел уплыть – уплыл, кто клюнул – на крючке, бедный, бьётся, – а рыбаку всё равно, он далеко уже!.. Ладно, Андрей Венедиктович, до свидания, – засмеялась она и вышла из кабинета.

Романов закрыл глаза и тяжело опустился на стул.

 

– Безумие у Гессе – совсем не то, что пушкинское «не дай мне, Бог, сойти с ума»! Для Степного волка, Гарри Галлера, это – цитирую – «призыв отбросить разум, скованность, мещанские условности и отдаться бурному, не знающему законов миру души, миру фантазии», конец цитаты! Для создания словесного образа сумасшествия – в гессевском, опять-таки, смысле, но другого нам и не надо, – важны такие лексемы, как «бурный», «фантазия», «душа»...

Андрей Венедиктович слушал Риту, стиснув зубы. Его раздражало решительно всё: гладкая, плавная и совершенно ненаучная речь, блеск в глазах при одном упоминании имени Гессе (кого бы немецкая морфология так вштырила...), интерес, с которым докладу внимали коллеги... а больше всего – свой собственный интерес. Несмотря на параллель между его кураторством и историей дедушки-рыболова, которая уже две недели не шла у него из головы. И ведь хоть бы что: скажет тебе что-нибудь такое и улыбается... это, мол, такой юмор, и обижаться на него вам, герр профессор, никакой нужды нет...

– Вашу бы энергию да в правильное лингвистическое русло, – похвалил он докладчицу, когда та – как обычно, последняя – выходила из кабинета.

– Мне и в моём хорошо, – лучезарно улыбнулась Рита. – Да и Александр Степанович вроде доволен...

– Александру Степановичу, – хмыкнул Романов, – я скажу, чтобы он был с вами посерьёзнее. То, что вы говорите – это, конечно, интересно... но мы же здесь наукой занимаемся!

– О ней тоже можно говорить так, чтобы было интересно, – заявила Рита.

Андрей чуть не задохнулся. Ничего себе тонкий намёк!

– Вы... это... к практической части работы когда приступите? – строго спросил он. – Пора бы уже!

Пнёва капризно протянула:

– Ну, Андрей Венедиктович... в этом семестре же только введение...

– За второй семестр вы с ним словарь не составите! – отрезал Романов. – Пришлите мне к декабрю список слов! Если вы этого не сделаете, я вас... к экзаменам не допущу! – гаркнул он и понял, что тут уж перегнул палку.

Повернулся – а Рита всё так же стоит и на него смотрит. Кривая усмешка, взгляд исподлобья... «Насквозь видит», – подумал Андрей и почувствовал, как на лбу выступила испарина.

– Ладно... Пойду скажу Александру Степановичу, что вы его к экзаменам не допустите. – Рита взяла сумку и вышла, прикрыв за собой дверь.

 

Романов плюхнулся на стул. Вот уж штучка! Точно, сейчас побежала на русскую кафедру: а-а-а, меня Андрей Венедиктович обижает!..

Переведя дух, Романов решил, что его может успокоить только наука – «настоящая» наука. Он вспомнил, что к сегодняшнему дню двое «птенцов» таки прислали ему введения в свои труды, и их неплохо бы проверить. «Там хоть темы человеческие...» – подумал он, открывая ноутбук.

Папка «Курсовые», которую Андрей стал искать в открытом окошке, почему-то никак не хотела находиться. Папки вообще как будто исчезли – на их месте красовалось огромное количество файлов разных типов. На букву «к» были какие-то странные видеозаписи: «Камеди Клаб»... «КВН»... «Кинчев упал со сцены»...

Романов схватился за голову. Что это такое?! Где курсовики? Вот тебе и сумасшествие в гессевском смысле!..

Тут он увидел в USB-отверстии флэшку с танцующими человечками и понял: Рита ушла, забыв своё цифровое хозяйство. «Ладно, послезавтра верну...» – подумал Андрей и, борясь с желанием полазать по чужим документам, уже почти отсоединил девайс, как вдруг ему бросился в глаза заголовок: «Песня для А. В.».

Он посмотрел ещё раз, повнимательнее. Да, так и есть. Аудиозапись. «Всё равно я бы её услышал, раз она для А. В.», – подумал Романов, оглянулся, сделал звук динамиков потише и нажал Enter.

Из ноутбука полилось бодрое шумное вступление, после чего зазвучал хрипловатый голос лидера «Алисы»:

 

Моя земля! Мой дом! Моя голова! Воля ветра в груди!
Мои слова, любовь, да рокот гитар – всё, что нужно в пути!
Я знаю сам, зачем иду по земле! С кем мне легче дышать!
Кому служить! С кем жить! Кого не любить! А кого уважать!

 

«Понятно, – подумал Романов, – теперь у нас ещё и песенка появилась про то, что мы – сами с усами. Здрасте».

 

А если тебе не по сердцу мой путь,
Выбери свой или выбери, с кем,
А мне по барабану вся эта муть,
Я не червонец, чтобы нравиться всем!

 

Андрей фыркнул. Не червонец она! Да кто бы сомневался!..

 

Я никогда не жёг чужих городов, а свои не берег!
Я никогда не пел для сытых углов, пел для пыльных дорог!
Моя душа звенит дождю в унисон, пенит землю грозой!
Я вышел в мир один, сжигая мосты, я шёл своей колеёй!

 

«Опять своей колеёй... Остальные-то все, кто до тебя ходил, – дураки нетёсанные...».

 

А если тебе не по сердцу мой путь...

 

Романов вырубил песню, захлопнул ноутбук, положил локти на стол и закрыл лицо руками.

 

На защиту курсовой Рита шла бодро, расправив плечи и высоко подняв голову. Текст своего труда она прислала преподам ещё в начале мая – и Александр Степанович, и Андрей Венедиктович выразили полный «одобрямс». Дело осталось за малым – забацать пятиминутное выступление и ещё раз покорить их. Уж это ей, Рите Пнёвой, просто не может не удаться. Ещё бы, у неё ведь даже презентация есть – интересная, красочная… не зря вчера битых два часа над ней сидела! Романов этот, ёжик всех туманов, под вечер е-мейл прислал: «…Эрна Генриховна сказала, что в кабинете будет вся необходимая техника – значит, ожидаются презентации! Подойдите к этому вопросу серьёзно :)…» и т. д. Рита пару минут поскрипела зубами – он-то как ко всему серьёзно подошёл, только на ночь глядя вспомнил, да ещё и «смайлит»! – и стала действовать… Ну, зато сегодня ей успеха не миновать! Тем паче, остальные навряд ли будут так же ответственны – некоторые, она знает, вчера ещё курсовые дописывали…

За пять минут до начала защит Рита сунула свою флэшку в ноутбук Романова, открыла файл «волчара.ppt» и – о, ужас ужасов! – увидела на месте картинок пустые рамки с красными иксиками в углу. Что за?.. Видимо, она повставляла сюда изображения из памяти домашнего компа, а не с флэшки… хорошо хоть на ней они сохранились… Неплохо бы исправить ситуацию на перерыве, но у неё выступление в первой части. Надо по-срочному поменяться с кем-нибудь!

В эту минуту мимо как раз проходил Романов. Пнёва бросилась ему наперерез:

– Андрей Венедиктович, беда! У меня в презентации картиночки не отображаются… Можно я на большой перемене ноутбук займу и всё в порядок приведу?

Романов удивился: научный доклад с картиночками?.. Однако постарался ответить как можно серьёзнее:

– Хорошо. Но, если мне не изменяет память, вы до перерыва выступаете?

– Так я о том и веду речь! – всплеснула руками Пнёва. – Меня нельзя ни с кем поменять?

Андрей задумался.

– Ну, спросите коллег. Может, кто согласится…

– Отлично! Спрошу, – пообещала Рита и пошла искать коллег.

Далеко идти не пришлось – в коридоре скучал Сергей, выступление которого должно было состояться через три часа.

– Ты защищаешься под восьмым номером?

Парень кивнул.

– Слушай, – зачастила Рита, – будь другом, давай поменяемся! Я пятая, но мне на перерыве кое-что доделать надо…

– О’кей, – пожал плечами Серый. – Чем быстрее выступлю, тем лучше.

– Спасибо тебе! – пылко воскликнула Рита и снова подлетела к Андрею Венедиктовичу: – Мы с Сергеем договорились рокировку произвести…

– А, ну хорошо, – одобрил научный руководитель.

Рита почти вприпрыжку побежала к своему месту. Андрей вздохнул: что бы он ни говорил, на душе у него стало не очень хорошо – в частности, после обмолвки о картиночках…

 

Во время сетов коллег Рита безуспешно боролась с зевотой. Не, в целом-то ребята молодцы, даже презентации у всех оказались – но такие уж скучные да чёрно-белые! И текст – чистое введение из курсовой, как будто Андрей Венедиктович его не видел… Вот она зажжёт так зажжёт!

– …А сейчас, – объявила Эрна Генриховна, – студентка немецкого отделения Маргарита Пнёва. Работа на тему «Лексика безумия в романе Германа Гессе «Степной волк»…

Уже одна только тема всех эпатировала. Когда через кабинет прошествовала сама докладчица, все удивились ещё больше: не в пример приверженцам чёрного низа-белого верха она была в майке группы «Алиса». На спине красовалось название коллектива и Кинчев с кем-то из музыкантов, показывающие… средний палец. Видимо, для некоторых экзамен действительно всегда праздник…

Рита села за стол с ноутбуком, закинув ногу на ногу. Спереди на футболке оказалась мене эпатажная фотография – просто Кинчев в окружении громов и молний, аки бог Перун.

– Ну что ж, – начала Пнёва свою речь. – Как уже было сказано, моя тема – лексика, с помощью которой Герман Гессе создавал образы безумного в своём «Степном волке»…

По мере того, как она говорила, на экране появлялись тема работы, портрет Гессе и фото волка, воющего на луну. «Хорошо хоть не картинка из мультика «Жил-был пёс»…» – подумал Андрей Венедиктович, который уже начал волноваться.

– При составлении словаря этой самой лексики я пользовалась немецким толковым словарём, вышедшим в середине прошлого века…

На экране появилась обложка упомянутой книги.

– …и, каюсь, современным немецко-русским переводным словарём…

На экране появилась и эта обложка.

– …потому что я ещё недостаточно хорошо владею языком Генриха Гейне и Тилля Линдеманна…

Разумеется, на экране сию секунду возникли автор «Зимней сказки» и солист «Rammstein». Все принялись оглядываться на Романова, который уже медленно зеленел.

– Итак, о лексике безумия. Начнём с подзаголовка книги – «Только для сумасшедших»… Между прочим, эта фраза послужила эпиграфом к альбому моей любимой группы «Алиса» – «Для тех, кто свалился с Луны»!

Следом за эпохальным эпиграфом на экране появилась обложка этой пластинки…

Ну, и всё в таком духе.

Наконец дали слово научному руководителю. Андрей Венедиктович прокашлялся и начал:

– К сожалению, я не проследил за подготовкой моей студентки к защите… в частности, за презентацией…

«Фу-ты ну-ты! – подумала Рита. – Как мама гадкого утёнка! Все же улыбались – значит, понравилось…».

В конце Романов постарался её реабилитировать:

– Научным консультантом Риты был Александр Степанович Подорожный – увы, его сегодня здесь нет, – наш коллега с кафедры русского языка, профессиональный лексикограф… так что к четвёртому курсу мы на своей кафедре тоже получим такого специалиста…

Судя по взглядам, которыми одаривали Риту, верилось в это не всем.

– Ну что ж, – вступила Эрна Генриховна, – последнее слово докладчика?

В этом месте предшествующие «семеро козлят» подробно благодарили тех, кто помогал им в работе. Рита решила не ломать традицию, но выразилась кратко:

– Всем спасибо, всех люблю. – И послала воздушный поцелуй Андрею Венедиктовичу.

Позеленевший Романов уронил голову на руки…

Когда Пнёва вернулась на своё место, на неё ни с того ни сего наехала Надя:

– Рит, ну что за «всем спасибо, всех люблю»?! Ты же не на дне рождения! Тут такие люди сидят!..

– Но я ведь их правда люблю, – захлопала глазами Рита.

Слушая следующего докладчика с монохромной презентацией, она расслабилась. На ум пришла замечательная фраза: «Победителей не судят»!

А вот что насчёт фразы «не говори гоп, пока не перепрыгнешь»?..

 

«Ох уж этот отчёт!.. – думал Александр Степанович, несясь вверх по ступенькам. – Наверняка я уже к шапочному разбору приду… ну, зато хоть узнаю из первых уст, что там было…»

– Как дела? – громко вопросил он, заметив вдалеке две знакомые фигуры.

Подойдя ближе, Подорожный воочию увидел ответ на свой вопрос: Рита и Андрей Венедиктович сидели у кафедры и ревели. Точнее, плакала Рита, а Романов хлопал её по плечу и пытался утешить. Но она продолжала хлюпать носом и лопотать что-то маловразумительное: «…а про Тилля-то когда сказала – заулыбались все… знают, стало быть!..»

– Четвёрка, – пояснил Андрей подошедшему коллеге.

– Господи! – Александр сел по другую руку от своей подопечной. – И из-за этого слёзы?

– «Презентация подвела»! – произнесла Рита с интонацией Эрны Генриховны. – Как будто это главное!..

Романов улыбнулся:

– Ну, презентация немножко детская получилась, тут уж…

– И что?! – вскинула голову Пнёва. – Индивидуальность наказуема? Надо строить из себя учёную даму, даже если это не созвучно состоянию души? И вообще, главное – это текст курсовой…

Андрей поджал губы:

– Не всякий вас, как я, поймёт… И в презентации текст отражён не был!

– Мы-то с Ан… Андреем Венедиктовичем вашу работу читали, – подключился Подорожный, – а комиссия – нет!

– Не читали и оценивают… – пробубнила Рита.

Преподаватели переглянулись.

– Двенадцать работ по двадцать страниц за короткий срок не осилишь, – усмехнулся Александр Степанович. – Поэтому презентации и придаётся такое значение.

Рита вздохнула.

– Да понятно, что, кроме себя, мне винить некого, – неохотно признала она, – но… всё равно ведь на ерунде прокололась!

Романов наклонился над её ухом и громким шёпотом сказал:

– Вы, конечно, не червонец, чтобы нравиться всем… но иногда в ваших интересах сыграть по правилам.

Подорожный нахмурился: это что за анархия-мать порядка? Но, увидев искреннее одобрение во взгляде Пнёвой, сменил мысленный гнев на такую же милость. Иногда с людьми лучше разговаривать на их языке…

«В следующем году буду с ней построже, – подумал Романов. – Пришлёт часть главы – никаких похвал, только «получил, есть замечания». Студентов лучше сразу на научный лад настраивать... Это только от меня зависит...»

Но в следующем году от Романова уже ничего не зависело, потому что Рита перевелась на русское отделение.