Десять дней, которых не было

Десять дней, десять историй, подслушанных или придуманных. Десять сумеречных дней, идет мокрый снег. С прологом и эпилогом.

Заполненные запахами, склянками, капельницами. Неживой жалобной перекличкой несчастных: «Ахот, ахот! Ахот»...* Неуклюжим юмором медперсонала.

*)Сестра (ивр.)

По соседству лежит старый рав*. Вечер пятницы, начинается шабат. К нему пришла стайка бесцеремонных юных ешиботов**. Уселись в кружок, раскачиваются, читают нараспев Тору, гундосят неимоверно. Почему-то рассорились, спорят на иврите. Рав слушает, чуть склонив голову и прищурив один глаз. Потом говорит тихо так:

– Шабат шалом лахем, еладим!***

Те замолчали и разом уставились на него.

*)Раввин (ивр.)

**)Учащийся ешивы, религиозной иудаистской школы, вроде

гоголевского бурсака.

***)Доброй субботы вам, мальчики! (ивр.)

Ну почему так? Много лет назад на стене своей прокуренной комнаты написал аршинными буквами: «Если хочешь о чем-нибудь думать, думай о любви! Что мы без нее?»

Старательное в телефонной трубке: «Ани охэвет отха!»*

И теперь, за тысячи лет и километров от моей коммунальной берлоги опять та же мысль: «Что мы без нее!» А ведь это было в прошлой жизни. Мудреть пора. Не выходит.**

*)Я люблю тебя! (ивр.)

**)И сейчас напишу во всю любую стену: «Что мы без нее!»

Это началось на третий день. Клиника, скажете? Может. Пишу и отвечаю на несуществующие отзывы и рецензии, но мысленно. Перед глазами бегущая строка неоновая, но ведь не бывает дыма из ничего?

Тема в «Курилке» была, Летящим затронута: «если завтра не будет свистка.ру, то я...» Вот и ответ вроде сам получился.

*)Поэтический сайт в интернете.

В который раз подхожу к вечернему окну. Там дождливо или снежно, не понять. Только высоко в небе чутьем угадывается бесконечный полет большой серой птицы, еле заметной в белесой мути облезлого неба и существующей только в сознании моего беспечного друга...* Сумеречная Птица Ашиой, всегда летящая на север.

*)Мной же и придуманного.

Мы были вдвоем столетье,

Даже больше. Пора настала.

Это долгий срок для «вместе»,

Для «всегда» это очень мало.

Мы дошли до конца пути,

Знаешь, нам будет больно.

Я тебя попрошу уйти,

И дать умереть спокойно.

Не хочу до ста двадцати!*

На полустанке перед конечной

Я попробую тихо сойти,

Я уставший. Я смертный. Не вечный.

*)«До ста двадцати» – традиционное пожелание еврейского долголетия.

– Эй, Маша! Ты ведь Маша?

– Ну да, Маша.

– А что поешь громко так? Утро, спят ведь!

– Ой, я громко? Не заметила совсем, простите, задумалась.

– Fall in love? *

– А откуда вы видите?

Улыбаюсь загадочно:

– Светишься.

– Ой, спасибо вам! Простите, побежала я!

– Беги. Баацлаха лах!**

Убежала. За что спасибо-то? Мне и самому моложе стало.

*)Влюблена? (англ.)

**)Удачи тебе! (ивр.)

Болгарский рабочий, совсем мальчишка. Месяца три назад случайно попал «под раздачу», так часто бывает. Львиная доля гвоздей и гаек, начинявших бомбу, досталась ему. Он умирал очень долго, изредка приходя в сознание. Говорил о девушке, которая вот-вот прилетит к нему, ведь он купил ей билет на самолет. Она прилетит, а он вот...

Ему так никто и не сказал, что она не прилетит. Никогда. Самолет ее был сбит шальной украинской ракетой и упал в Черное море.*

*) «над Черным морем ракетой ПВО Украины был сбит пассажирский самолет авиакомпании "Сибирь", совершавший регулярный рейс по маршруту»... (из сводки новостей)

Мусульманским женщинам нельзя смотреть в глаза. Неприлично, почти оскорбление. Я и не смотрю, стараюсь. Но иногда мы встречаемся взглядами, на долю секунды. И успеваю увидеть глубоко спрятанный свет в ее глазах.

Она не отходит от брата третьи сутки, он не шевелится уже. Ее некрасивое лицо совсем осунулось. Но глаза, я невольно ловлю их взгляд, в нем столько тоски и обреченности. Покорности и страха. Она еле заметно мне улыбается, самым краешком губ. Я вижу ее душу.

Она забирает брата и уезжает. Наливает стакан воды, подходит, протягивает мне.

– Счастья тебе, – говорит по-русски.

Я ничего не отвечаю.

Все мы под ним ходим. Боже, Боже праведный! Все разные, а живем во имя твое. И все любят тебя, но по-разному. Кто как умеет.

– Где ты, Ицхак? Ты знаешь, где ты?

– Знаю, это старый хедер*. Я знаю.

Разные, жестокие или милосердные, злые, добрые... И живем все по-разному. А кто рассудит справедливо, да и есть ли она, справедливость? Или тоже – каждому своя?

– Ицхак, знаешь ли, где ты?

– Знаю. Я дома.

Лежит старый Ицхак, проводами-шлангами опутан. Матерится по сапожному, но бессильно. По мятой щеке слеза стекает. Толку-то, дома он уже.

*) Комната (ивр.)

Маленькая девочка в инвалидной коляске, повторяет монотонно в мобильный телефон:

– Аба, аба! Аба, бэвакаша!*

Тут же безнадежное и невыразительное сменяется искристым счастливым смехом:

– Папочка!!!

*) Папа, папа, пожалуйста! (ивр.)

Решено, отныне по субботам буду зажигать свечи. Просто так, для себя, буду смотреть, как в шабат горят свечи. Наверное, пора уже.

Наступило утро, самодовольное и сияющее, как молодой ешибот, бесцеремонное, как араб-уборщик. Первое ясное утро после десяти сумеречных дней.

P.S. Все разъехались, и я. Бестолково-счастливая Маша, растерянная девчушка с мобильным телефоном. Арабское семейство, они уехали в Рамаллу, в тамошнюю больницу. Позже мне скажут – фамилия паренька Баргути, какой-то родственник.* У него энцефалит, а застрелили – было бы не жалко. Или нет?

*) Марван Баргути – палестинский террорист, лидер «Танзим», его руки по локоть в крови.