Красная шапочка

* * *

 

 

 

            1

 

Ох, времена наши – дни большой беды,

ох, времена наши – не к делу рук труды,

тоска, запустение, лес кругом,

по которому, если успеть, бегом

бежать надо: чёрная жуть висит

с ветвей, качается, путь кропит

ядом чёрным. Голодуха в лесу – пора

смерти, холода, тоска нутра…

 

            2. Волк

 

Смерть меня припасла

на́ зиму, сохранила,

ободранного догола,

без зубов, без силы.

 

Смерть меня привела

на большую дорогу:

«Будут тебе дела,

будет тебе подмога!»

 

Сижу и кого-то жду –

людей прохожих? –

Их и свою беду!

Беды схожи.

 

        *   *   *

 

Нет никого, пуста

вселенная, неуютна.

Лесная моя верста

никому не попутна.

 

            3. Волк

 

Лес начинает свои сны

о еде, о сытом

брюхе набитом,

о дожившем до дней весны

сером волке,

да во снах неспящему мало толку!

 

Спать бы, как брат медведь.

Для чего ж бессонницу мне терпеть,

что такое показать задумал

мне Творец лесов, и зверей, и птиц

сквозь холод, сквозь смёрзшийся лёд ресниц?

Думал, задумал, всю шкуру сдунул!

 

Смотри, волк!

То, что другие не видят, видь, волк:

как убывают время, тепло и лес,

как убывает тот, кто смотрит на нас с небес,

как убываешь ты сам, ничтожась,

весь до конца избывая ужас.

 

            4

 

Пусто в лесу. Темнейшее время года

наступило, уже не отступит, смерти

красота ледя́ная и свобода

на сердце волчье нисходят вместе.

 

До грязи не надо ждать, мокрой, чёрной.

Вышел год. Что воешь, нового ожидая?

Весны последней, весны тлетворной

уже не будет: была такая.

 

            5

 

По всем расчётам мудрецов,

по всем верованиям простецов

выходит, что это – последняя зима,

её благословенная тьма

не сойдёт с Земли.

 

Ибо нечего видеть свету,

догоняющему планету,

кроме мерзости – все на всех;

вылинял с мира его богатый мех,

мослы выпирают земли.

 

            6. Волк

 

Адский голод,

астрономический холод,

нули прениже абсолютного.

А мне под небом пустым

мести хвостом своим.

 

Стоит под небом мой лес,

исполненный снов, чудес,

видят его путники,

которые в него не войдут –

мимо путём обогнут.

 

Когда я говорю – не верь,

что, мол, волк, обыкновенный зверь,

бегающий под луной,

хищной повадки раб,

вот только ослаб.

 

Когда я говорю – пойми

умыслы смерти, сними

с ближней, несытой

лёгкий её покров,

увидь до самых основ!

 

            7

 

А человек умнее зверя, знает

времён ход, защищает человек

от холода себя чужим, богатым

руном.

               Ещё огонь ему подвластен –

пылает безопасно, славно греет.

 

Жилья людского запахи по ветру

далёко. Только бо́льшая тоска

от них в свободном, вещем волчьем сердце…

 

Какая хитрость низкая – так жить,

выгадывая дни, недели, всю-

то зиму…

                    Отстраняясь от судьбы

зверей и птиц.

                             Ах, подлый человек.

 

            8

 

В доме мать живёт,

с нею дочь живёт,

то одна печёт,

то другая шьёт.

 

В доме две живут,

время стерегут,

и, одну зовут

как, не скажем тут.

 

В доме чистый пол,

в доме полный стол.

Кто бы, гость, пришёл,

на огонь забрёл!

 

А ничьи пути

к дому не свести,

с лесом не шути –

никого не жди.

 

Тишина одна

у тоски и сна.

А когда весна? –

Никогда весна.

 

            9

 

Жить бы до самой заветной весны,

жить бы да жить, видеть светлые сны –

жизнь ничего не изменит двоим

клушам, наседкам, жиличкам своим.

 

Смерть далека, за лесами, о ней

можно не помнить, весенних ждать дней –

будет весна, и пойдём хоронить

тех, кто не стали до тёплых дней жить.

 

            10

 

И жить бы им жить, поживая,

до самой далёкой весны,

и жить бы им, не замерзая,

спокойно жить, не голодая,

глядеть свои долгие сны.

 

Но узы родства кандалами

висят, давят, просто не снять,

и сны стали вещими снами:

в них та, кто живёт за лесами,

является, хочет сказать.

 

            11. Старуха

 

Так течёт родная кровь,

повторяет вновь и вновь

в поколениях за нами

постоянные черты –

судьбы общей простоты

в час недобрый правят нами.

 

Мы не так-то далеки –

по местам и ходоки

долгим полем, чёрным лесом;

вёрсты – выси – холода –

неба чёрная вода

над застывшим мёртвым лесом.

 

Приходи, душа моя,

мы с тобою род-семья,

приноси с собою жертву:

пироги лежат в суме,

думы чёрные в уме –

мёртвым грев, а богу жертву.

 

            12

 

Кто

тянет

вниз, в смерть? –

Родня, родня!

Не знать бы,

не помнить,

целость свою храня!

 

Представлять себя

отдельно

от ихней слабости,

их богадельни.

 

Как зверь в лесу честен и строг,

как зверь в лесу, как бог,

родства не знающий,

не считающий,

быть бы!

 

Течёт по щеке глупая людская слеза,

когда холодно, и течь нельзя,

и жалеть нельзя, –

с кровью отдирать будешь!

 

            13

 

С чем угодно можно примириться,

не со смертью только, не со смертью,

со своей, с чужою – невозможно.

Надо собираться, торопиться,

чем угодно делать персть – не перстью

лишь бы. Хоть бы шатко, хоть бы ложно…

 

            14

 

А мать пошла б сама, да не идёт –

дочурку снаряжает, одевает

в старьё. Откуда роскошь вся такая

кричащая, потрёпанная? В красном

пойдёт по лесу, хорошо, людей

об эту пору года нет в лесу…

 

            15. Мать

           

Пойди-ка отнеси ей, чтоб, насытясь,

пережила старуха зиму. Надо

горячего ей. Чем потешим душу?

А щедрым пирогом с капустой, мясом,

вязигой, чем ещё трещит, пыхтит

от щедрости, от пыла-жара корка

в разломах и дымится. Отнеси.

И лес тебе поможет в деле славном,

благом.

                И лес шумит, лес ждёт даров,

простого человечьего тепла…

 

            16

 

Пуста дорога, возьми с собой

припаса много, и бог с тобой;

ступай сторожко, Полярной свет

звезды путь скажет, а нет – так нет.

 

Когда покружишь пяток недель,

когда походишь, как та метель,

всегда наткнёшься на дом-избу,

в дому старуха лежит в гробу.

 

Ей хлеб протянешь, и мёртвый лик

покроют сети-морщины вмиг;

вдыхая запах, вдохнёт она

и душу снова, что не видна.

 

            17

 

Она выходит. Дверь за нею хлоп,

и нет пути попятного, а стужа

приветствует: что новое тепло –

то ей приятно, естество щекочет,

не только ж лёд глотать.

                                               Шаги скользят

в лес тёмный… Долго тянется дорога.

 

            18

 

Тянется дорога, мёртвая тропа,

сыплется на землю снежная крупа,

красное мелькает ночи посреди,

то ли ещё будет красно впереди!

 

В маске, в шапке, в алом виде на ветру

встала, лес пугая, встала на юру.

Понесётся с горки, вниз и вниз скользя, –

ни замедлить как-то, ни свернуть нельзя.

 

            19

 

Начинается ночь –

это время тоски и распада;

начинается ночь –

время стылого, лютого ада;

в мире нет Никого,

кто в белейшем снегу укрывает

свою волю-метель,

сам метели своей подвывает;

в мире нет Ничего,

кроме леса, вершин его шатких,

в мире страшно и нет,

и не всё озаряет разгадка

нашей смерти – замёрз

её шаг, её вид до весенних

дней, уныл и тверёз

лес и снег, чтоб идти, по колени... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в сентябре 2021 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2021 года в полном объёме за 97 руб.:

Банковская карта:	ЮMoney:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина» и введите ключ дешифрования: 8u-ULp9Qcf_O-gkVBaBI2w		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению сентября 2021 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

 

 

	Поделиться: