Царевич Алексей

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за февраль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 12 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Камера в Петропавловской крепости. Молодой человек ожидает казни, но продолжает надеяться на чудо. Чтобы скрасить часы одиночества или чтобы выведать то, перед чем пытка оказалась бессильна, ему принесли старые раёшные куклы. Говорят, он большой мастер устраивать представления. Внимают искусству уходящей эпохи за стеной слушатели, а за дверью, около глазка, зрители.

 

Скоро начнётся представление, а пока молодой человек склонён над кукольной сценой и что-то увлечённо мастерит.

 

            Алексей:

Ни о чём больше не попрошу его, только о казни, о настоящей торжественной казни. Как он тогда стрельцов в Кремле! И я тоже хочу под славное московское солнышко. На людей православных посмотреть в последний раз…

Жаль, не будет этого.

Не удостоюсь!

Здесь, как собаку!

 

На кукольной сцене начинается действие. За всех кукол говорит Алексей. Вот уж действительно: «Какой великий артист погибает!».

 

Появляются две куклы, одна напоминает видом самого автора, Алексея, другая – императора Петра; в руках у куклы-императора топор, которым она постоянно пытается достать куклу-Алексея. Получается потешное и поучительное зрелище.

 

            Кукла-Алексей:

Топорное действо нашей Истории

кончено, кончено, кончено.

Мы теперь только наши виктории

празднуем солнечно, солнечно, солнечно!

 

А казни у нас в тишине совершаются,

в строгом уединении,

особенно такие, когда весы качаются

в общественном мнении.

 

Ибо так лучше для воспитания нравов

и чтобы не сомневались в самодержавии.

Мол, политика у нас определяется правом,

а топоры в небреженье заржавели!

 

            Кукла-Пётр:

Попался, так не жалуйся!

                                             А как бы,

царевич, одолжил ты, если б сам…

 

Закрепишь за решётку ремешок,

замешкаешься, истово крестясь,

и, ножками задёргавшись, запляшешь.

 

            Кукла-Алексей:

До смерти дотерпеть мне хватит сил!

 

            Кукла-Пётр:

Упрямства досмотреть позор российский!

 

Эта сцена уже не может хорошо закончиться для Алексея; он прокашливается, разминает руки и начинает заново.

           

            Кукла-Алексей:

Ты б лучше отпустил меня; не хочешь,

чтоб в монастырь, – так велика земля,

и что тебе за дело, пусть по ней

гуляю. От всего ведь отрекусь

как надо: устно, письменно; как хочешь:

в Сенате, в церкви.

 

            Кукла-Пётр:

                                   Страшно умирать?

 

            Кукла-Алексей:

Конечно, страшно. А ещё страшней

оставить на стране пятно такое,

грех смертный.

 

            Кукла-Пётр:

                            Наши ушлые попы

отмолят.

 

            Кукла-Алексей:

                 Есть же место частной жизни…

 

Остальные куклы начинают потешно подпрыгивать, распевая.

 

            Куклы:

Чтоб расхаживал по миру почём зря,

чтоб позорил власть российского царя,

новый Курбский, только ближе – царский сын?!

Не бывать такому, сам чтоб господин

самому себе, кто русский. Клейма есть –

не свести, не спрятать, а носить их – честь!

Клейма: крест свят-православный и орёл;

клейма: кнут поставил и пришпилил кол.

Клейма – сплошь изъязвлен, стигмы тут и там;

клейма – ставил, клейма – метил себя сам!

Клейма – до кости и дальше, до души,

клейма – смерть не исправляет, не спеши.

 

На этот раз кукла-Пётр умудряется как-то особенно близко и опасно махнуть топором, но кукла-Алексей успевает в последний момент увернуться.

 

Снова пытается раёшник свести сказку к хорошему концу, и снова не получается.

 

            Кукла-Алексей:

Все мы тут власти рабы,

но не Божья ведь, а человечья;

где-то нет русской судьбы,

где-то вылечим души-увечья,

выскользнем из-под тенёт:

есть свобода, не всё ведь Россия!

Кончится, сдвинется гнёт!

 

            Куклы:

Не сбываясь мечты все такие!

 

            Кукла-Пётр:

Подданный – подданный всюду,

на всё мои длани простёрты,

всюду настигнут Иуду,

в моей власти будешь и мёртвый,

память о всяком – моя!

Летописцы, поэты – по воле

царской кроят бытия

правду, где всем свои роли.

 

Царевич бросает куклы и задумывается.

 

            Алексей:

Как я его всегда боялся. До одурения, до дрожи. Боялся и любил. А теперь страх ушёл, и любви как не бывало. Несчастный верзила, считающий, что благодаря своему росту видит дальше всех остальных. А слаб, а по-кротовьи слаб глазами. Дальше своего города Питера ничего и не видит, Россию не видит…

 

(Берёт со стола бумагу, читает.)

 

«Напиши имена причастных твоему злодейскому умыслу». Легко сказать – напиши, что ж я ему, все население наше российское поимённо перепишу? Все ведь ждут не дождутся. А в первую очередь вся шайка твоя: эти Меньшиковы, Ягужинские, Шафировы – все скажут «уфф!», едва ты вздрогнешь смертно.

Эти уж в первую очередь натерпелись от тебя. Шуток твоих наслушались… Всё ты шутил, шутил, выбесил всю свою свору. Смеялись они, смеялись, а ведь не смешно, страх голимый зубы скалил.

 

Снова кукольное действо.

 

            Кукла-Алексей:

Страх голимый зубы скалил,

заливался серебро-

смехом, сердце, лютый, жалил:

«Ну, добро тебе, добро,

 

брадобрей, камзольник, плотник,

мастер-кнастер, зубодёр,

до бабёшек-шлюх охотник,

строеград, мужикомор!»

 

Пошутил над богоданной,

над печальною страной,

над землёй обетованной,

над законною женой.

 

            Куклы:

Будет хохма, шут-верзила,

и с тобой в недобрый час:

смерть-голуба копит силы

потрудиться ради нас!

 

(Начинают какую-то совсем уж дикую пляску.)

 

Сколько их, чья ждётся смерть,

призывается страной!

Господи, не дай терпеть

непременной власти строй.

 

Господи, их прибери,

сильных, кого мы достать

порывались из петли,

не смогли её порвать.

 

Пробежь лёгких, быстрых дней –

укроти их, укроти!

Господи, земных царей –

гниль да сор – с земли смети!

 

(Падают как подкошенные.)

 

            Алексей:

На всё он написал регламенты. Только свою смерть забыл. Как будто есть в этом государстве что-то важнее погребения властителя. Ну ничего, я сам пропишу!

Вот тебе прощальный подарок!

 

Снова кукольное действо.

 

            1-я кукла:

Хоронили мыши кота –

ах, суета, маета!

Лежит околевший,

нас не доевший, –

ха-ха-ха, хи-хи-хи! –

за его грехи

мы до кладбища́

пищим, таща́!

 

            2-я кукла:

Своя ноша не тянет,

«мяу» не грянет!

Премного довольны!

С колокольни

колокол звонит –

кот лежит

среди мышиного царства.

Конец зла и коварства!

 

            3-я кукла:

Усы топорщатся у мёртвого,

глаза открыты у простёртого –

не будет царствия мышиного,

действия старинного,

поскольку кота-котофеича

хороните вы теперича, –

будет священна память

и посмертно править!

 

            Кукла-Алексей:

Изображая народное бедствие,

начинается скорбное шествие,

с регламентом в строжайшем соответствии.

 

Ради Государя посмеяния и помина

первой идёт Екатерина –

портомоя пьяна, поддерживает её мужчина.

 

Проявляя интерес живейший,

вьётся, следует князь светлейший –

душа нараспашку, но человек умнейший.

 

К разврату всякому благосклонные,

идут две девки – царевны почти законные,

плачут, суки, как заведённые.

 

Затем идёт дальняя царёва родня,

запуганные и помнящие про меня, –

чтоб над ними топор не свистел, так не бывает дня.

 

Символизируя всё то, что царь затевал,

идёт главный сухопутный адмирал!

Ну так и дорога – не прорытый вовремя канал!

 

На царёвом шествии нет лишних:

идёт артиллерист и чернокнижник –

и в тех областях, куда царь сегодня, его сподвижник.

 

Ожидавшие подобного исхода,

толпятся представители Святейшего Синода,

первенствующий бурчит – сочиняет оду.

 

То не Руси-матушки супостаты,

но идут представители Правительствующего Сената,

без лести преданы, без стыда вороваты.

 

Потом гвардейские полки маршируют,

их теперь как следует – некому! – не муштруют,

поэтому они волнуются и озоруют.

 

Виновато озираясь, как будто бы в чём неправы,

идут послы одной-другой иностранной державы,

от них все беды – но богаты и величавы!

 

Последним следует быдло, чернь... а – народ!

От смерти царёвой ждут себе прав, свобод,

но всегда на святой Руси не их черёд!

 

            Алексей:

Наверное, не надо было возвращаться в Россию. Наверное, он до сих пор думает, что меня очень ловко смогли обвести его эмиссары. Совсем уж за дурачка меня держит. А может, я и есть дурачок. Решил, что стране нужна моя правда, что России нужен законный царь!

 

(Достаёт из мешка новую, не игранную раньше куклу и разыгрывает следующую сцену.)

 

            Кукла-Алексей:

Но ты ведь знаешь правду?

 

            Кукла-Толстой:

                                                 И чего?

 

            Кукла-Алексей:

Я – царь твой. А подложный, а подменный

голландский хер…

 

            Кукла-Толстой:

                                  Тут... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в феврале 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: