Тайна зелёных котов

На чтение потребуется три с половиной часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы
О предшествующих событиях: Шабаш без председателя (роман)

В которой в события вмешивается неожиданный человеческий фактор

 

 

Забор вокруг конторы Китежского лесничества был всем заборам забор. Чужие здесь не ходили и не ездили, особенно, в тёмное время суток. И вовсе не потому, что не было освещения. Как раз освещение было – оранжевым огнём горели глазницы черепов, надетых на колья забора. Конечно, черепа были не настоящие, а искусно вырезанные из дерева, внутри же горели обыкновенные электрические лампочки, но забор ночью производил впечатление. Тем более что за ним раздавался гостеприимный лай своры скотч-терьеров. Хозяин здешних мест Сан Саныч Тарутин почему-то любил и разводил именно эту породу, считая, что трое скотчей медведя завалят. Правда, медведей здесь пару десятков лет не видели, поэтому проявить свою доблесть в полной мере Тотоше, Кокоше и Степанычу не удавалось.

Самой крупной их победой до сих пор числился откуда-то приблудившийся на территорию лесничества одичавший и озверевший стаффорд, из-за которого местные боялись даже близко к лесу подходить. Скотчи загнали основательно покусанного беднягу на край болота, где Сан Саныч и достал его сонной ампулой. Несостоявшуюся собаку Баскервилей забрал знакомый дрессировщик и, говорят, сделал из нее солидного и почтенного пёсика. Метаморфозы, одним словом.

Меня же чёрная лохматая троица встречала с редким энтузиазмом – мол, сидим тут на отшибе, а как там, в большом мире? Чесать всего двумя руками одновременно три пуза было всё-таки затруднительно.

Моя теория – собака прибилась к человеку вовсе не ради объедков. Прокормить себя она могла и самостоятельно. Но вот кто тебе почешет пузо или за ухом, погладит и похвалит, и расскажет, например, что такого красавца, как Степаныч, нигде отродясь не видали? Собратьям по стае это не под силу. Так что собака пришла к человеку в поисках счастья, которое иногда и случается.

 

Сан Саныч лесничил здесь не по щучьему велению, а исключительно по собственному хотению. Его семейство, категорически не желавшее переселяться в эдакую глухомань, осталось в Москве. Они никак не могли согласиться, что в здравом уме можно бросить столицу, хорошее жилье, приличную работу, жену с детьми и уехать за тридевять земель. Так что бедные крошки и несчастная страдалица, не сумев добиться признания отца семейства невменяемым, постарались забыть о его существовании.

Не знаю, как относился к этому сам Сан Саныч, но больших переживаний я в нём не замечала. Тем более что бедные крошки давно обзавелись собственными семьями, а несчастная страдалица вообще вышла замуж за итальянца и уехала на Сицилию – видимо, там ей не глушь.

Поэтому Сан Санычу никто и ничто не мешало лесничить и при этом заниматься любимым делом – историческими изысканиями. Библиотеку он здесь собрал – без каталога не разберёшься – все комнаты шкафами под потолок заняты. Всякий раз, когда меня посещало желание навестить отшельника, неминуемы были многочасовые дискуссии о соотношении истории официальной и действительной. Сан Саныч историю официальную считает собранием расхожих мифов для широкой публики, и потому пишет свой вариант. Видимо, собственные мифы кажутся ему убедительнее.

Познакомилась я с ним на своём первом курсе, когда он ещё довольно успешно отбивался от собратьев-историков в одном из московских академических институтов и мечтал бежать в степь, на волю. Воля, правда, нашлась не в степи, а в лесу. Здесь у Саныча – практически образцовое хозяйство (в его собственном понимании). Вместо картошки растут сортовые хризантемы, вместо кур и прочей полезной живности – три скотча и кот Банзайка, простой русский «матрас» с небывало круглой мордой и весом кило в десять.

Из соседней деревни нуждающиеся в дровах и прочих лесных надобностях селяне снабжают Саныча продуктами (отдельно – молочком и сметаной Банзайку, так что его размеры вполне оправданны), а приличное общество наезжает само по себе. Вот и меня принесло.

 

– С чем пожаловала, Алиса? Не поверю, что просто решила навестить старика! Так что признавайся сразу – дело пытаешь, аль от дела плутаешь?

– Дело, батюшка, дело, да ещё какое! Если серьёзно, Саныч, я попрошу, а ты, если не готов помочь, говори прямо.

– А я и скажу прямо. Но сперва прошу за стол.

Как этот седой бородатый гигант с огромными ручищами умудряется печь такие крошечные пирожки, для меня остаётся тайной. Ни разу не удавалось отследить процесс – только продегустировать результаты. И не жалею. Жил бы он поближе, специально на пироги б ездила.

На столе уже появились и капустка квашеная, и грузди солёные, и жаркое в горшочке. Постов и диет отшельник не уважал. Отдельно достал хрустальный графинчик с настоечкой на местных травках.

Просьбу свою – спрятать котов – сходу изложить я ему не успела. Раздался гулкий звон где-то в лесу и Саныч вскочил.

– Надо ещё приборы ставить – сейчас Ванечка с Мулечкой придут.

– Кто такие?

– Ты же у меня давно не появлялась, а нашего полку прибыло – на старом кордоне хороший человек теперь живёт, отстроился, понравилось ему здесь. Жаль его только – на работу в Москву ездить приходится.

– А Мулечка – его жена?

– Нет, жена у него в столице. А Мулечку ты сейчас сама увидишь.

– А что это за звон?

– Неужели у ворот не видела? У меня рельса подвешена, и у него тоже. Надо повидаться – бей в рельсу.

 

Мне вспомнилось, как Ника Кротова отшила в кафе одного жаждавшего близости субъекта, предложив ему сейчас отойти, а после ей позвонить. Когда субъект недоуменно воскликнул:

– Но у меня же нет вашего телефончика! – Ника ему резонно указала, что в Кремле колокола пока не сняли.

Вот и здесь явно без телефонов обходятся…

Но из кармана надетой на майку телогрейки у вошедшего белобрысого мужичка торчал именно мобильный телефон, причём немалой стоимости. А в руках он держал что-то вроде муфты из чернобурки, откуда выглядывала собачья мордочка.

– Ну, Алиса, знакомься. Вот Ванечка, – и белобрысый щелкнул каблуками сапог, купленных явно в дорогом магазине для любителей верховой езды.

– А вот Мулечка, – и собаченция, представьте себе, раскланялась!

– А это, мои дорогие, прошу любить и жаловать – Алиса. Не комсомолка, не спортсменка, зато умница и красавица. И давайте-ка все за стол.

Мулечка приглашение проигнорировала – она выпрыгнула из муфты на радость троице скотчей и помчалась с ними проверять содержимое собачьих мисок. Глазастая зверушка принадлежала к самой мелкой собачьей породе с глубоко неприличным названием, а Ванечка оказался простым московским банкиром, которого потянуло к родной природе, посконности и домотканности, да так, что эту тягу особняк на Рублёвке уже не удовлетворял. Ванечка оказался максималистом. Судя по всему, его, как и Сан Саныча, домашние в этом стремлении не поняли. Зато Мулечка явно охотно рассталась как с квартирой в Москве, так и с особняком на Рублевке. Собачье счастье – не в понтах.

 

– А что, Ванечка, если ты уж здесь насовсем обустраиваешься, не пора ли озимую морковь сеять – август на дворе?

Никогда не могла понять до конца – когда Сан Саныч шутит, а когда говорит серьёзно. Моим же главным желанием сейчас было дождаться конца беседы, поговорить о важном и заснуть. Но Ванечка подхватил эстафету и продолжил разговор.

– Морковь? Да это убьёт весь смысл моего переселения! Вот с неё, с подлой, всё и начинается! Сначала морковь. Потом спаржа и артишоки. Потом – супермаркет, казино и бордели… А где чистота помыслов? А где естественная потребность человека быть свободным? Вот представьте себе, в каменном веке сидит на пригорке эдакий консерватор и кроет почём зря современное ему падение нравов. Ещё во времена его детства человек звучал гордо. Встал себе, завернул в шкуру пожитки – и в поход. Спит на свежем воздухе, ест, что найдёт, не обременён никакой собственностью – красота! – Ванечка был артистичен и явно старался произвести впечатление.

– А теперь? Никто уже не желает положиться на волю природы и высших сил. Женщины требуют комфорта! Прежде чем подгрести с неприличным предложением, сначала построй дом, засей поле, посади морковь. Вот уже и частная собственность на пороге, а с ней – войны, прогресс и катастрофические изменения климата. Так вот поворчит старичок, да и закусит себе морковкой, кляня соблазны. Но ты, Сан Саныч, меня не соблазнишь! В отличие от того собрата по роду человеческому, я учёл печальный опыт и с морковью связываться не буду.

– А ты не зарекайся. Сам говоришь – женщины требуют комфорта. Ну что, за прекрасных дам! За тебя. Алиса!

Ничего, кроме банального «спасибо», я, закрывая рот от зевка, из себя выдавить не смогла. Но Ванечка где-то прав. Действительно, вот с моркови всё и началось. Поэтому мы и сидим за вкусным столом, а не под кустом жуём хобот мамонта.

 

Одним словом, мы церемонно отужинали, и Ванечка, закутав Мулечку в меха, раскланялся и отбыл на свою не слишком удалённую фазенду. А я осталась посвящать Сан Саныча в свои печальные обстоятельства.

Выслушав мою повесть, лесной историк задумался. Потом предложил это дело отложить до утра, которое, как известно, вечера мудренее.

– Алиса, а это… м-м-м… приключение с котами… – единственная твоя проблема? Ты какая-то замороженная, что ли. Насколько я знаю, тебя даже такие обстоятельства заморозить не могут. На личном фронте без перемен?

– А вот это можно отложить совсем на потом?

– Ну конечно, можно, извини вообще, что спросил. Я тебе постелил на печке, как ты любишь. Спокойной ночи!

– Спасибо, спокойной ночи…

Я думала, что от усталости долго буду ворочаться, но неожиданно провалилась в глубокий сон без всяких сновидений. И проклятые коты мне в этот раз не снились.

 

Нас утро встречало прохладой и моросящим дождём. Мокрые после утреннего моциона скотчи умыли меня раньше, чем я добралась до рукомойника. Саныч на дворе обливался водой из колодца – традиционные водные процедуры здесь были в моде. Но я не считаю себя рабой условностей, поэтому ограничилась простым душем. Всё-таки сон на свежем воздухе придаёт бодрости – вчерашняя разбитость ушла без остатка.

– Итак, Алиса, – сказал Сан Саныч за завтраком, – дело твоё я обдумал. Оставляй своих зверюшек. И вот мой тебе совет – попытайся узнать, что творится в верхах. Ты права, за самими котами просто так никто гоняться не стал бы. А что концы к Национальной галерее ведут, так с академиком много что интересного связано. Может оказаться, что эта история вообще к хищениям имеет мало отношения. За остальными пропавшими экспонатами такая гонка наблюдается?

– Ничего подобного. Даже то, что одному антиквару глаз вышибли, это чистый эксцесс исполнителя – перестарались в желании быстрее раскрыть. Я узнавала.

– Вот и поинтересуйся, что там вообще творится. Обращай внимание на самые нелепые слухи. Сдаётся мне, что кто-то гоняется за призраками.

– А можно с этого места поподробнее?

– Можно, но не сейчас. Сначала я подумаю как следует, догадки кое-какие проверю, а ты мне расскажешь, кто там наверху чудит больше других. Тогда и будем делать выводы. А сейчас собирайся, Ванечка едет в Москву, отвезёт тебя.

 

Это было сущее везение – не добираться на перекладных, а додремать своё на заднем сидении Ванечкиного джипа. Вчерашний обладатель телогрейки сегодня явился во всём скромном обаянии буржуазии – от дорогого парфюма до мокасин от Гуччи. Да и мятый льняной пиджачок тоже был не с чужого плеча. Сегодня я разглядела то, что не заметила вчера от крайней усталости – Ванечка-то был кавалер хоть куда. И явно об этом знал. Серые глаза с золотистыми крапинками рассматривали меня чуть более внимательно, чем допускали приличия. Хотя в наше время о приличиях мало кто осведомлён – может, и он не в курсе.

Однако я вовсе не была расположена к близкому знакомству, что и продемонстрировала, устроившись поспать. Разбудил он меня уже недалеко от Москвы.

– И куда прикажете вас доставить, милая Алиса?

– Если вам не трудно, на Старую площадь.

– Не трудно. Вы там работаете?

– Нет. Я там дружу.

– И тесная дружба?

– Вот уж не думаю, что вы нуждаетесь в протекции!

– Честно – не нуждаюсь. Это я так – разговор поддержать. Кстати, а какие у вас отношения с моим соседом?

– Хорошие.

– Исчерпывающий ответ. Ещё вопрос можно?

– Ну, если разговор поддержать – задавайте.

– Вы замужем?

– Нет. Чтобы разговор поддержать, отвечаю сразу – не замужем, детей нет и неделю назад меня беспардонно бросил любимый мужчина.

– Уж это вы явно для красного словца. Наверное, сами разбили сердце бедняге.

– Увы, чистая правда. Действительно бросил. И ещё для поддержки разговора – я не имею привычки заводить романы с женатыми мужчинами.

– Разве женатый мужчина не человек?

– А разве это нарушение прав человека?

– Ну… пообедать-то мы можем? Телефон оставите? Вы очень интересный собеседник – я ещё вчера заметил.

– Да я же практически рта не раскрыла!

– Зато как вы молчали! А зевали просто обворожительно!

Тут я расхохоталась – Ванечка мне определённо нравился.

– Телефон оставлю. Пообедать сможем, если только не в тех местах, где ваш брат-банкир обедает. Там церемоний много, а я этого не люблю.

– Ладно, место вы выбираете сами. Я позвоню обязательно.

Прощаясь, Ванечка попытался меня поцеловать, но я увернулась – это уж слишком. И куда только его благоверная смотрит! Впрочем, что мне за дело до чужой семейной жизни?

 

 

*   *   *

 

Доминике Изотовне Кротовой, государственному советнику Российской Федерации первого класса, нравилось, когда Алиса называла её просто Никой. Алиса же, дурачась, обращалась к ней то «товарищ генерал», то по имени-отчеству. Вообще-то генерал Кротова таких шалостей не одобряла, но гражданке Бецкой их прощала в силу старинной дружбы, а также полной несовместимости Алисы с любыми регламентами. В прежние времена они несколько лет проработали бок о бок в одном еженедельнике и остались в наилучших впечатлениях друг о друге. С той поры многое изменилось в стране, но Ника с Алисой друг друга из виду не теряли.

Сегодня Ника, как всегда, не стала вести никаких разговоров в служебном кабинете, а выскочила в кафешку напротив здания президентской администрации. Если Алиса срочно просила о встрече, значит, так надо – по пустякам она спешки не устраивает.

– Итак, дорогая, рассказывай всё по порядку!

Ника опустилась в кресло, на ходу прикуривая тонкую сигарету.

– Ну, ты и сказала! Представь себе, где я – и где порядок! Можно уж я своими словами и как получится?

– Ладно, давай, как получится!

– Слушаюсь, товарищ генерал!

– Так ты лучше к своему Хомяку обращайся!

– Увы, Ника, он уже не мой Хомяк, а свой собственный.

– Неужели ты наконец-то решилась? Ну, поздравляю! И правильно. Найдёшь себе нормального мужика – богатого, обходительного. Эх, свадьбу закатим, салатика поедим!

– Нет, Ника, это не я решилась. Это он от меня ушёл.

И без того большие и красивые глаза Ники округлились до марсианских размеров.

– Слушай, это сенсация! Ты не шутишь? По глазам вижу – не шутишь. Ты что, переживаешь? Да радоваться надо! Знаешь, как об этом напишут историки? – «Тут ей привалило огромное счастье – её бросил Хомяк, и она смогла, наконец, зажить нормально». Тебе самой всё это ещё за столько лет не надоело?

– Что – надоело?

– Всё! Командировки почти на все праздники, сцены ревности, пол-литра коньяка в знак протеста. Нет, конечно, в последнее время он был даже хорош собой. Но сама подумай: надолго бы его хватило? Слава богу, вы хоть не поженились! Наконец-то он всё-таки поступил, как благородный человек – дал тебе свободу! Так что давай, находи себе приличного мужика – и поедим салатику.

– Ника, я понимаю, когда человеку плохо, годятся любые слова. Но всё-таки не стоит говорить мне, что Денис такой-сякой. Ты же сама так не думаешь.

– Представь себе, думаю, и всегда так думала. Он сам по себе человек неплохой и даже интересен как явление. Но вот геморрагическая лихорадка – тоже интересное явление. Однако от нее стоит держаться подальше. Так уход Хомяка – и есть твоя проблема или имеется что-то посерьёзнее?

 

Алиса решила пока не посвящать Нику в свою странную ситуацию. Поэтому разрыв с Хомяком оказался полноценным предлогом получить утешение от старой подруги. А то, что её интересовало, она рассчитывала узнать между делом. Поэтому, состроив максимально скорбную физиономию, Алиса ответила:

– Что может быть серьёзнее?

– С работой, надеюсь, всё в порядке?

– Кажется, да. Сейчас как раз поеду разгребать завалы, накопившиеся за последние дни.

– Если ты из-за него ещё и работу завалишь – я тебя просто уважать перестану.

– Да, Доминика Изотовна, умеешь ты утешать!

– Как умею, так и утешаю. В наше время главное – сохранить прочную крышу. Это я о голове – не подумай превратно. Не плоди ряды сумасшедших. Их и без тебя хватает. Закрути романчик. Наверное, уже есть кто-нибудь на примете? Кстати, может, тебе к четвертому твоему вернуться?

Алиса вспомнила Ванечку, и в который раз заподозрила, что Ника умеет читать мысли. Но пора было заканчивать траурную церемонию и переходить к делу.

– Ладно, считай, что ты меня утешила. А на примете… может, и есть некто… Так, один прибацнутый банкир. Лёгкий городской флирт – и ничего более. Он женат.

– Тебе сейчас и прибацнутый сойдёт. Тем более, для лёгкого флирта. Только очень советую – не возвращайся к Хомяку, когда он одумается.

– Ну… он не одумается. Слишком уж решительно уходил.

Алиса перешла на общие темы – как поживают друзья, родственники, где товарищ генерал с мужем-полковником собираются отдыхать нынче – и плавно вырулила на нужную волну.

– Кстати, тут Стоянов пишет о хищениях в Национальной галерее. Замучил вопросами, что да как – а я откуда знаю? Хотела его отправить к тебе – но ты же знаешь, он тебя любит, но боится. Не в курсе, зачем весь этот шум? Я смотрела список пропавшего – всё на уровне краеведческого музея города Северо-Почучуйска. Кому этот скандал с прессой и прокуратурой мог понадобится?

– Представления не имею. Это же не моя епархия. Исходя из своего аппаратного опыта, могу сказать определённо одно – кто-то копает под директора галереи. Иначе, если ты говоришь, что всё пропавшее для галереи – сущая ерунда, об этом и заявлять не стали бы. Сама знаешь, сколько всего списывают втихую. Да не грузила бы ты себя этим! Пусть Стоянов сам разбирается, а в чём не разберётся – сочинит версию. Теперь на антиквариате все сплошь с ума сходят, даже у нас. Оно тебе надо?

– Ника, на том, что упёрли из Национальной галереи, с ума сойти трудно, а уж тем более, у вас. Там самые существенные вещички – не дороже десятков тысяч «зеленых». Да ещё масса подделок, хоть и качественных. Твоё начальство свои интерьеры покруче обставляет.

– А я вообще не о том, что из галереи пропало. Тут недавно общалась с одним другом, кстати, из ведомства твоего Хомяка. Так он, представь себе, посетовал, что верхнее начальство озабочено не бюджетом, не социалкой, не инфраструктурой, а знаешь чём?

– Чем?

– Смеяться будешь.

– Буду и с удовольствием. Мне как раз веселья, в связи с последними событиями, и не хватает.

– Ладно, чтобы тебя насмешить – считай, государственную тайну раскрою.

– Ника, я знаю главную государственную тайну.

– О как! А я не доросла! Давай меняться! Я тебе – эту! А ты мне – главную! Если твоя круче, я плачу за кофе.

– Идёт!

– Так вот, приятель мой выпил несколько и затосковал. Видишь ли, наш главный претендент на престол ищет картинки какого-то художника-мистика. И в результате масса народу именно этой фигнёй занимается. Экстремистов-террористов ловить некому. Поэтому дана команда повышать бдительность рядовых граждан.

– Очень много в наши дни удивительной фигни. Слушай, действительно забавно. Или это анекдот?

– Ты не отговаривайся, ты, давай, свою тайну открывай. Какая разница – анекдот – не анекдот!

– Пожалуйста – главная наша тайна состоит в том, что все тайны давно проданы.

– Да… За кофе платим пополам… Так ты на работу?

– На неё.

– Ну, держись, если что, звони. Или приезжай – я тебе погадаю, хочешь?

– Спасибо, вот уж это – обязательно.

 

Гадала Ника на истрёпанных картах, доставшихся ей от прабабки, и, что удивительно, почти всегда гадания сбывались. А Алису теперь особенно волновало – что готовит грядущий день? Смерть Петровича, Додика и исчезновение случайной любовницы Стоянова – это совпадения или всё-таки звенья одной цепи, по которой ходят зелёные коты? И почему предполагаемый наследник трона свихнулся на поиске каких-то картинок? И этим занимается та башня Кремля, в которой сидит Хомяк! Или это вообще из другой оперы? Ника права: главное – не свихнуться!

Алиса не заметила, что Ника проводила её долгим взглядом, в котором, помимо сочувствия, читалось явное любопытство.