Сабля

 

Лесной посёлок. А в нём – мужчины и женщины, дети и старики. Здесь, как нигде, рельефно и резко обнажены две силы, непримиримо направленные друг против друга. Много в России людей сильных, но ненадёжных. Немало людей совестливых и светлых. Но светлые друг от друга так далеко. Словно стоит между ними глухой перелесок, и от сердца к сердцу не докричаться.

 

 

 

 

Был Заборов общительным человеком. И любил связываться с людьми, умевшими при любых режимах жить не только благополучно, но и азартно, ничего не смущаясь и не боясь. Тянулся к таким уверенным он потому, что хотел пройти у них школу и стать таким же, как и они. Парамонов – вот кто был для него великим примером. Трофимов же неотёсан, наивен и слишком прост. Его при случае Герман Ефимович мог использовать и по ненадобности оставить. В то же время Трофимов его удивлял. Каким-таким образом этот, в общем-то, недалёкий лесной служака смог наладить в своем Еловце, обходя Парамонова, скрытный бизнес, приносивший ему постоянный навар.

Герман Ефимович был за то, чтобы жил Трофимов в посёлке всегда. Тогда и он, Заборов, будет время от времени что-то иметь. Вот и нынче из этого Еловца Герман Ефимович получил для себя и своих покровителей несколько свеженьких бань, которые были так кстати в их загородных коттеджах.

По натуре своей был Заборов авантюристом. Обожал иномарки, поездки куда-нибудь к морю и рестораны. Деньги на это имел не всегда, но умел их найти. Постоянно связывался с людьми, которые попадали в скользкую ситуацию и не знали, как выбраться из неё. Герман Ефимович знал. И ещё он дотошливо знал самое слабое место у тех, кто ворует.

Лёгкие деньги Заборов, как правило, зарабатывал там, где были неразбериха, бесхозяйственность и бардак. В Еловце он использовал подпись Трофимова в накладной, которую он подделывал аккуратно и получал, таким образом, с нижнего склада готовенький лес. Частный предприниматель, кто был и водителем и владельцем мощного лесовоза, заранее ждал от него звонка. Таких водил у Заборова трое. Связь держал он с ними через мобильник. Все они ждали его звонка, благо хотели подзаработать.

Нуждался в деньгах и Иван Караулов. Да вот споткновение вышло. Уехал Иван в Еловец на своём лесовозе – и сгинул. Прошло с той поры месяца полтора. А назад, в условное место, где его ждали Заборов и покупатель, Иван не приехал. И он, и машина его пропали. Заборов предполагал, что к загадке исчезновения водителя с лесовозом причастен был Михаил Петрович Трофимов. К нему он и ехал в своей мицубиси. Ехал, понятно, как парамоновский порученец, взяв для Трофимова деньги и чертежи.

– Подшевели его! Пусть разворачивается покруче! – давал наставление Парамонов. – И чтоб соседа с его новостройками не было там…

 

В Еловец он приехал днём и задержался в посёлке на то лишь недолгое время, какое ушло на скромный обед.

Заборов был ниже среднего роста, но выпуклый в животе и лице. Вылезал из своей мицубиси, как мяч. Мячом и подкатывал к дому хозяина Еловца. Здоровался он с радушной улыбкой, нажимая пальцами так, как если бы этот нажим намекал на серьёзную власть, с которой Трофимов должен считаться.

– Как поживаем?

– Спасибо, – ответил Трофимов, – хотя…

– Что? – встрепенулся Заборов – само соучастие и приятность.

– Лес поворовывать стали. И что характерно – воруют с подложными накладными. Кто-то копирует мою подпись. С ней и орудуют, как бандиты.

Заборов виду не подал, что поднапрягся. Наоборот, напустил на лицо сочувствие и заботу. Однако Трофимова не обманешь. Он видел глаза Заборова, а в них, по самому дну – скользнувший испуг.

– Да, малина-калина, – покачал головой Заборов. – Дожили, что называется. Вор на воре.

Так, разговаривая, они зашли в квартиру, где полнолицая, в пышной, с оборами кофточке, Катерина уже расставила на столе миску с наваристым супом, колбаски, грибки, огурчики, хлеб.

– Хотел уж в милицию обращаться, – продолжил Трофимов.

– Думаешь, что, поймают?

– А вдруг!

– И я вот в милицию тоже хочу, – Заборов намеренно построжал, – вместе с шофёром пропал где-то в ваших краях один лесовоз. Представь себе, дело не рядовое. Может, ты чего знаешь об этом?

Теперь Трофимов уже поднапрягся, даже губы поджал, отчего они впали куда-то в его бритый рот, и лицо его стало почти безгубым.

– Нет. Ничего. Ничего не знаю.

Заборов неверяще улыбнулся:

– А чего всполошился-то весь? А, Михайло? Или чего-то скрываешь?

Холодный пот проступил на спине, и Трофимов сообразил, что если он где-то выдаст себя ненароком, то Заборов его обязательно сдаст, и тогда всё изменится в этой жизни, и он, как последний изгой, почувствует время, отмеренное ему по жестокому лагерному режиму.

– Не надо, Герман Ефимович! Не кощунствуй! Я ведь тоже могу допустить, что эти фальшивые накладные, по которым воруют мой лес, знакомы не только тому, исчезнувшему шоферу, но и тебе!

– О-о, нет! – поперхнулся Заборов, услышав в трофимовском голосе что-то опасное для себя.

Чтоб поправить неладно поехавший разговор, он сказал:

– Не будем искать виноватых. Негоже друг друга подозревать. Тем паче – топить. Оставим это. Замнём…

Взгляды их встретились. Потеплели. Возникло доверие, как у всех пронырливо-умных людей, знающих друг про друга меньше хорошего, чем плохого, и понимавших без слов, что ворон ворону в глаз не клюнет.