Из цикла “Джимми”

Восьмая рюмка коньяка втекала в меня тягуче и незаметно. Алкоголь меня соблазнял, как женщина, уже повидавшая многое, но ещё сохранившая веру в свою обольстительность, несмотря на годы. Кто из нас был пьянее, другим трудно представить. Хотя вряд ли уважающий себя коньяк может опьянеть от двухчасового общения с неудачником. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как я вернулся домой из Испании. Скоро ожидалось Рождество, и мужская компания вокруг меня живо обсуждала, что подарить жёнам на этот праздник. Я молча напивался.

– Сэм. Приходи к нам на праздник, – мой старый друг Поль улыбался, пытаясь заглянуть мне в лицо. Что уж скрывать. Мне нечего было делать – мама уехала с подругами в кругосветное путешествие, дядя сейчас был где-то в Америке и вряд ли намеревался вернуться до начала следующего года. А я был один. Если по правде, то в Рождество я собирался продолжить своё плотное знакомство с алкоголем. Я принял предложение. Мы выпили виски за это мудрое решение. Потом я поднялся, взял свои вещи и шагнул в сторону двери.

Проснулся я от навязчивой трели телефонного аппарата. Снял трубку и рыкнул «алло». Через несколько секунд с меня слетел почти весь хмель – звонил Джимми.

– Ну, здравствуй, малыш. Между прочим, ты должен был радостно хохотать и тонким голосочком кричать «Джимми, Джимми!». А ты... Пить вредно. Поверь. Вчера лишний раз убедился на собственном опыте.

Я просто поражаюсь ему каждый раз. Он разбудил меня в четыре утра и по одному сонному рыку понял, что я пьян. Порой меня одолевало сильное желание проверить дом на наличие жучков. Слишком уж удачно дядя всегда угадывал моменты.

– Знаешь, Джим, я хотел с тобой поговорить. Мне не хватает тебя.

– Ой, нет, ну только не говори, что ты опять влюбился и тебя опять...

– Я был в Испании, Джимми.

Мы замолчали. Мне надо было проснуться, а Джимми обдумать эту фразу. Пока он молчал, я успел намочить полотенце и приложить его к затылку. Стало малость попроще сознавать мир. Смутно я догадывался, что восемь стаканов коньяка – это только то, что я успел осознать. Наверное, в моменты задумчивости мне наливали ещё. Или виски было больше чем «немного». Не суть важно.

– Ну и как там… Испания? – Джимми очень осторожно подбирал фразы.

– Красиво, как всегда. А её там не оказалось, – неожиданно для самого себя я перешёл сразу к делу.

– О чём ты сейчас хотел меня спросить, Сэмми? – в голосе дяди звучала грустная задумчивость человека, обрёкшего себя на тяжёлый разговор «напрямик».

– Как думаешь, Джим, это проклятье семьи?

– Нет, Сэм. Это твоя бурная фантазия, непомерная мнительность и гипертрофированная совесть. Хочешь большую тайну? Она не твоё наказанье и не твоя судьба. Потому что, если бы это было так, ты бы её встретил. Всё. Успокойся. Какие планы на Рождество? Я послал тебе подарок.

– Себя, я надеюсь? – я улыбнулся дяде, где-то надеясь, что улыбка пролетит сотни километров и коснётся дядиного разума. Хотя он и сменил тему, он дал мне пищу для размышления. Джимми редко ошибался. Наверное, он и сейчас прав – просто не судьба.

– Нет. Не себя, – дядя хрипло рассмеялся, – лучше! Посмотришь.

С этими словами дядя, как всегда, не предупреждая, положил трубку.

Через две недели я шёл в гости к Полю и его жене, которую совсем не знал. Последние четыре года Поль мотался по Европе, а я – по всему свету. Мы совсем не пересекались, и потому я даже не знал её имени.

По дороге я купил им большой тёплый плед, положил его в высокую красивую коробку, а сверху бросил четыре апельсина. Просто так. Мне нравилось, как они, источая сладкий аромат, тонут в мягкой бахроме пледа. С мыслями о запахе и тепле я переступил порог дома и обнялся с старым другом. Жену звали Пэм. Она оказалась невысокой стройной брюнеткой с зелёными глазами и приятными чертами лица. Тёплой и радушной. И плед ей очень подходил. Апельсины мы благополучно запустили в великое плаванье по чану с пуншем, долго с Полем приделывая к долькам апельсинов паруса из лепестков пурпурных орхидей при помощи зубочисток. Было забавно. А потом я поднял глаза, смеясь нашему ребячеству, и натолкнулся взглядом на Лили, сидящую в кресле у камина. Она закуталась в подаренный мною плед и задумчиво смотрела на меня сквозь бокал красного вина. Поль пытался нас представить и что-то долго рассказывал о том, что они пригласили сестру Пэм пожить у них, пока та учится в университете. Что-то ещё ненужное и глупое, а я просто молча смотрел в ярко-зелёные глаза, неуверенно щурящиеся, как от яркого света, каждой шутке Поля. А потом я как-то невпопад, посредине очередной реплики вовсю старающегося хозяина, тихо потянулся к ней рукой и прошептал: «Прости»…

На секунду её глаза расширились и остановились в каком-то своём времени и измереньи. Что ты там говорил, Джимми? Если судьба, то я её бы встретил? Судьба, Джимми! Ты прав, старый плут, судьба!

В подарочной коробке от Джима было две вещи: пакет сушеной моркови, смысла в котором я так и не нашёл, и два кольца, идеально нам подошедшие. Сверху лежала записка «Если вдруг ты простишь себе всё. Джимми». Он как всегда всё предвидел. Старый лис Джимми, закадычный друг насмешницы Судьбы.