HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Ренат Беккин

Ислам от монаха Багиры

Обсудить

Роман


Турбореалистический роман


Опубликовано редактором: , 7.01.2008
Оглавление

4. Погоня
5. Первое дело Абдуллы
6. Визит к полковнику

Первое дело Абдуллы


 

 

По свидетельству Бурайда: "Судьи делятся на три категории. Из них судьи только одной категории будут допущены в рай. Это – те, кто выявил истину и вынес решение в соответствии с ней. Тот же, кто выявил истину, но при вынесении приговора пренебрег ею, войдет в ад. А тот, кто выносит приговор, рассматривая лишь субъективные претензии сторон, и не вникает в существо дела, также займет свое место в аду" (приведено у Абу Дауда).

 

 

 

– Ну вот, кажется, и все, – с тоскою подумал Абдулла, изучая свое временное пристанище. Маленькая бесформенная комнатка без окон при привокзальном отделении милиции напомнила Абдулле безгрешные студенческие годы. У него в общежитии была точь-в-точь такая же каморка, где с трудом располагались две кровати, холодильник и письменный стол – один на двоих. Правда, в отличие от этого "обезьянника", там было окно, которое постоянно держали открытым, чтобы не задохнуться: в общаге не работала вентиляция.

В те годы Абдулла практически ничего не знал об исламе и был, в сущности, обыкновенным студентом – не хуже, и не лучше своих многочисленных беззаботных сверстников. Ислам представлялся ему экзотическим учением, не имевшим к нему лично никакого отношения, а потому – недостойным сколько-нибудь серьезного внимания.

Так Абдулла прожил пять лет, старательно постигая многоликие правовые нормы, занимаясь спортом и выступая, время от времени, в университетском церковном хоре. Абдулла никогда не был атеистом. Слишком обреченным оказался бы этот мир, если бы в нем не наблюдалось хотя бы намека на возможность существования Бога.

Продолжая надеяться или, лучше сказать, учитывать незримое присутствие Господа, Абдулла относился к Божественным заповедям как к рекомендациям, своего рода правилам хорошего тона для тех, кто хочет, чтобы о них хорошо думали на этом свете и, возможно, на том. Юридическая закваска Абдуллы не позволяла ему считать Законом то, что по определению не имеет силы Закона, – мораль.

Мораль человека – слишком зыбкий и опасный фундамент для построения Божественного здания, считал Абдулла. Закон и только закон способствует единому пониманию Господних заповедей и не позволяет отдать их на откуп эмоциям, чувствам и прочим человеческим слабостям.

Задача Бога – даровать людям вечное и непреложное законодательство, а уж исполнять его или нет – их дело. Зато потом, – на том свете, – они уже не смогут возразить, что слаб, дескать, человек и не уразумел смысла Божеских слов. Сразу станет ясно, кто что нарушил и за что должен нести ответ. А потом или пожалуйте-с в Ад-с, то есть налево, или в Рай-с, то бишь, направо. То, что Ад налево, а Рай непременно направо, Абдулла не сомневался.

Часами раздумывая над проблемой Божественного Закона, Абдулла, возможно, так никогда и не выкарабкался бы из бесконечного круга умозрительных и бесплодных рассуждений, если бы не столкнулся с одним любопытным делом.

Было это лет пять назад, когда выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского Государственного Университета Петр Петрович Мухин вполне заслуженно получил должность помощника председателя суда К-ского района Санкт-Петербурга. Тогда еще перспектива введения шариатского судопроизводства в России казалась дикой мечтой ваххабита из боевиков про неуловимого бен Ладена, и все дела, так или иначе затрагивавшие интересы мусульман, рассматривались в специальных отделениях или, как их называли на западный манер, камерах общих судов. Обычно такими делами занимались судьи, имевшие востоковедное образование. Однако даже эта судейская традиция не всегда соблюдалась. Наскоро же подготовленные при мечетях судьи, почему-то именовавшиеся шариатскими мировыми кади1 – Кади (араб. – приговаривающий) – судья, с грехом пополам разбиравшиеся в мусульманском праве, зачастую совсем не ориентировались в российском законодательстве, и это сводило на нет многие их решения.

Решая, например, вопрос о легитимности развода мужа с женой по причине ее супружеской неверности, шариатские мировые кади напрочь забывали, что по этому поводу думает наследственное право России. Российскому наследственному праву, в отличие от шариата, было решительно все равно, изменяла жена мужу или нет – свое право на законную или определенную в договоре долю супружеского имущества она не теряла, как в случае прелюбодеяния, так и добродетельной жизни в лоне семьи.

Одно из таких "мусульманских", как их называли в суде, дел как раз и поручили Абдулле (тогда еще – Петру Петровичу Мухину), когда он юным и неопытным переступил порог К-ского суда Санкт-Петербурга.

Пожилой мужчина-мусульманин, женатый на своей ровеснице, вознамерился взять в дом вторую жену, на пятнадцать лет моложе его самого. Однако, к его величайшему удивлению и неудовольствию, первая жена воспротивилась этому браку. Дело рассматривалось шариатским мировым кади, и тот признал право мужа, в соответствии с "законами шариата", взять себе вторую супругу, не спрашивая мнения первой. Тогда недовольная таким решением супруга вновь обратилась в суд, на этот раз светский.

Получив свое первое дело, Абдулла растерялся. Тех немногих знаний, которые он сохранил из замечательного курса мусульманского права, читаемого профессором Виралайненом в Университете, явно не хватало для компетентного рассмотрения вопроса. Да и с какой стати он, Абдулла будет рассматривать это дело, если, согласно шариату, решать споры между мусульманами может только мусульманин?! С этими невеселыми соображениями Абдулла направился к председателю суда – старому и многоопытному Михаилу Александровичу Тимохину, похожему на толстую крольчиху в очках. Но тот даже слушать его не стал.

– Знаете, что, молодой человек, Вы еще не родились, а мы уже решали споры между мусульманами, причем весьма успешно. По крайней мере, недовольных не наблюдалось. Что значит, судья должен быть мусульманином? Где это написано?

– В Коране, наверное, – смущенно предположил Абдулла.

– Мало ли, что там написано. Нам Коран не указ, – отрезал Тимохин. – У нас, слава Богу, не Арабский халифат. Так что ступайте и изучайте дело. Пусть скажут спасибо, что мы вообще учитываем их первобытные нормы. Нам за эту "исследовательскую" работу, между прочим, надбавки не платят, – закончив свое выступление, председатель вновь обратился к своим бумагам, забыв о существовании Абдуллы и шариата.

Абдулла был в ужасе. Опозориться с первым же своим делом он не хотел, а при его знании шариата позор был неминуем. Рассматривать же дело исключительно на основе российского законодательства запрещало само российское законодательство и инструкция Верховного суда.

И Абдулле пришлось вспоминать, к счастью, не столь далекие студенческие годы, когда за несколько дней перед экзаменом прочитывались тяжелые заумные книжки по совершенно незнакомому предмету. Теперь ему предстояло заново освоить мусульманское право. Времени по студенческим меркам предостаточно: целых четыре дня!

Позвонив Виралайнену, Абдулла с трудом упросил капризного старика встретиться. Встреча состоялась в обшарпанном, но безумно родном кафе на юрфаке.

Узнав о проблемах Абдуллы, Виралайнен злорадно заулыбался.

– Я помню, как Вы мне сдавали экзамен, молодой человек. Изворачивались, как могли, но свою тройку получили законно. Особенно меня порадовала фраза о том, что Аллах написал Коран, а Пророк – сунну. Не понимаю, как Вы могли после моих лекций так скверно отвечать? Вы ведь посещали все мои лекции. Я Вас отлично помню – Вы сидели в первом ряду с одной красивой девушкой.

Абдулла стыдливо вжал голову в плечи. Виралайнен очевидно с кем-то его путал: во-первых, на экзамене он получил не тройку, а четверку, потому что умело воспользовался шпаргалкой товарища, а на лекциях Виралайнена он и подавно не был, тем более с красивой девушкой. (С красивыми девушками надо в другие места ходить!). Устроившись на пятом курсе на практику в суд, Абдулла практически не бывал в Университете.

– Ну что молчите? Стыдитесь? Думали, что ненужный предмет проходите, а видите, как оказалось. Пришлось столкнуться, можно сказать, вплотную, – не скрывал своей радости Виралайнен.

– Да-а, – протянул Абдулла. – Кто бы мог подумать!

– Ну, да ладно. Пусть это будет Вам уроком. Итак, что у Вас за дело? – профессор надел очки в золотой оправе (за консультации по шариату Виралайнену недурно платили: долгое время он был едва ли не единственным серьезным специалистом по мусульманскому праву в стране).

Внимательно выслушав Абдуллу, Виралайнен засмеялся.

– Послушайте, любезный, мы со студентами такие задачки на семинарах решаем.

– У нас не было семинаров, – Абдулла предупредил неприятный вопрос профессора.

– Ах, да, – с огорчением вспомнил Виралайнен. – У нас только четыре года назад семинары по шариату ввели. Догадались, наконец. Сколько мне крови стоило пробить эти семинары. Вы не представляете себе, молодой человек...

Мысль профессора закружилась и завертелась в другом направлении, и Абдулле пришлось терпеливо слушать рассказ о приключениях Виралайнена в различных бюрократических инстанциях, в силу своей недалекости не понимавших важность изучения шариата в России. Наконец, профессор вспомнил о "задачке для семинаров".

– Все очень просто, молодой человек, – многозначительно произнес Виралайнен. – Весьма посредственно поступил шариатский мировой кади, судя по его аргументам.

Абдулла внимательно слушал Виралайнена, что-то записывая в блокнотик. Почти как на лекции!

– В Вашем случае, – продолжал Виралайнен, – налицо желание пожилого мужчины наряду с супругой ровесницей – иметь молодую женщину. Насколько я понимаю, он не привел в оправдание своего намерения более серьезных аргументов?

– Получается, что так, – согласился Абдулла.

– А, стало быть, его жена имеет совершенно законное право воспротивиться такому решению, – подытожил Виралайнен. – Они думают, что если введена полигамия, так теперь можно брать столько женщин, сколько выдержит кошелек. Да, кстати, у них был заключен брачный договор?

– Да, – отвечал Абдулла, не переставая что-то писать в блокнот. – В соответствии с договором, если муж помимо причин, указанных в законе, инициирует развод, он теряет право на свою долю супружеского имущества.

– Ах, вот оно что! – улыбнулся Виралайнен. – Неглупая жена оказалась. Все предусмотрела. Кстати, по шариату, если муж в Вашем деле и после вынесения судебного решения будет настаивать на второй жене, первая жена может сама потребовать развод. По-арабски это называется "хул'ун". Тогда муж обязан предоставить жене развод, причем возможно без получения от жены соответствующего отступного, именуемого "фидйа". Только учтите, право жены запретить мужу брать другую жену не оговорено четко в Коране и сунне. Это правило было вынесено судами. Я это к тому говорю, что данное правило не является жестким и беспрекословным. За судьей оставлено право решать дело по собственному усмотрению. В Коране сказано, что мужчина может иметь до четырех жен, если может обеспечить им достойное содержание. Так что думайте сами, молодой человек, что в данном случае будет более справедливо.

– Спасибо огромное, Эйно Юккович, Вы мне очень помогли, – Абдулла благодарными глазами посмотрел на Виралайнена.

– А вообще я Вам советую почитать вот эти книжки, – Виралайнен вручил Абдулле исписанный с двух сторон мелким почерком листок. – Тогда Вы сможете более или менее хорошо ориентироваться в шариате. Помните, что шариатский судья, помимо знаний и опыта, должен обладать безупречной логикой и способностью к анализу. Большинство дел, с которыми сталкивается шариатское судопроизводство в наше время, не урегулировано напрямую в Коране или сунне. Подчеркиваю: напрямую. Поэтому мусульманские правоведы с помощью широкого инструментария всевозможных приемов и методов стараются постигнуть идею, заложенную в Коране и сунне. Иными словами, они решают, как Пророк решил бы данное дело, если бы он жил в наши дни.

– Но ведь это же может привести к произволу судей! – пылко возразил Абдулла.

– Формально, да. Но, во-первых, судья должен аргументировано обосновать свое мнение, сославшись на авторитетные источники. И, во-вторых, решение судьи может быть обжаловано в соответствующих инстанциях. Раньше это был суд халифа, теперь это – вышестоящие судебные инстанции. А в христианской Испании после реконкисты вообще сложилась уникальная ситуация, когда решения кади обжаловались в суде короны, то есть апелляционное решение по приговору мусульманского судьи выносил христианин, что в принципе невозможно для классического фикха2 – Фикх – мусульманская юриспруденция.

– Любопытно, – отозвался Абдулла.

– Молодой человек! – Виралайнен упоенно закатил глаза. – Вы не представляете, сколько должен знать шариатский судья! Это ни одному нашему судье не снилось! Помимо судебных решений по различным вопросам, он должен быть досконально знаком с Кораном и комментариями к нему, сунной Пророка, решениями его сподвижников, работами авторитетных мусульманских юристов, фетвами3 – Фетва (араб. – разъяснение) – заключение, решение, выносимое мусульманским правоведом  почитаемых духовных авторитетов. И это далеко не все. Поэтому меня несколько поражает Ваша юношеская смелость, с которой Вы взялись за рассмотрение данного дела. Этому учатся и учатся гораздо дольше и больше, чем на обычном юрфаке.

– Да я не взялся, – стал было оправдываться Абдулла. – Мне дали и сказали: вот тебе дело, решай, и никаких гвоздей!

– В приказном порядке? Замечательно! – Виралайнен опять оседлал своего конька: мол, юстиция, у нас ни к черту. Судебная реформа уже лет десять, как созрела, а власти и в ус не дуют. Недооценивают шариат и скоро жестоко поплатятся за это.

Пока Виралайнен предавался эмоциям, Абдулла опять начал что-то строчить в блокнотик.

– Однако, пока Вы все это не освоили, – указал Виралайнен на лежавший перед Абдуллой список, – я хочу посоветовать Вам следующее. Запомните, прежде всего, две вещи, которые помогут Вам принять справедливое решение в том или ином деле. В основе каждой нормы шариата лежит основание ее принятия, по-арабски – 'илла. Это основание даст Вам возможность понять причины, по которым была установлена данная норма. Например, Вы знаете, почему мусульманам запрещено пить вино?

– Наверное, потому что его чрезмерное употребление вредит здоровью, – немного подумав, ответил Абдулла.

– Вы почти угадали. Дело в том, что в исламе существует пять ценностей, любое покушение на которые рассматривается как преступление. Эти ценности: религия, жизнь, разум, продолжение рода (или достоинство, честь) и собственность. Внутри этих ценностей существует градация. Религия – самая главная ценность, потом идут: жизнь, разум, продолжение рода, собственность. Соответственно, самые жесткие наказания установлены как раз за преступления, посягающие на одну или одновременно несколько этих ценностей. Например, употребление спиртного наносит удар такой ценности, как разум, а также религии, поскольку пьяный человек не в состоянии добросовестно выполнять свои обязательства перед Богом (для общения с Аллахом нужен чистый разум). Поэтому, когда Вы будете рассматривать какое-нибудь дело, смотрите, посягал ли преступник косвенно или умышленно на эти ценности. Если да, то для такого преступления должно существовать фиксированное наказание в Коране или сунне. Можно исходить и от противного. Если в Коране и сунне существует фиксированное наказание в отношении того или иного преступления, – значит, оно посягает на одну из исламских ценностей.

– Прямо как математическая формула, – восхитился Абдулла.

– Если же преступление не посягает на указанные ценности, – продолжал Виралайнен, – Вы можете выбрать наказание по принципу та'зира4 – Та'азир – наказание за преступления, санкция в отношении которых не установлена в Коране и сунне. Та'азир может налагаться по приговору суда или по решению правоохранительных органов. Та'азир включает в себя раскаяние (ат-тауба) и извинения, в некоторых случаях – искупление (аль-каффара), – то есть, на выбор. Эта альтернатива знакома Вам по нашему УК: например, за махинации с кредитными картами полагается заключение сроком на пять лет, или штраф в размере 1000 рублей, или принудительные трудовые работы сроком на семь лет. Но не забывайте при этом об 'илла. Бывает, что основание для возникновения той или иной нормы существовало в определенном историческом контексте и в настоящее время утратило свою актуальность. Например, Пророк на определенном этапе существования мусульманской общины повелел правоверным носить бороду и усы. Это было вызвано необходимостью отличать своих от чужих, мусульман от многобожников, которые часто не носили бороду. В настоящее время мусульманину необязательно выпячивать свою принадлежность к исламу. Поэтому те фанатики, которые заставляют своих сограждан носить бороду, – малограмотные проходимцы.

– Но ведь сам ислам расплывчатостью многих своих положений порождает подобную неопределенность, – Абдулле наконец, удалось зашевелить языком после долгого молчания.

– Вы не совсем правы, молодой человек, – поправил Абдуллу Виралайнен. – Да, ислам – во многом плюралистическая религия. Существует даже особый термин – лимитированный плюрализм. Этот самый плюрализм позволил в свое время исламу распространиться на огромной территории и впитать многие достижения покоренных цивилизаций. В исламе нет еретиков. И суннит, и шиит – мусульмане, и никто не может назвать человека, придерживающегося другого течения, отступником, еретиком. Спор в пользу истинности того или иного течения давно решен в пользу религиозного плюрализма.

– Но ведь при таком лимитированном плюрализме возможны тысячи мнений в отношении одного и того же вопроса. Я имею в виду правовые вопросы, – пояснил Абдулла. – Существует большая вероятность, что судья может ошибиться при принятии решения.

– И вновь Вы не совсем правы, – многозначительно сказал Виралайнен. – Возьмем наше законодательство. Скажем, тот же УК. Я думаю, Вам известно, что некоторые действия, рассматривавшиеся уголовным законодательством в качестве преступлений, впоследствии перестали таковыми считаться ввиду изменившихся экономических и политических условий. Так, в советское время было такое преступление – спекуляция.

– Да, мы проходили, – сказал Абдулла.

– А после начала рыночных реформ деятельность так называемых спекулянтов приобрела вполне законный характер. Возьмем теперь другое преступление – убийство. В любую эпоху, при любом даже самом деспотичном режиме данное преступление продолжало считаться преступлением и за него были установлены одни из самых суровых санкций. То же самое и в шариате. Те преступления, за которые установлено фиксированное наказание, как раз и есть преступления, за которые во все времена и при любых режимах полагалась суровая кара. Установление же наказаний за другие преступления в мусульманском праве относится к компетенции законодателя и судьи, исходя из их опыта и знаний.

– Позвольте, профессор, – перебил Виралайнена Абдулла, – я знаю, что за измену исламу, то есть, переход в другую религию полагается смертная казнь. Разве это преступление, характерное для всех эпох и народов?

– А вот здесь Вам пригодится кийас или аналогия, четвертый источник мусульманского права, – ничуть не сконфузился Виралайнен. – Разве не существуют в нашем законодательстве суровая норма, карающая за шпионаж или, иными словами, измену Родине? Так вот, измена исламу – это та же измена Родине в нашем понимании. Главное в юриспруденции – не судить то, чего не понимаешь, со своей колокольни, а попытаться понять логику законодателя. Понимаете, если мусульманин изменит одному мусульманскому правителю в угоду другому – это не измена Родине, о которой говорится в нашем УК 2040 года. Это измена конкретному человеку. Но если он изменит мусульманскому правителю в угоду правителю, принадлежащему к другой вере, это – измена Родине, потому что это уже не измена человеку, а измена всей мусульманской общине (умме), то есть исламу в целом. В Коране и сунне нигде не сказано, что мусульмане непременно обязаны создавать государство. Они могут жить и в государствах, где правитель – немусульманин. Главное для них – не изменять своей религии, которая и есть их Родина. При этом не следует забывать, что по поводу наказания за вероотступничество между мусульманскими правоведами нет единого мнения. Одни считают, что за него полагается смертная казнь, другие полагают, что можно ограничиться телесным наказанием или даже штрафом.

Абдулла был в восторге. В тот же день он отправился в библиотеку и нашел себе занятие на ближайшие три с половиной дня.

На слушание дела он отправился в превосходном настроении. "Дело о второй жене", как его окрестил Абдулла, представлявшееся ему самым сложнейшим и запутанным делом в мире, теперь казалось не таким уж сложным, но от того не менее интересным. По дороге в суд Абдулла мысленно повторил пять исламских ценностей и стал придумывать тренировки ради примеры различных преступлений с целью отыскать в них основание – 'илла. Занятие это оказалось столь увлекательным, что Абдулле с трудом удалось вернуть свои разыгравшиеся мысли к рассматриваемому делу только в самом зале заседаний.

Абдулла с волнением и благоговением оглядел зал. Много раз ему доводилось присутствовать на судебных заседаниях в качестве зрителя, по ту сторону перегородки и судейской кафедры. Теперь он был "по эту сторону".

Полный зал народу. В основном, женщины. Для них это дело – показатель того, имеет ли женщина в исламе хоть какие-нибудь права или же является безропотной вещью мужа. Абдулла много слышал о том, что женщина в исламе – не человек, и единственное ее право и обязанность – рожать и растить детей. Чтение рекомендованной Виралайненом литературы слегка пошатнуло эти стереотипы, но слишком тверд был еще фундамент мифологических представлений, спаянный из лжи и невежества, чтобы изгнать злых шайтанов неведения, свивших гнездо в легковерном сердце Абдуллы.

– В любом случае, – решил Абдулла, – я – судья, и никому ничего не должен доказывать. Меня должны интересовать только вопросы факта и права. Решать же заранее, что жена права, означает быть пристрастным судьей, подверженным влиянию слухов, эмоций или ужасного виртуального монстра, именуемого общественным мнением. Горе тому судье, в душе которого царствует презумпция чьей-либо вины до рассмотрения дела, особенно если она опирается на такую же презумпцию вины в законе. Абдулла хорошо помнил, как один его товарищ попал в тюрьму по обвинению в изнасиловании.

Ситуация была, в сущности, банальная. Некая молодая особа пригласила романтично ухаживавшего за ней молодого человека к себе в гости. Оказалось, что родители уехали на дачу. Совершенно "случайно" в холодильнике нашлась выпивка, причем, немалая: на двоих юноша с девушкой выпили полторы бутылки водки. Как после этого юноша умудрился изнасиловать девушку – загадка, но присяжные решили, что он виновен.

– Уф! Слава богу, у нас сегодня не уголовное дело, – подумал Абдулла, – а то бы эти двенадцать шайтанов только мешали работать.

А вот и истица с ответчиком. Господи! Как ужасно похож ответчик на дядю Колю – консьержа из их парадной. Даже рубашка такая же! Алкаш первостатейный. Надо же, как бывает! А истица совсем не похожа на подавленную гнетом женщину Востока. Хищница какая-то: глаза так и бегают. Огромный волевой подбородок. Может ума-то в ней не так и много, но вот энергии – более, чем достаточно. Нечего сказать: хорошая парочка!

Истицу представлял адвокат – пожилой мужчина в тройке с небольшой ухоженной бородкой, – что-то среднее между Кони и Плевако, только лицо не очень доброе. У ответчика адвоката не было: он заявил, что настоящий мужчина способен сам за себя постоять. Дядя Коля!

Первой выступала истица – госпожа Галимуллина. Весь ее пятнадцатиминутный монолог можно было свести к одной фразе "Зачем ему другая женщина, если я добросовестно выполняю супружеский долг?". Ответчик Галимуллин был немногословен. Он не спорил и не опровергал слова своей единственной супруги. Он просто сказал, что хочет жениться еще раз и не обязан никому давать отчет в мотивах своего решения. Слишком интимные это мотивы, чтобы говорить о них публично.

– А Вы все-таки постарайтесь, не вдаваясь в подробности, объяснить суду причины своего желания сочетаться вторым браком, – Абдулла вопросительно посмотрел на Галимуллина.

Ответчик молчал.

– Вы можете сказать это лично судье? – настаивал Абдулла.

Ответчик недоверчиво взглянул на судью.

– Хорошо. Как мужчина мужчине? – не теряя надежды, спросил Абдулла.

Ответчик радостно заулыбался.

– Ладно. Только на ухо, – подойдя к Абдулле, Галимуллин приблизился губами к его уху и едва слышно произнес: "Я люблю ее".

– Кого? – шепотом спросил Абдулла.

– Мою вторую жену, – с нектаром на устах пропел Галимуллин.

Абдулла хотел спросить ответчика, любит ли он свою первую и пока единственную жену, но его прервал недовольный окрик адвоката истицы.

– Ваша честь, я протестую. Вы не имеете права тайно общаться с одной из сторон. У нас публичный процесс.

– Господин адвокат, прошу Вас занять свое место, – сурово прервал его Абдулла. – То, что сообщил мне ответчик, хотя и имеет непосредственное отношение к делу, не может быть произнесено публично, так как может нанести ущерб его чести, а честь, если Вы помните, господин адвокат, является одной из пяти ценностей, защищаемых исламом.

– Извините, Ваша честь, – адвокат пристыженно плюхнулся на свой стул.

Абдулла был сам удивлен своей выходке, которая, между тем, произвела сильное впечатление на присутствовавших. Зал оживился.

– Ничего, не будет выпендриваться, – подумал Абдулла, глядя на съежившегося адвоката.

Галимуллин, тем временем, продолжал стоять у судейской трибуны, своей довольной физиономией одобряя каждое слово судьи.

– Так почему бы Вам не развестись? – вновь зашептал Абдулла Галимуллину.

– Да я бы уже и рад, – так не могу, – лицо Галимуллина сделалось вдруг печальным. – Права не имею. Дети у меня от нее есть, воспитывает она их хорошо и работать еще успевает. Словом, не придерешься. Да и по брачному договору, если развод производится по моей инициативе, я теряю почти всю долю в совместном имуществе, а это немало. Моя жена таким образом хотела обезопасить себя от неожиданного развода. А я молодой был, дурак, влюбился в нее по уши и все готов был подписать – хоть смертный приговор самому себе.

Слушая Галимуллина, Абдулла краем глаза следил за тем, что происходит в зале. Особенно волновалась женская часть присутствовавших. Кажется, и впрямь заболтались.

– Ответчик, займите свое место, – громко приказал Абдулла Галимуллину. – Суд заслушал мнение истицы и ответчика. В судебном заседании объявляется десятиминутный перерыв.

Когда ровно через десять минут Абдулла появился в зале судебных заседаний, лицо его сияло и выражало тайную, одному ему известную радость. Казалось, что за эти десять минут с ним произошло что-то особенное, – такое, что случается редко и непременно приносит счастье.

– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, – начал Абдулла скорее веселым, нежели торжественным голосом. – Суд рассмотрел доводы истицы и ответчика и, в соответствии с законами Российской Федерации и непреложными вечными законами шариата, постановил считать требования истицы справедливыми и запретить ответчику вступать во второй брак без расторжения первого...

Некоторое время зал пребывал в затяжном молчании. Абдулла так быстро объявил приговор, что никто сразу не понял, что это и есть окончательное решение молодого судьи. Наконец, одна грозная женщина с усами, сидевшая в третьем ряду, вскочила с места и закричала: "Ура!", и вслед за ней повскакивали с мест другие женщины и их голоса превратились в сплошной громогласный фейерверк неосознанного безумного ликования. Абдулле аплодировал почти весь зал, состоявший, как уже было отмечено, большей частью из женщин. Немногочисленные мужчины, присутствовавшие на заседании, неодобрительно покачивали головами.

Но поразительнее всех вел себя ответчик. Он спокойно выслушал приговор, словно ни минуты не сомневался, что он будет именно таким. А когда судья заканчивал свое короткое выступление, на лице Галимуллина даже засветилась улыбка, которая совсем не была похожа на улыбку растерявшегося человека: так улыбается тот, кто уверен в себе.

Незадолго до окончания перерыва защитник, все-таки назначенный судьей для представительства интересов ответчика, отвел Галимуллина в сторону и передал ему записку без подписи, исписанную едва различимым мелким почерком, похожим на арабскую вязь. В записке говорилось следующее: "Если хотите во второй раз жениться и не потерять денег, – измените жене. Тогда Вы будете отвечать за прелюбодеяние, и Вам будет грозить смертная казнь. Чтобы избежать наказания, в соответствии с шариатом, Вы можете заявить, что готовы жениться на той, с которой изменили. И Вашей жене придется либо признать Вашу вторую супругу, либо развестись, то есть самой явиться инициатором развода. Доброжелатель".

Автором записки был Абдулла. Как ему потом стало известно, Галимуллин воспользовался его советом и теперь вполне счастливо проживал с двумя законными женами. Между ним и супругами был составлен новый брачный договор.

После "дела второй жены" Абдулла стал пользоваться огромной популярностью. К нему обращались по всем вопросам – зачастую в обход шариатских мировых кади. Юному судье дорого обходилась такая слава. Часами после работы и в выходные вместо общения с тогда единственной своей женой Аней, Абдулла просиживал за книгами, изучая необъятное мусульманское право. Глаза уставали читать, рука писать, но Абдулла не вставал из-за стола, пока не выполнял назначенной им самим нормы.

Прошло совсем немного времени, и "бессмысленный набор архаичных норм" обрел в голове Абдуллы законченную гармоничность. Абдулла более не восхищался естественностью и логичностью шариата. Он просто не представлял его другим. Более того, он уже не мыслил себя вне шариата.

Абдулла, наконец, обрел тот самый Закон, те самые Божественные заповеди, полные гармонии и справедливости, которые он подсознательно искал не один год. И чем больше Абдулла изучал их, тем яснее для него становилась разница между такими обтекаемыми и бесхребетными понятиями, как: добро и зло, хорошее и плохое, любовь и ненависть. Жизнь его стала более оптимистичной и продуманной.

И вот теперь эта гармония оказалась под угрозой. Тот Закон, которым восхищался Абдулла, и, в соответствии с которым, жили миллионы людей на протяжении многих веков, мог оказаться лишь искаженным пересказом чужих мыслей, неизвестно чьих и неизвестно когда сформулированных.

То, что Абдулла считал Божественной истиной, совершенным и живым словом Божьим, могло оказаться всего лишь обыкновенной человеческой ложью. "Могло оказаться", – Абдулла продолжал надеяться, что все это только могло оказаться: разве не мог ошибиться Баум в оценке подлинности рукописи и ее датировке, разве не мог что-то напутать Кузин, разве не могло вообще не быть этой несчастной рукописи?.. Впрочем, что гадать! Все сейчас зависит от того, поймают похитителей дипломата или нет. Тогда все и прояснится.

Вот и сержант с лейтенантом. Судя по их испуганным лицам, что-то случилось. Аллаху та'аля! Неужели? А Саид, Саид-то что тут делает? Тоже арестовали?

Пока Абдулла пытался угадать, что случилось, сержант после некоторых усилий справился с замком, висевшем на раздвижной решетке, отделявшей "обезьянник" от предбанника и комнаты дежурного.

– Извините, уважаемый судья, – лейтенант приложил ладонь к фуражке. – Что же Вы удостоверение не предъявили? Спасибо, нам уважаемый объяснил, – лейтенант указал на ухмылявшегося за его спиной Саида. – Еще раз, ради Бога извините. Мы не смеем Вас больше задерживать.

– Где преступники? – сухо спросил Абдулла.

– Пока ничего неизвестно, – без эмоций ответил лейтенант.

– Абдулла Петрович! За что же Вас так? – закричал Саид, обнимая Абдуллу у выхода из "обезьянника".

– Спасибо за освобождение, Саид, – Абдулла, судя по всему, не очень-то радовался обретенной свободе. – Не могу понять, куда Вы все время спешите?

– Абдулла Петрович, я опять что-то не так сделал? – испуганно предположил Саид.

– Увы, да! Понимаете, Саид, я и так за сегодняшний день предостаточно засветился, – на всю оставшуюся жизнь позора хватит. Поэтому лишний раз говорить, что я – судья, да еще шариатского суда, Вам не следовало. Ну, хватит об этом! – оказавшись на улице, Абдулла оглянулся по сторонам. – Я вижу, наш водитель не уехал.

– Еще бы он уехал, – сказал Саид. – Тут такие приключения.

– Не очень-то веселые у нас с Вами приключения, – буркнул Абдулла и принялся искать неизвестно куда запропастившиеся варежки.

 

 

 


Оглавление

4. Погоня
5. Первое дело Абдуллы
6. Визит к полковнику
517 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 12:14 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!