Махай

 

 

 

Притопывая валенками на морозе, Махай досадливо шмыгал носом: «Ох, уж эти «новые», когда приедут, неизвестно, а дежурь через сутки. Ведь вот какая незадача, да и выпить хочется. Маленькая неделю снится. А что там выходные: всего сутки, шибко не разгуляешься!»

Тяжкий вздох вырвался из его груди. Ровно месяц назад стукнуло 68, только возраста не ощущалось. Был он высокий, сухой и кряжистый, да белый как лунь. Махай напряг мышцы рук – вот она, силушка, под тулупом играет!

Зимы в деревне были скучными, холодными; сельчане больше по хатам сидели. То ли дело весной: солнышко пригреет, скворушки станут пары искать, скворечники обустраивать. А деревенские из домов на улицу повалят: кумушки по две, да по три кучками собьются и ну языками чесать про хвори, огороды, да невесткам косточки мыть. Тут и хозяева из «новых» станут наведываться на выходные компаниями – им тут и шашлыки, и банька с веничком.

После баньки рассядутся в гостиной с заморскими напитками ─ висками-джинами (ничего хорошего, чистый самогон, но из красивых бутылок), тут и деду перепадёт.

Не то что Махай не мог себе купить вожделенной выпивки, платили ему хорошо, но по крестьянской своей бережливости дед откладывал на «чёрный день». К тому же, кто он такой, чтобы тратиться на баловство себе? Вы думали, Махай жмот? Ничего подобного. Случится, найдёт на него, так – один раз живем! – пойдёт тратить деньги; подарков накупит жене, детям (сыну и дочери) и внучат не обделит. Дети с внуками живут в Новгороде, в ста километрах от родителей, но не забывают проведывать. Славные у них дети, правда, славные. Вот и соседка, Нина Макарова, иной раз скажет: «Хорошие дети у тебя, Махай».

 

Вообще-то зовут его не Махай, а Илья, но уж смолоду пристала к нему эта кличка, так и зовут все Махаем, уже и имя настоящее забыли. А почему Махай? Тут своя история. Было это, да, почитай, около сорока годов минуло с той поры. Жил в деревне один чудак, местный лесник, зверушек нянчил, словно деток малых: домой тащил кошек, собак бездомных, даже совёнка брошенного из лесу приветил. В ту пору сынок в школу ходил, с утра до вечера стих учил про деда Мазая с зайцами – талдычил, талдычил. Вот Илья, тогда ещё молодой да глупый, возьми и брякни:

– Лёха, ты чисто дед Махай со зверушками!

Да ведь как сказал! Важно так, гордо. Уверен был, что убьёт Лёшку интеллектом.

А тот его на смех поднял:

– Ну, – говорит, – и грамотей! Сам ты и есть дед Махай.

Вот конфуз!

Так стал Илья смолоду дедом, ещё и Махаем. Теперь уж так привык, что назови Ильёй, не откликнется. Небось помрёт, крест поставят и напишут: «Здесь лежит Махай, пусть земля будет пухом!»

 

Вы думаете, ему обидно? Да, нисколечко, ведь это любя. Уважают Илью в деревне.

К примеру, живёт «в концах» Валерьян, старый, ровно пень гнилой, и никто не вздохнёт, хоть он помри. Потому, живёт Валерьян «ни рыба, ни мясо», абсолютный ноль, сыч бездушный, с замороженным сердцем. Не любят старикана в селе: жена и та ушла, потому, что лучше одной, чем с «пустым холодильником» серые дни считать. А к Махаю люди тянутся, мужик он душевный и совестливый. Например, соседке поможет и забор поправить, и другую тяжелую работу сделать, ведь одна она, как «одинокая гармонь». Не сложилось у неё, всяко бывает.

Теперешнее поколение начнёт ухмыляться: мол, не просто так дед захаживает к одинокой женщине. Только вся деревня знает, Махай не такой, он «настоящий» ─ верный и добрый. Всю жизнь душа в душу с Аринушкой. Дед Махай смахнул рукавицей слезу:

– Ну и мороз, слёзы из глаз вышибает. Да нет, он не плачет. Только…

Вспомнил жену и расстроился. Уже второй год занемогла, сердешная. Страшно подумать, что оставит она его первая, и будет он один, как палец корявый, да какой там палец, сучок засохший. Спаси, боже праведный. Есть всякие там сказки про исполнения желаний. У Ильи одна мечта, жила бы Аринушка.

 

Когда-то дочка пытала Махая про любовь, настоящую, как в кино. Тогда он лишь плечами пожал:

– Настоящая любовь в повседневности забот, в том, чтобы беречь друг друга.

Но дочка не унималась:

– Вот ты, отец, с юных лет живёшь с мамой, тихо и гладко у вас. А любовь – это буря, безумство. Заботы, быт – такая скука... Неужели ты не совершал необыкновенных поступков ради возлюбленной, ну хоть в школе?

Дед улыбнулся, вспоминая разговор с дочерью, и призадумался:

– Безумства?

 

…Интересно, считается ли безумством его тот поступок? Что сказала бы дочка?

Давненько это было. Случился приступ аппендицита, и попал Илья в больницу. Доктор там молодой, строгий. После операции заволновался, скоро ли домой отпустят. А доктор сердито нахмурился и говорит:

– Вы, молодой человек, только из операционной, так что лежите и не задавайте глупых вопросов. А когда выписывать, мы уж сами решим.

Прошёл день, потом ночь, а сон не идёт, в голове беспокойство о жене Аринушке. Время тянется, словно резина. Утром доктор пришёл, осмотрел его и сказал, что всё идет как надо. А к ночи совсем тошно стало. Грустно, хоть плачь.

Выглянул в коридор – дежурная медсестра дремлет за столом, положив голову на процедурный журнал, а больше никого. Не дыша, скользнул мимо, осторожно – вниз по лестнице. Тихо! С колотящимся сердцем отодвинул тяжёлый засов, толкнул дверь и вышел на улицу, как был, в пижаме.

Помнится, возликовал тогда, что нынче Аринушку увидит. Прикинул: до деревни из райцентра одиннадцать километров, всего около трёх часов пешего хода. Учесть ноющий бок, часа четыре от силы. Но расстояние и боль – сущие пустяки. Разве может такая мелочь удержать любящего человека?

Вот только не попал Илья домой; на полпути настигла беглеца санитарная машина и отвезли его... в психушку.

Пришлось Аринушке выручать его, непутёвого. Вот вам и безумства: срам один. Стыдили его, дурака, врачи, да супруга посмеивалась, хотя видел он, что довольна и горда чувством мужа.

Сейчас, если бы дочка спросила его, как он любовь понимает, он бы ответил: «Ничего не надо, только помереть в один день».

 

Махай потопал ногами, постучал валенком о валенок: Ну и ночка выдалась: мороз – ноздри слипаются, брови и те льдом покрылись, знать, уже светать начнёт. Вот и фонарь зажгли: скоро первая электричка на Питер. Дело к утру, можно бы и маленькую в тепле выпить, да расхотелось что-то.

Как там дома? Жена любимая так и состарилась вместе с ним, а ведь только жить начали, когда детей вырастили. И по санаториям не успели поездить. Ну, да ладно, небось, не в этом счастье.

Дед посмотрел на часы: скоро, скоро его сменят.

А вот и Вася, напарник. Не сидится в тёплом «скворечнике».

Молодой парень в военном тулупе подошёл к Илье, и, вытащив из чёрной пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой:

– Скоро домой, меньше двух часов осталось. Ты, дед, шёл бы, погрелся, чайку попил. Кипяток свежий.

– Успею. Денёк грядёт морозный! Хорошо!

– У смены он будет хлопотным. Звонил хозяин: гулять будет по полной. Олигархи, как в прошлый раз, с новгородскими девками безобразить станут. Умеют веселиться, черти! – он восхищённо покачал головой, – чтоб я так жил!

– Управы нет! А молодёжь, вроде тебя, смотрит. Вот ты, хороший парень, а туда же. Чему завидуешь? Ну, напьются, малолеток накачают алкоголем, а то и наркотиками.

– А ты не завидуешь? Небось, каждую копейку считаешь. Что ни говори, но богачом быть здорово! Помнишь ту зиму, когда девку в чём мать родила на холод выставили? Она ещё пальцы на ногах отморозила? И что? Ты думал, наш хозяин в тюрьме сгниёт? Шиш.

– Безнаказанность. Ничего, перед Богом все ответят.

– Скажите, прям Святой Махай! – Васька засмеялся. – Ладно, идём в будку.

 

Дед мотнул головой:

– Не нравятся мне гулянки толстосумов. Разврат! Какую девочку нынче искалечат? Где Господь, почему смотрит на это?

– Жди ответа. Мы на земле живём, здесь и гадим, – парень хохотнул, – а я бы развлёкся с сикалками. Так развлёкся, потом неделю бы девки на четвереньках ползали.

– Ремня тебе хорошего! На четвереньках. Совесть есть у тебя?

– В штанах моя совесть. – Васька хлопнул себя по бедрам, и зашёлся смехом, довольный собой.

– Тьфу! – Илья плюнул ему в ноги, и, бросив оземь форменную ушанку, пошёл прочь.

– Стой, дед, ты чего? Обиделся? А смена?

– Скажи жирному гаду, бывшему хозяину, я более у него не работаю. Так и передай слово в слово: Бог на небесах видит злодеяния. За всё ответит, сволота. Передашь?

Парень растерянно мялся.

– Ничего ты не скажешь, бессловесный. Понимаю. Работа. Ладно, живи. – Дед глубоко вздохнул и, махнув рукой, заспешил домой. – Ну их всех.