Гаудеамус!

 

 

 

«Коль смертные страхи мерещутся вам в благородном труде, То и знания

сущностей многих вещей не помогут, – Вас ждет пустота в результате»

 

Пыльная дорога вилась и вилась без конца и края. Ее необозримые стадии уводили куда-то ко всем чертям; становилось тоскливо от одной только мысли об этих бесконечных стадиях.

Усталые ноги волочились за своим хозяином, взметая пыль; неохотно продвигали по дороге сутулого молодого человека с маленьким узелком-котомкой за спиной.

Иногда он оборачивался назад и тяжело вздыхал, словно его второй раз изгнали из земли обетованной. Но потом вновь продолжал свое безрадостное шествие. При этом становилось видно, что пониже спины красуется серый отпечаток подошвы.

Ламех совершенно не представлял, куда ему теперь податься.

Некуда…

 

Он остановился.

Он сел.

Он заплакал.

Размазал слезы по пыльному лицу и опять посмотрел назад. Впервые за всю свою изобретательную жизнь ему было страшно.

– Что же делать? – шепотом спросил он у пустоты.

– А, может, вссссе-таки поговорить, ссс?…

Вихрь взметнулся под ногами вскочившего Ламеха. Молния с треском и свистом ринулась на змея. Тот отчаянно изогнулся, плюнул в сына Абрахама какой-то зеленью.

– Ты, двуязыкая зараза! – в левой руке Ламех держал огненный шар. Но, заколдованный змеем, не мог даже пальцем шевельнуть. – Растерзаю, убью!

Прочитав заклятие, сбросившее паралич, он с криком метнул шар в противника. Но змей был готов к удару – и снова увернулся, плюнув еще раз. Теперь Ламех мог различить только смутные очертания камней вокруг. Все расплывалось перед глазами.

Тогда Ламех в ярости стал беспорядочно бросать молнии, огонь, ледяные камни… Под конец, вызвав огненный круговой поток, рухнул в полном изнеможении. Когда он смог поднять голову, заклятие слепоты спало. Змей покачивался перед ним среди обугленных камней, тяжело дыша.

– Хватитсссс, – с трудом прошипел он.

Ламех тихо прорычал что-то и поднял тяжелую руку. Огненный шарик плюхнулся на землю, не пролетев и двух шагов. Змей было отклонился, но зацепился хвостом, растянулся в пыли.

– Ххватитсс…– с неудовольствием повторил дух.

– Все из-за тебя… – тихо, исступленно проговорил Ламех. – Из-за тебя! Выгнали! Выгнали с последнего курса!.. Позор!.. – и, задыхаясь от обиды, смог сказать только: – Прочь от меня! Прочь! Пшел отсюда!

– Хотелоссь бы… – ответил Змей, – Но шшто, думаешшь, ты один такой унишшенный и осскорбленный?..

Он повернул голову, показав Ламеху свою плешивую макушку. Там виднелся ожог, подозрительно похожий на след от подзатыльника.

– А что тебе от меня-то надо? – хмуро, но уже сдержанней сказал несчастный.

– Проблемы отныне возсникли не только у тебя, фсс… Мы шше догоффорилис-сь… Усслоффия догоффора не исссполнены – и он осстаетссся ф сссиле. Я не иссбафлен от обещшания.

– Хорошенькое дело! Мне теперь, что, терпеть тебя всю жизнь? – обалдел Ламех.

– Ис-справить ошшибку мошшно только там, где ее ссделаеш-шь, – услышал он. – Я должшен помочь тебе… И только так я помогу себе, с-с-с… Это нашша общая ошшибка, – продолжал змей, – и иссправить эту ошшибку мы мошшем только вмес-сте.

– Исправить!.. – истерически хихикнув, сказал Ламех, – исправить!.. Да ты о чем говоришь, безногий?!

– Когда вашш Моис-сей уводил халдеефф из КемиКеми - древнее название Египта., он вссе время иссправлял их ошшибки, пока хффатало терпения. Иерусалимские маги, ос-собенно, сстоль изобретательные, как ты, вссегда как-то умели это делатьсс.

Это была новая проблема. Помимо нее на шее Ламеха повисли, сплетясь в единое ожерелье, изгнание из Школы, безрадостная перспектива будущего, тяжкое настоящее и позорное прошлое. От такого украшения Ламех бы с удовольствием отказался. Или… перевесил на другую шею.

– Слушай, как там тебя, – АпописАпопис (Апоп) - персонаж "Книги Мертвых"; вредный змей, олицетворяющий мрак и зло. Побежден Амоном-Ра., что ли? – какие есть предложения?

– Есть предлошшение узснать мое имя-с-с-с…

– Не особо дельное. Ну, уж давай, валяй. Надеюсь, меня не пригвоздит к земле его ужасная слава?

– Я – Мушхуш! – пророкотал змей; с таким видом, словно одно это исправляло все положение.

– Мушхуш?! Это ты, значит, чудовище, созданное ТиаматТиамат - вавилонская богиня, олицетворение первозданной стихии, мирового хаоса. Создала много полезных и бесполезных существ.? Огненно-красный дракон? Эмблема Мардука! Ну и ну! По-моему, когда ваятели изображали тебя, то немножечко польстили. Или приврали.

– А ты, что ж, думаешь, что Мардук – коротышшшка в звериной шшкуре, как его любят иссобрашшать? Люди представляют насс такими, какими видят себя.

– Ну, знаешь… Я представляю себя намного лучше, чем сумел бы изобразить. Но с тобой, по-моему, обратный случай.

– Осставим этот разсговор! Я такой, какой ес-сть!!

«Похоже, этот НехахерНехахер - другое имя Апопа. еще и обиделся!» – подумал Ламех. «Я тут сижу на раскаленном песке и препираюсь с каким-то второсортным духом, а, между тем, мне даже идти-то некуда… И я еще должен утешать это чучело?!»

– Хорошо, оставим. Так ты будешь меня отсюда вытаскивать, или нет?

– Я не обяссан!

– Еще чего! Если так дальше пойдет дело, мы вообще никогда не разрешим наши проблемы. Или ты считаешь, что ее можно решить, сидя на одном месте?

– А почему бы и нет? Мне торопитьссся не куда, а ты, если будешшь так ссидеть, умрешь с голоду, и мои проблемы решатся сами собойсс-с.

– И мой не упокоившийся дух будет волочиться за тобой до кончины мира. Как тебе такая перспектива?

Перспектива была Мушхушу не очень. Но уязвленное самолюбие не позволило ему идти на поводу у Ламеха.

– А почему что-то придумывать должшен я? Кто меня ффысфал, ф концсе-конссов? Мне и безсс тебя неплохо жилось! Вссё твой дурасский экссамен по дурасской истории!

– А кто его завалил?

– А кто приперсся неиссвестно зачшшем в экзсаменационную залу?

– Как это – неизвестно зачем? «Устойчивость временного переселения душ, согласно Хнуму» – произнес он противным голосом, передразнивая.

– Сслушай, а кто тебе вообшше помешал подготовитьс-с-ся? Неуш-шели тебе было прощшше вызсвать Набу, чем выучить всссе вопроссы?

– Какая теперь разница? Тебе, что, от этого легче станет?

– Легшше не легшше, но моя мудросссть подссказывает, что именно зсдессь и кроется причина нашшего безсрадосстного пребывания в этой негостеприимной пуссстыне…

– Философский камень, – выдавил из себя Ламех. – Мечта моих предков.

– И каким это образом он помешшшшал тебе подготовитьс-сся?

Ламех тяжко вздохнул, обреченно оглядел окружающий пейзаж; понял, что никуда ему не деться, и начал излагать суть.

 

 

* * *

 

Все захолустные города земли сарацинов, в сущности, похожи один на другой. Маленькие глинобитные строения; улочки, шириной как раз для отъевшегося мула. Каковые, впрочем, попадаются в этих местах крайне редко. Оазисы с чахлыми, запыленными финиковыми пальмами; люди, в меланхоличности своей спорящие с верблюдами.

В дневные часы вы вообще мало кого встретите на своем пути. Но ночью в городе возникает какое-то подобие жизни. На улицы выходят торговцы, перекупщики, покупатели, и происходит торговый обмен. Наутро же все снова прячутся от зноя в свои маленькие домишки, и лишь обливающиеся потом смуглые рабы, тащащие носилки с каким-нибудь заезжим купцом или местным воротилой, могут нарушить однообразие пейзажа.

Таким предстал перед двумя странниками город Эль-Элат, притулившийся к оазису на северо-западной оконечности Синайской пустыни.

Что это были за странники, полагаю, догадаться нетрудно. Но, наверное, не вполне ясно, зачем они оказались здесь.

Конечно, им элементарно нужны были вода, еда и отдых. Но была и другая проблема, более насущная, чем первые три: что делать дальше?

Когда Ламех поведал змею Набу о своих несостоявшихся планах относительно изготовления Философского камня, поясняя по ходу, что это такое, сообразительный Мушхуш быстро согласился, что если б Ламех все-таки сделал такой камень, его не только бы восстановили в Школе, но и, пожалуй, засчитали бы такую поделку за все экзамены – будущие и прошедшие. Таким образом, Мушхуш предложил план: он помогает Ламеху добыть ингредиенты, Ламех сотворяет из них камень, Ламех же с помощью камня реабилитируется перед Верховным магистром, и, таким образом он, Мушхуш, выполняет клятву.

В плане было только одно слабое и непродуманное звено: как добыть ингредиенты?

Звено, надо признать, существенное. Но, поскольку другого плана пока не родилось, а иных вариантов не предвиделось, было решено утвердить этот как рабочий.

И, в довершение всего – у Ламеха не было с собой трудов Лотария Теффелиуса! Они преспокойно лежали в подземной библиотеке Школы, в четвертой пещере левого коридора, в каменной нише с надписью «Теоретическая алхимия». Сделать выписки из них он тоже не догадался. А надеяться на свою память в таком щекотливом деле было крайне рискованно!

Конечно, нельзя было и думать о том, что кто-то пустит в школьную библиотеку студента, исключенного с такой помпой. Проникнуть туда с помощью колдовства также не представлялось возможным: здание строилось теми еще специалистами, против которых Ламех, да и, чего уж тут греха таить, Мушхуш были слабоваты в коленках.

И вот тут змей во второй раз проявил сообразительность. Он рассуждал просто: если нельзя добыть труды Лотария, надо добыть самого Лотария. Его при этом нисколько не смущал тот факт, что Лотарий Теффелиус уже полтора с лишним века не может быть добытым. Когда Ламех указал ему на этот нюанс, тот воскликнул:

«– Чушшш! То, что возсникло однашшды, не мошшет бессследно ис-с-счезнуть! И чшему только вас-с-с учат в Шшколе оккультизсма! Ты, ш-што, не умеешшь выссывать духов?»

Пристыженный Ламех буркнул, что посреди голой пустыни можно вызвать только галлюцинацию, но никак не духа. «Еще неизвестно, кто тут слетится к жертвеннику! – прибавил он. – Демоны пустыни всегда отличались прескверным характером. И их тут точно давно не кормили».

Потому было принято решение отправиться в ближайший город, чтоб добыть все необходимое.

Ламех не дорос еще до той стадии Просветления, чтоб перемещаться по воздуху. Змей же повел себя как-то неопределенно: с одной стороны, он не отрицал, что умеет летать, с другой стороны не использовал эту возможность. Ламех подозревал, что это делается из опасения, как бы он, Ламех, не оседлал змея. Вообще-то идея была неплохая. Но, представив, как тщедушный дух, силясь взлететь с ним на закорках, шлепнется со всего маха на горячие камни, сын Абрахама-жида не стал осуществлять затею.

 

И вот, на заре четвертого дня, два помятых путника показались на дороге, ведущей в главные ворота Эль-Элата.

Первый из них был молод, смугл и худ. Его растрепанные волосы покрывала тряпица, оторванная от края одежды, что вкупе с несколько запущенной бородой придавало человеку разбойничий вид. Одежда с оторванным краем также не украшала своего обладателя. Материя, из которой она была сшита, пришла в совершенную негодность. Трудно было теперь угадать ее первоначальный цвет и качество.

Но второй выглядел куда более странно. Он был необычайно мал ростом, почти карлик. Не смотря на неуклонно растущую жару, он кутался в черный плащ с капюшоном, для него великоватый. Причем плащ странным образом горбился на спине. Капюшон скрывал лицо, но из темноты под ним неугасимо блестели маленькие злые глазки. Кроме того, видимо, из-за длинного плаща, края которого лохмотьями волочились по земле, было совершенно не заметно, как шагает этот странный человек. И потому создавалось неприятное впечатление, что карлик скользит по поверхности земли, если не сказать – ползет.

– Ты дух или нет? – шепотом шипел Ламех пыхтящему позади него змею. – Ты же мог изменить облик! Посмотри, как на нас пялятся прохожие!

– Ну и пуссть их пялятсся! Тебе какое дело, шссс? Открою ссекрет: духхи, уже имеющ-шие телесссную оболочку, не власстны менять ее вид. Они могут вс-селиться в другое тело, насслать видение, морок, но над физичессской природой не власстны! Лишшшь пребывая в виде чисстой энергии, мы можем принимать любую форму, тш-тс-с-с-с.

– Как прозаично. Вот лучше бы ты наслал на Урлина какой-нибудь морок. Мы б тогда не тащились сейчас по этим грязным улицам.

– Помнитсся, ты в ссвое время не очень в этом преусспел… О Мардук! Как усстал мой бедный хвоссст!

На этом диалог затух.

Еще раньше спутники условились, что первым делом зайдут подкрепиться на какой-нибудь постоялый двор, так как вода и хлеб, творимые Ламехом из песка и камней, были не очень питательны. Тем более что он, кажется, подзабыл заклинание, и хлеб противно скрипел на зубах.

Змей все четыре дня пути ныл и просил козьего молока. Каменного хлеба он не употреблял в силу физиологии – зубов, кроме двух ядовитых, у него не было. Но Ламех не умел добывать козье молоко, и потому Мушхуш голодал. Он жадно пил воду, пытался охотиться за ящерицами, проклиная несовершенство смертных, и сентиментально описывал обильные жертвоприношения в Уруке.

И вот теперь носы обоих с воодушевлением уловили аромат пищи. Он исходил из низкого строения, перед которым стояла пара телег, тачка с запряженным в нее ослом и еще кое-какие средства передвижения. Из строения смутно доносились голоса и смех. Все это позволяло безошибочно определить хибару как постоялый двор.

При появлении двух незнакомцев люди на мгновение смолкли: пришельцы, да еще такие странные, показывались здесь нечасто. Постоялый двор существовал не столько как гостиница, сколько как место общественных собраний. Город находился довольно далеко от основных караванных путей, и потому не процветал. Единственными людьми извне могли быть перекупщики соли, так как город стоял недалеко от дороги, ведущей из соляных рудников в Александрию. Конечно, ходили слухи, что где-то поблизости есть знаменитая Школа чернокнижия. Но в глаза эту школу никто не видел, торговых отношений с городом она не имела, а потому все равно что отсутствовала.

В этой связи путешественники, нисколько не походившие на приезжих купцов, выглядели весьма подозрительно.

– Мы мирные паломники, идущие к Святой земле! – поспешил объясниться Ламех. – И надеемся найти здесь пищу и кров.

– Если только у вас не свистит ветер в кошельке! – не очень-то дружелюбно ответил хозяин, здоровенный араб в чалме. – Не нравитесь вы мне, парни. Больно уж смахиваете на попрошаек. Шли бы своею дорогой!

– Нашша дорога лежит черезс твой дом, с-сын Нергала! Будь вежшшливее сс госстями – это принессет тебе прибыль и удачу, – озлился голодный Мушхуш, сверкнув из-под капюшона желтыми глазками.

– Конечно, дождешься от вас прибыли, – менее уверенно ответил араб. – Особенно от тебя. Недобрый у тебя глаз, он навлечет порчу.

– Порча будет, если ты нас не накормишь! – потерял терпение Ламех.

Но он лучше змея владел собой, потому что был более сыт.

– Ты, видно, совсем одичал в этой глуши, господин, раз боишься добрых людей. Но, послушай, мы не обиделись. Вот тебе этот золотой, тащи-ка нам поживее обед.

При виде блестящей монеты подозрительность хозяина как рукой сняло.

– Ну что ж вы сразу не сказали, что вы добрые люди! Мы тут совсем отвыкли видеть незнакомые лица, а потому – не обессудьте! Эй, Махмуд! Неси плов гостям!

– И пуссть захватит козссьего молока! – ввернул Мушхуш, отползая в дальний угол.

Через некоторое время скитальцы уже уплетали за обе щеки. Вернее, уплетал один Ламех, а Мушхуш страдал, как бы незаметно кончиком хвоста опрокинуть в рот бутыль с молоком. Как назло, все рассматривали новых постояльцев, и змей был весьма недоволен.

– Ты зачем обозвал хозяина сыном Нергала? Он же мог ражожлиться! – заметил Ламех с набитым ртом.

– Ссомневаюссь, что он вообще знает, кто такой Нергал, тш-ссс! А ты чшего рассшедрилсся? Отвалил золотой за паршивую миссску кашши и крушшшку молока, которую я дашшше не могу выпить?

– Скажу тебе по секрету, это не настоящий золотой. Когда я пробовал добыть золото путем варения меди, получился этот блестящий металл. Я сначала сам принял его за золото, и только окунув в кислоту, понял, что ошибся. Но унывать не стал – нашлепал из него денег и расплачивался ими в студенческой забегаловке.

– Ты, окассываетсся, не только врун, но и шшулик! А ессли хозяин поймет, что его надули?

– Вряд ли. И вес, и мягкость – ну совершенно натуральная! Он поймет, только если догадается внимательно посмотреть на портрет правителя, вытесненный на монете.

– А чей там портрет, шт-ссс?

– Мой.

Тем временем, обед подходил к концу. Сын Абрахама запихивал в рот последние куски лепешки. Мушхуш так и не изловчился выпить молока, но Ламех успокоил его, что возьмет бутыль с собой и даст потом змею напиться.

– Почтеннейший, а как тут у вас с комнатой для ночлега? – прокричал Ламех хозяину.

– Есть отличная комната для ваших милостей, выходит окнами в сад. Лучшая моя комната! Только вчера в ней останавливались сиятельные купцы из Багдада. Два динара в неделю, за вас и вашего спутника.

– Два динара?! Ты что, перегрелся на солнце, господин? За один динар мы месяц можем кутить в твоей харчевне, как султаны, и ты еще останешься в прибыли! – возмутился достойный сын Абрахама-жида.

– Тебе, шшто, шшалко фальшшивых денег? – тихо прошелестел змей.

– Нет. Но я не хочу, чтоб этот молодчик перерезал нам ночью глотки ради моей амальгамы, – так же тихо ответил Ламех.

– О, вы видимо не знаете, как тяжело содержать постоялый двор в такой глуши! – запричитал хозяин. – Я терплю страшные убытки, и только из большой симпатии к вам снижаю цену. Полтора золотых.

– Один динар и твоя кормежка. Или мы вообще уходим из этого дрянного города.

– О, благодетельные господа! Да продлит Аллах ваши дни! Вы разорите меня, но я проникся таким состраданием, что пять дней буду разделять с вами стол и кров за эту нищенскую плату.

– Будь по-твоему, скаред. Остаток первого золотого можешь считать авансом. Покажи-ка нам теперь свою хваленую комнату.

Сделка оказалась не такой уж прибыльной, как вначале думалось хозяину. Обиженно бормоча под нос что-то о грабителях и своей нищете, он повел их по низкому коридору.

– Ничего, этот пузан не останется обижен. Я не собираюсь торчать в этой дыре больше двух дней, – сказал Ламех, запирая дверь на засов. – Конечно, золото – подделка. Но зато отличного качества!

Змей не ответил. Он с причмокиванием пил молоко.

– Н-да. Видимо, хозяин – почитатель учения Будды, и не хочет вводить нас во грех роскошью обстановки, – заметил Ламех, оглядев свое временное жилище. – У него искаженное представление о сути вещей. Он назвал садом сухое оливковое дерево; я опасаюсь за его рассудок.

– О, видел бы ты виссячие сссады Вавилона! Ты бы назвал мусссорной кучей ссад любого падишшаха! – молоко настроило змея на лирический лад, и он не уловил мысли Ламеха. Сын Абрахама решил сменить тему.

– Ну, так что… – он хотел сказать: «Что мы предпримем теперь?», и не сказал. Потому что в дверь тихо, но настойчиво постучали.

– Кто там мешает нашим молитвам? – воскликнул Ламех испугано, ногой толкая подальше свой узелок.

– Откройте, о странники, и вы не пожалеете!

– Потому что не успеем? – осторожно спросил изгнанный студент, не доверяющий людям.

– Не бойтесь меня. Я – местный торговец. Я сразу узнал вас: вы – Магрибские волшебникиМагриб - по представлениям арабов, таинственная страна колдунов и волшебников., и вы обязательно должны посетить мою лавку!

– Какие еще к черту волшебники? – спросил студент у запертой двери. – Положительно, это город сумасшедших.

– О, ни к чему скрывать! Я внимательно смотрел на вас, когда вы принимали пищу. Ваш спутник не имеет ног, и не притронулся ни к одному блюду. Он знает имя Темного БезрогогоТемный Безрогий - титул Нергала. В отличие от христиан, вавилоняне считали рога символом святости и могущества., которое древние астрологи Вавилона употребляли для обозначения демона ада. Вы пришли издалека, так как на многие дни пути вокруг нет жилья; между тем у вас нет никакой поклажи, нет вьючного животного. Вы перенеслись сюда по воздуху и приняли вид паломников. О, старого Самуила не обманешь! Не знаю, что за дела у вас в нашем захолустье, но вы не пожалеете, если посетите мою лавку!

Ламех лихорадочно соображал, что предпринять. Если он не впустит Самуила, тот, чего доброго, растрезвонит по всему городу о своих открытиях. А если впустит, придется тащиться в лавку этого старикана, у которого явно не все дома.

– Лучшше впуссти! – прошелестел змей, видимо, думавший о том же.

– Вот чем обернулась твоя конспирация! «Сын Нергала»! Тоже мне, дух знания.

– Не время сссспорить, открывай!

Ничего не оставалось, как открыть засов. За обшарпанной деревянной дверью стоял маленький седой старичок, опирающийся на такую же корявую, как он сам, палку.

Самуил хихикнул и без приглашения вошел внутрь.

– Да прибудет с вами мир ваших богов! – воскликнул он набожно, а в это время глаза его бегали по сторонам.

– Чем же ты торгуешь, почтеннейший? – решил сразу объясниться Ламех.

– О, пойдемте со мной, странники, и вы увидите!

– Нет уж, так не пойдет. Сначала расскажи, а потом мы подумаем, идти к тебе или нет.

– Неужели, о, неужели вы откажетесь?! Я так долго ждал этого дня, я мечтал об этом дне, и вы отказываетесь?! – старичка, казалось, сейчас хватит удар.

– Какой он нервный! – с неудовольствием заметил Ламех Мушхушу. – По-моему, лучше последовать за ним, а то он станцует нам пляску святого Витта, и на его крики сбежится весь постоялый двор.

– Как ссскашшешь. Учти – он мне не нравитссся!

– Мне тоже. Но, боюсь, он от нас не отстанет.

И Ламех вновь обратился к Самуилу, преданно заглядывающему в глаза студента:

– А далеко отсюда твоя лавка?

– Недалеко, совсем недалеко! Вы не успеете выговорить самое короткое заклинание, как тут же окажетесь там.

– Ну, что ж. Если ты уверяешь, что мы много потеряем, если не взглянем на твои богатства, то мы на них взглянем. Но учти – это еще не значит, что мы непременно будем их покупать.

Не дожидаясь новой истерики, Ламех подхватил с пола свой узелок и поманил за собой змея. Мушхуш с неудовольствием повиновался.

 

 

 

Реклама:

воздушные шары для Нового года