На пороге нового мира

Бывает такое – выходишь на улицу и заранее знаешь, что столкнешься сегодня с кем-нибудь из старых знакомых.

Уже слова готовишь в голове: «Привет!.. Ну, надо же!.. Сколько лет, сколько зим…», и начинаешь внимательнее приглядываться к прохожим, искательно озираться… Не то, что бы специально – а так; мало ли. Чем, в самом деле, черт не шутит?

Я шел в институт, опаздывая, как обычно, и, как обычно, не придавал этому особого значения. Главное, сдать. А присутствие на лекции – явление желательное, но вовсе не обязательное. Это я понял уже к середине второго курса. А раньше летел, как на первое свидание.

Ну, мало ли, что было раньше…

Прокручивая в голове очередной вариант плана «заучил-сдал-забыл», я увлекся, и перестал глядеть в лица прохожих.

Тогда-то, как и водится в жизни – внезапно, – налетает на меня сонная фигура: прилично одетый молодой человек клубного вида; возможно, попутавший утро с вечером.

– Э, ну ты аккуратнее, ё… – говорит он.

Поднимает глаза на меня…

– Илья? Ты, что ли? Ни фига себе.

И я, конечно же, его узнаю. Вот так вот. Готовься – не готовься, а встреча все равно неожиданная.

– Здорово! Сколько лет, сколько… – выдаю я заготовленное, чтоб зря не пропадало.

– Да сколько ни есть – все наши, – обрывает меня улыбающийся приятель. – Ты куда это торопишься с утра пораньше?

– Шутишь?.. – невольно бросаю взгляд на часы. Половина десятого.

– Какое там – шучу. Все приличные люди спят еще после вчерашнего, – зевает приятель. – Учишься, что ли?

– Ага.

– Еще скажи, на философа, – хмыкнул он. – Не, я это гиблое дело бросил.

– Да ты что, Андрюха?.. Ты же такие надежды подавал! Ведь это я в школе под партой сидел…

– Ну, а я за ней насиделся, – пожал плечами товарищ. – Какой резон? Раньше я честолюбием страдал – а теперь вырос, поумнел. Предки в свое время и выучились, и потрудились. А для кого они, спрашивается, трудились? Это вам хоть кто скажет – для потомков. Для меня, то есть. А я же не какая-нибудь скотина неблагодарная, чтоб отказываться от счастливой жизни, трудом и потом заработанной.

– Так ты, что – вылетел?

– Ну, зачем же – «вылетел»? Гордо ушел своими ногами.

– С какого?..

– С четвертого. Надоело. Да и какой смысл? Предки обещали без всяких дипломов на работу устроить. А зачем же еще, дурында, учатся – как не за тем, чтоб трудоустроиться в последствии?..

– А знания?

Андрей фыркнул.

– Нет, ну ты меня убиваешь, наивная душа. Скажи, когда, где и кому в этой стране пригождались знания, да еще полученные в институте? Для успешной трудовой деятельности практика нужна, а не теория. Попробуй, устройся куда-нибудь после своего вуза – я на тебя посмотрю.

Подобная мысль меня никогда не посещала, и потому я оказался ей ошарашен. Нащупал взглядом лавочку, сел. Приятель подошел и развалился рядом.

Наконец я спросил его:

– Значит, ты работаешь, Андрей?..

Он улыбнулся.

– Не совсем.

– Это как?

– А очень просто. Взглянем на вещи трезво: мой папа организовал свое дело, и значится его директором. Я значусь его водителем – нормальная трудовая профессия. Я – работаю?

– Сейчас – явно нет.

– Ну, вот ты себе и ответил. Сегодня выходной у меня; папа никуда не едет. А так он у меня строгий начальник, требовательный, – Андрей вытряхнул сигарету из пачки и с наслаждением затянулся.

Помолчали.

Андрей посмотрел на драного кота, прижавшего уши при виде воробьев, и его пробрало на философию.

– Читаю осуждение на лице твоем простодушном, Илюха, и скажу, что оно напрасно. Это раньше здравомыслящие люди учились, работали и строили светлое будущее. А сейчас – какое, к черту, будущее?.. Светлое будущее уже построили, теперь вкушают его заслуженные плоды… Деятельные дети деятельных родителей. Не знают, как время убить. Разрабатывают новые способы что-то делать, чтоб ничего не делать… Знаешь, какой основной закон рыночной экономики? Спрос порождает предложения; а если нет спроса, надо создать его. Пусть люди научатся любить неизвестные ранее вещи, получать неведомое прежде удовольствие; и пускай то, о существовании чего никто и не догадывался, станет необходимым позарез. Это и есть прогресс, парень. А я – звено этого прогресса. Универсальный Потребитель. Вот скажи мне – зачем ты учишься?

Я поглядел на него так, словно он отвесил мне подзатыльник.

– Как это – «зачем»?..

– А вот так. Наверняка, мама с папой сказали: «Учись, сынок, и будет тебе счастье». А когда-нибудь ты думал, какое место в этом мире тебе предстоит занять?

– Нет, если честно.

– Ну, вот. А я думал. Как ты, наверно, помнишь еще со школы, я отличался деловым подходом к жизни. И вот какая выходит картина: мир разделился на производителей и потребителей. Скажи, кем бы тебе хотелось оказаться?..

Я задумался.

– Конечно, понял, к чему ты клонишь. Но быть потребителем, не производя при этом ничего, это как-то…

– Рационально. Рационально и здраво. Трудиться надо тому, у кого ничего нет. А у меня есть все. Так зачем мне трудиться?

– Но Андрей, ты всегда был умным человеком… Ведь ты зарываешь свой талант в землю!

– Мои предки талантливо устроили свою жизнь. И при этом устроили мою. Теперь я не трачу свой талант на строительство собственной жизни – я талантливо ее проживаю.

– «Прожигаю»…

– Что ты там шепчешь?.. А, ладно. Бог с тобой; всегда был идеалистом.

Между тем, голодный уличный кот, не выдержав, прыгнул вперед, и воробьи брызнули в разные стороны.

Я повернулся к приятелю.

– Но что талантливого может быть в потреблении? Разве не ужасно всю свою жизнь только и делать, что потреблять? Какая-то… какая-то нелепость! Ты, которому все пророчили улетную карьеру, учишь меня, неудачника и посредственность, забросить дела и плевать в потолок? Я не понимаю тебя! Ведь ты же, в конце концов, гражданин своей страны! Если все станут потреблять…

– Почему же – «все»? Тебе вот, как я вижу, нравится вкалывать! – хохотнул Андрей. – Современный мир держится на мозгах прагматиков, деньгах глупцов, честолюбии карьеристов и спинах идеалистов… «Гражданин своей страны» – скажешь тоже. Ты еще скажи, что на выборы ходишь, чудак.

– Да. Выходит, и впрямь я чудак. А кто – ты?

– Я? Ну, я не мозг этого мира, однозначно; деньги у меня папины, честолюбие уже отсутствует – за ненадобностью, равно как и идеализм. Выходит, мира я не держу. Но я тоже занимаю в нем одно из ведущих мест… Я – его содержание.

Мне стало противно сидеть рядом с ним. И противно от того, что он был прав.

Тогда я сказал:

– А какой смысл у твоего существования, Андрей?

Андрей докурил сигарету и раздавил окурок носком лакированного ботинка.

– Я не знаю, – равнодушно опустил он помятое лицо. – Но покажи мне того, кто знает, и пусть он плюет мне в глаза!.. Смысл жизни в том, чтобы жить. Был бы иной смысл, не было б тогда бешеной популярности у всех этих компьютерных игр, которые безо всяких усилий с твоей стороны делают тебя императором, воином, стратегом, героем… Чаты, аси, девочки, порнуха, травка, клубы, бары, МTV… Разуй глаза, идеалист. У миропорядка нет, и никогда не было ни цели, ни смысла. А, значит, нет цели и смысла у каждой жизни в отдельности. Мир не развивается – он колеблется. Тот, кто прежде был наверху, оказывается внизу. Люди с низов взлетают вверх… Чтоб потом в свой черед позорно шлепнуться с самой верхотуры. И – по новой. Производитель стремится вырваться в потребители, потребителя жизненные обстоятельства временами заставляют что-то производить. Так вот и живем. Логика, мой друг – упрямая вещь. Человек, который имеет хоть крупицу здравого смысла, будет брать от жизни все, пока она не даст ему по морде. Ну, а когда даст – тогда и будем думать.

Я поднялся.

Глаза ослепил солнечный свет. Ветер в волосах раздул последние сомнения. Я сощурился на светило, неуклонно идущее ввысь, и тихо проговорил:

– Смысл жизни в том, чтоб сделать что-то хорошее другому. Не себе – хоть это и более здраво… А другому. Мир, на который ты равняешься, рационален – но бездушен. А без души человеку только и остается, что потреблять… Ибо иного смысла он выдумать не в состоянии. Идеализм в наши дни более деятелен, чем рационализм. Потому что у него есть вектор движения. Все верно. Мир держится на моей спине. На моей, приятель. И я его не уроню.

Не попрощавшись, я развернулся и двинулся в университет самым быстрым шагом.

Часы укоризненно показывали двадцать минут одиннадцатого.

«Если у этого мира только и осталась одна опора – в моем лице, – нельзя подкачать» – подумал я про себя. «Идеалист берет в руки лопату и взвешивает мир на аналитических весах». Конечно же, я найду ответы на все вопросы, которые он мне задал. Потому что у меня есть резон их искать.

А на пары я больше опаздывать не буду. Ни за что.