Уроки музыки

 

Мои рассказы-зарисовки из «мемуарной» серии: рассказы-эскизы, рассказы-воспоминания, рассказы автобиографические и полубиографические… о детстве и юности, об эмиграции и прочем…

 

На чтение потребуется 3 часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

 

 

 

 

Лето. Вечер, но ещё совсем светло, только не жарко. Мы – мама, папа, бабушка, тётя Галя, дядя Мотя, бабушкин брат и я – гуляем по Киевской. Мне очень скучно. Взрослые всё время разговаривают друг с другом о неинтересных вещах и идут медленно, а мне хочется быстрее. Мне хочется подпрыгивать – то на одной ноге, то на другой.

– Мам, давай я тебе покажу, как я умею прыгать, – дёргаю я мамину руку.

– Я сейчас занята... я разговариваю с тётей Галей, – говорит мама.

– Бабушка, хочешь посмотреть, как я прыгаю? – я дёргаю бабушкино платье.

– Потом, потом, – отвечает она и продолжает что-то рассказывать дяде Моте.

Папу я не дёргаю. Он слушает бабушкин рассказ. Все заняты и не хотят смотреть, как я умею подпрыгивать высоко и немножко держаться в воздухе.

Бегать быстро я не умею, но высоко прыгать у меня получается. Даже наш учитель по физкультуре, Анатолий Афанасьевич, которого все зовут Анатолий Фантамасьевич, потому что он совсем лысый, так говорит. Фантамасьевич меня почти никогда не хвалит, потому что я совсем «неспортивная» и часто забываю дома физкультурный костюм или тапочки. Даже наоборот. На последнем родительском собрании он на меня нажаловался и сказал, что я «манкирую» его занятиями, а физкультура – это очень важно. Что такое «манкирую», мне непонятно, но физкультуру я, и правда, не люблю. Хорошо, что дома меня совсем не ругали, потому что «физкультура не тот предмет, за который надо ругать». Так считает бабушка, а она сама учительница, и в этом понимает.

Но прыгать в выходном платье мне не разрешают: я могу упасть и запачкать или порвать его. И потом, я уже не маленькая: я уже скоро перехожу в пятый класс! А сегодня как раз воскресенье и я в выходном платье.

 

Скучно. Я просила, чтобы меня оставили дома, но дома одну меня почти никогда не оставляют. Я плетусь за всеми.

– Иди вперёд, чтобы мы тебя видели, – просит бабушка.

– А можно я буду прыгать? – спрашиваю я.

– Прыгают только зайцы, а ты что, заяц? – громко смеётся дядя Мотя, который всегда говорит, что всё знает, даже, когда ничего не знает. Я его за это не люблю. И смех его ехидный не люблю. И за то, что у него очень большой живот, но только с одной стороны, – тоже.

– У Моти грыжа, и он её запускает. С грыжей шутить нельзя. Боюсь, что он когда-нибудь доиграется, но будет поздно, – считает тётя Галя.

Она его жена, и хочет «только как лучше», но он «к её советом не прислушивается». И все согласны, что с грыжей шутить нельзя, потому что помнят, как у моего папы тоже была грыжа, и не такая большая, как у дяди Моти, но один раз он тоже доигрался, и его еле спасли. Мне тогда было шесть лет, и я каталась на папиной ноге, и я правда не знала, что ему это нельзя. Дяди Мотина грыжа меня пугает.

– Ну пожалуйста, можно я немного попрыгаю? – я делаю свои самые жалобные глаза.

– Дайте ребёнку немножко попрыгать, – говорит бабушка.

– Ну хорошо, попрыгай, только не быстро, – разрешает папа.

– Смотри не упади, – добавляет мама.

 

Больше я ничего не слышу. Я уже далеко впереди. Подпрыгивая двумя ногами сразу, как прыгают кенгуру, которых показывали по телевизору в «Клубе кинопутешественников», я быстро допрыгиваю до середины квартала. Потом останавливаюсь и жду остальных: я не хочу от них уходить слишком далеко, а то мне прыгать больше разрешать не будут.

Я стою возле доски для стенгазет и объявлений рядом с входом в поликлинику, где бабушке делают ванночки для ног, а маме греют нос специальным тёплым светом, который называется увэче. На стенгазете под стеклом большими чёрными буквами с колючками написано длинное, незнакомое слово. «ИМ-ПО-ТЕН-ЦИ-Я» – читаю я по складам. А под словом нарисована смешная картинка: какой-то дядя с крылышками, как у бабочки, и три цветка с лицами и в платьицах.

И потом много ещё написано, но уже совсем маленькими буквами. Я рассматриваю картинку и читаю то, что написано маленькими буквами. А написано там, что импотенция – это что-то очень плохое, что случается с мужчинами, которые любят не один цветок, а много разных: сначала один, потом другой, а потом ещё третий. Почему любить разные цветы плохо, мне непонятно.

 

Мама, папа и все остальные уже совсем близко. Я бегу им навстречу.

– А что такое импотенция? – кричу я на всю улицу.

Взрослые смотрят друг на друга.

– Шшш... – шипит тётя Галя и оглядывается, – люди могут услышать.

Но на улице, кроме нас, никого больше нет.

– Кто тебя такому слову научил? – спрашивает мама.

– А вот там написано, – показываю я, – большими буквами, и ещё там нарисована смешная картинка, бабочка-мужчина.

– Это очень нехорошее слово, не повторяй его больше, – говорит тётя Галя.

– Если оно такое плохое, то почему его пишут в стенгазете, да ещё большими буквами? – тихонько бормочу я.

Все подходят к доске.

– А ты отойди в сторонку, тебе ещё рано такие вещи читать, – говорит мне дядя Мотя.

– Подумаешь, я уже почти всё прочитала, – надуваюсь я от обиды.

 

«Опять этот противный дядя Мотя со своей грыжей», – говорю я про себя и отхожу назло как можно дальше. Пусть им станет стыдно за то, что они меня обидели. Но стыдно им совсем не становится. Мне видно, как они читают и смеются, но не слышно, о чём они говорят. «Если сделать шаг в сторону, то можно спрятаться за угол: пусть они меня ищут и волнуются», – думаю я, но никуда не прячусь, а стою и носком полуботинка расковыриваю ямку в асфальте.

Это уже не первое слово, которое мне ещё рано знать. На прошлой неделе бабушка водила меня к доктору, потому что моему лицу вдруг иногда становится жарко. Бабушка сказала, что это называется «приливы». Доктор мне сначала понравился, но потом он сказал, что мне жарко, потому что у меня «скоро будут гости».

Какие такие гости? Когда к нам должны прийти гости, никому никогда не становится жарко. Я, конечно, спросила, а доктор сказал, почти как дядя Мотя: «тебе ещё рано знать», и сразу же мне разонравился.

Наконец, меня зовут. Я подхожу ближе.

– Нам пора домой, – говорит мама, – тебе завтра рано в школу, а всем остальным – на работу.

Я хочу ещё раз спросить про импотенцию, но по лицам взрослых понимаю, что они мне всё равно ничего не объяснят.

 

По дороге домой бабушка обнимает меня и говорит:

– Не спеши... вырастешь – узнаешь.