Фазиль Искандер. Дом в переулке

 

отбор цитат – Максим Малиновский

 

 

 

 

*   *   *

 

Он вслушивался в трубку, волнуясь и стараясь уловить что-то такое, что могли бы скрывать от него. Но ничего не было слышно, только иногда бой часов в комнате ее отца. Он сам удивлялся тому, что вслушивается в эту пустоту и пытается услышать что-то такое, чего на самом деле нет. И все-таки каждый раз он напряженно вслушивался...

 

 

*   *   *

 

...Проголодавшись за ночь, они рвали холодный ночной виноград, а если она на цыпочках выносила из кухни хлеб, не было ужина прекрасней. Хлеб и виноград – древний ужин влюбленных.

 

 

*   *   *

 

...Девушка бледнела от ночной прохлады, и, когда они выходили из сада, раздвигая мокрые синеватые листья, она вздрагивала и тесней прижималась к нему. А ему казалось, что в мире нет такого холода, от которого он не смог бы спасти свою девушку.

 

 

*   *   *

 

...Однажды в детстве он видел, как доктор пил водку, стоя у ларька. Запрокинув стакан и голову, он, казалось, старался как можно быстрей залить что-то такое, что горело внутри него. Рука его сильно дрожала, когда он торопливо вливал в себя водку, и казалось, что она дрожит от волнения. А когда доктор выпил и, вдруг успокоившись, расплатился и ровными быстрыми шагами пошел в сторону больницы, он тоже успокоился и решил, что струя попала как раз в то место, куда доктор целился.

 

 

*   *   *

 

...В их взглядах он чувствовал то ли осуждение, то ли сожаление, словно он делал что-то неловкое, неестественное и жалкое. Казалось, они говорили ему: "Раз уж ты переехал на другую улицу, где-то там и ищи себе девушку, а сюда возвращаться глупо и бесполезно".

 

 

*   *   *

 

...С тех пор как они стали встречаться, он заметил, что думать о ней для него стало так же естественно, как думать вообще. Иногда ему казалось, что она ему ближе и понятней, когда ее нет рядом. Но это бывало редко.

Несмотря на все эти мелкие тревоги, он чувствовал в себе какую-то пьяную легкость, и каждый день казался ему тайным праздником, и каждый день он просыпался с таким чувством, какое бывало в школе в начале каникул, когда праздник уже начался, но еще весь впереди. Ложась спать, он иногда боялся, что однажды проснется и этого не будет, но утром, еще не проснувшись, чувствовал, что оно здесь.

 

 

*   *   *

 

...во все время службы он продолжал думать о ней, и боль никуда не уходила, и он злился на нее за это, и все-таки продолжал думать о ней, а иногда боль выплескивалась с такой физической силой, что он ощущал ее, как приступ тошноты.

Так бывало, когда он слышал знакомую музыку, которую когда-то слушал с ней, и она теперь звучала, как тогда, или видел на улице девушку, которая, остановившись под порывом ветра, одной рукой придерживает волосы, а другой – платье, как она когда-то, или мимо проносился мотоцикл, на котором сидели парень с девушкой, как они когда-то, – было множество таких мелких, повторяющихся, мучительных примет.

 

 

*   *   *

 

...Окончился срок службы. С тяжелой, мстительной радостью он думал о том, как они встретятся, как жалко она будет оправдываться и как он раздавит ее холодным, беспощадным презрением. И в то же время он боялся, что не выдержит и выдаст всю боль, и вздрагивал от стыда, боясь этой ненужной, позорящей откровенности. Особенно он опасался неожиданной встречи.

 

 

*   *   *

 

– Аля, тебя, – услышал он далекое. Потом тишина и только мерный стук старинных часов из кабинета ее отца.

И вдруг он вспомнил, как раньше он вслушивался в эту тишину, стараясь услышать что-то такое, что могли от него скрывать, и вспомнил ту давнюю тревогу, от которой он никак не мог избавиться, и тут же с необыкновенной ясностью понял, что все, что случилось, уже тогда было заключено в его тревоге. Это открытие так поразило его, что он забыл про трубку и вздрогнул, когда услышал ее голос.

 

 

*   *   *

 

...Он глядел на нее, и мгновениями ее лицо делалось до того чужим и незнакомым, что становилось страшно, как бывает во сне, когда видишь близкого человека и вдруг угадываешь в знакомых чертах совсем другие – мертвые, или злобные, или обреченные. Это накатывалось волнами, а потом уходило, и он узнавал ее милое, давно знакомое лицо и в то же время понимал, что вот-вот накатится что-то, как приступ болезни, и ее лицо снова сделается чужим и страшным.

 

 

*   *   *

 

...Впервые он думал о себе отдельно от нее. Это было как возвращаться в пустую комнату после последних проводов. Оставалось кое-что прибрать и начинать жить сначала. Он закурил и пошел домой, срезая переулок проходным двором, потому что хорошо еще помнил эти места.