Нет ничего страшнее августовской ночи

 

 

 

Медицина в наши дни может объяснить всякое. И откуда гнойники на теле появляются, и боли в правом боку, и с чего человек вдруг ночами спать перестает. Есть такие врачи, которые по поводу всяких нервных расстройств мастера полные, могут все с правильной точки зрения рассмотреть и причину сего указать. Ежели есть такие, вдруг, среди читателей, то быть может, не составит им сложности указать, что же такое приключилось однажды ночью с моим знакомым Иваном Котельниковым.

Хочется мне тебя, дорогой читатель, ввести вперед его истории в небольшое философское рассуждение о двойственности природы человека. Можно ли сказать какое утверждение, чтобы оно было абсолютно верным? Конечно можно, ответит читатель. И приведет пример, скажем, трава – зеленая. Ну, такое утверждение, не наделенное большим смыслом, но имеющее право на существование. И читатель будет, безусловно, прав, трава, если выглянуть на улицу, действительно имеет зеленый цвет. А если я тебе, читатель скажу, что вот, мол трава – не зеленая. И поставлю перед сим фактом, будучи в нем непреклонно уверенным. Так какого ж тогда мнения ты, читатель, будешь о моих умственных способностях? Скажешь, мол, ну, белены объелся, или же на солнце малость пересидел. И окажешься прав, ведь научно же доказано, что в траве имеется специальный микроэлемент, растению придающий изумительный зеленый цвет.

Что ж, хорошо.

 

Все люди похожи, делаю я уверенное заявление. Нет, ну а что же? Каждый человек был когда-то сначала мал, затем юн, потом впервые попробовал алкоголь, влюбил в себя этакую (этакого) очаровашку, нашел себе в жизни призвание, где-то что-то съедал, куда-то ездил и о чем-то с кем-то говорил, пока не состарился и не умер. Все люди имеют номинально пару рук, пару ног и всяческие другие общие части своего внешнего вида. Очень уж мне, право, легко доказать, что все люди схожи.

Но тут же я сам себе возражу – все люди совершенно различны! Вот, положим, идет себе какой бородач по улице. В наши дни бородачей встретить это, с позволения сказать, большая удача, в том плане, что очень редко, когда можно человека с бородой увидеть. И вот идет себе этот бородач по улице, никого не трогает. И подходит к нашему бородачу какая-нибудь сердобольная старушка, или, может и не старушка, а дама почтенного возраста, в одной руке у ней книжка толстая, в другой кипа листовок непонятных.

– Извините за то, что отвлекаю, – спросит эта дама, – но верите ли вы в бога?
Согласитесь, странный вопрос на заре эпохи нанотехнологий. Бородач, может, даже сразу и не поймет, чего эта старушка имела в виду. Кашлянет в руку свою, переспросит:

– Чего, простите, не расслышал?

– Верите ли в бога? – повторит с блаженной улыбкой наша старушка.

А бородач с такого наскоку и не может ничего толком ей ответить. Кто ж на такие вопросы задумывается? Да и если задумаешься, проблем не оберешься, в том смысле, что запутаешься окончательно и, может быть, даже рехнешься. А бабушка и продолжает:

– Иисус наш на небе и в каждой душе грешной, вот вам листовочка, там адрес написан, вы уж будьте любезны, приходите на лекцию, вас наш игумен Василий обучит уму-разуму и на путь истинный наставит.

Бородач наш глядит с недоверием, вертя в руках бумажку.

– И денег с вас за это не возьмет, – улыбается старушка.

Бородач хмыкнет носом неопределенно, то ли он ничего не понял, то ли разберется позже, но засунет листовочку в кармашек и пойдет дальше куда шел.

А вот, положим, другой идет экземпляр, этакая женщина средних лет с увесистым пакетом, на котором название известного супермаркета красуется. Подкатывает к ней наша старушка и блаженным голосом вопрошает:

– Простите за настырность, верите ли вы в бога?

И уже готовится свою сладкую речь дамочке выдать.

– Да, – строго ответит женщина, даже не поглядев на старушку, и, не остановившись, проследует мимо.

А вот идет следом юная девица с томным взглядом, не торопясь летящая куда-то навстречу своей судьбе.

– Верите ли в бога, милая?

– Ах, оставьте, – насмешливо пролепечет девица, и, румянясь, проплывет дальше.

 

Зачем я, читатель, тебе об этих странных людях, которых ты, быть может, и не встретишь никогда больше в жизни, рассказываю? В доказательство того, что все люди разные? Так оно и так понятно, можно сие утверждение как аксиому рассматривать. И если же я, положим, по своей наивности решусь еще какие доказательства на сей счет выдвигать, так тут никакой бумаги не хватит, чтоб все эти доводы записать и на твой суд представить. Да и не о чем тогда станет мне писать.

Это все к вопросу о равной правоте двух диаметрально противоположных утверждений.

А что же Иван Котельников? Как-то мы совсем отставили на задний план этого моего знакомца, который, кстати сказать, и внушил мне все эти мысли в мою ветреную голову, с тем, чтобы я себя по напрасности морочил.

Все время, как я знаю Ивана Котельникова, и сколько я с ним общих знакомых имею, все о нем крайне положительные отзывы всегда имеют. Мол, и лапочка, и душка, и компоты даже, говорят, варит. Никто, правда, компотов этих никогда не пил, но слухи такие активно про него ходили.

Учился в средней школе Иван неплохо, слыл крепким хорошистом, однако в олимпиадах всевозможных никогда участия не принимал. В институт поступил, закончил его в скорости, не сказать что с отличием, но и не хуже других. Получил должность в конторке небольшой, сидел за столом, по телефону с людьми общался, что-то продавал, на том и выживал.

И как-то, знаете, в компаниях всегда хороших его встречали, был он там человек не то, чтобы первый, из тех, что завсегда какую авантюру придумают и всех за собой кличут, нет. Но поддержать любое начинание Иван Борисович был всегда не прочь, шутки шутил, не переставая, дамочки с него хихикали и считали неописуемым весельчаком. Да и я, признаюсь, такого же мнения о нем всегда был, как о человеке широких взглядов и невыразимо оптимистичной натурой.

Только стал наш Иван одно время каким-то отчужденным. Вроде бы как он и общается с вами, а взгляд будто бы куда-то в какие-то неведомые дали направлен. Причем непонятно, смотрят ли глаза в пространство снаружи его головы, или наоборот, исследуют просторы необъятного самосознания.

Спросят его бывало:

– Вань, ты куда на выходных хочешь сходить?

А он как смотрел куда-то в пустоту, так и смотрит, только спустя секунду – бац! – будто пелена со взгляда падает, смотрит он на вопрошающего, радостно улыбается и отвечает:

– Хоть на край света, лишь бы не гнали и луком не кормили.

И вроде как снова весел и здоров.

 

Стал Иван Борисович все чаще задумываться о жизни. Наслушается, знаете, историй про всяких там известных личностей, начитается книжек про космонавтов и исследователей Арктики, и так ему на душе торжественно и благородно становится, что есть на свете такие люди, которые такие важные поступки совершают. Что, вот, дескать, один поэт такие стихи правдивые писал, что всяк человек их прочитывающий, сразу духовно преображался и частичку себя в них находил. А другой несчастный влюбленный, узнав, что любимая его отъезжает в другую страну, с целью выйти там замуж, бросил все свои пожитки и вслед за ней отправился, чтобы только с нею быть. А третий, пожарный, спас из огня девочку, и о нем даже через этот случай в газете написали.

И так наш Иван Котельников все эти случаи переживал, так вдохновлялся этими необычными поступками, что совсем потерял интерес к жизни собственной. И так он старался в своей биографии найти след, который бы хоть чуть, хоть капельку напомнил бы ему какие-нибудь эти достижения, что совсем как-то иссяк. И вроде как писал он стишки в молодости – так пропали они давно в макулатуре желтеющей, так никем и не прочитанные. И вроде любил страстно, ручки целовал и розами одаривал, а, однако ж, бесславно со своей милой расстались, не порешив вопроса о месте проживания. Хотя и при луне прогулки прогуливали все августовские ночи напролет, глядя на самое звездное за весь год небо, и воздухом ночным дышали, целуясь у реки. А ведь из ряда вон выходящих поступков, думал по этому поводу Иван, так и не было сделано, если не считать поездок на природу "с придачею певучих нежных слов, их ценность украшавших". Ну а что уж тут говорить про спасение людей из огня, наш Иван Борисович и пожара-то в своей жизни никогда не видел.

Садился Иван ночью перед окошком и глядел в окно. Очень он любил вместе с этим делом покушать что-нибудь. Поскольку готовит наш Иван Борисович еще хуже, чем представляет себе пожар, то заказывал он обычно себе по телефону пиццу с грибами, сильно уж он к ней пристрастие имел. Сидит себе, знаете, перед окном, жует тягучий кусок теста, сыра и грибов, и все бормочет себе под нос: "Хорош жених...вещи распродал и за девицей за бугор... а поэт-то, ишь чего... пожарный, так его-перетак...".

 

Глядит Иван на небо ночное, дает себе зарок, мол завтра, как проснусь, все переменю, и повадки, и работу, и даму сердца себе найду ненаглядную, напишу ей самое красивое стихотворение и уеду вовсе в Ленинград на постоянное проживание. И вот уже нездоровый огонь в глазах Ивана светится, будто наяву он видит, как пишут по нем все газеты, какой Иван Котельников талантливый и разносторонне развитый человек, как он единолично переплыл на бревне Тихий океан, попутно наигрывая на саксофоне совершенно удивительный мотив, как радуется премьер-министр страны, узнав о его, Ваниных, научных разработках в области нанотехнологий, и как поет он баллады под окном самой необыкновенной девушки на свете. Всю ночь напролет грезятся Ивану почетные награды, стадионы ликующих поклонников, тома исписанной литературы, двухэтажный домик с видом на море и играющие в саду детишки.

Просыпается утром с красными глазами Иван Котельников и, едва перекусив, отправляется на работу.

– Как жизнь, Иван-братан? – стучит его по плечу его сосед по офису Никита и лучезарно улыбается своими блестящими желтыми зубами.

– Нормально житуха, Никита-братуха, – смеясь, отвечает ему наш Иван Котельников и начинает обзванивать своих клиентов.

И опять ему никаких достижений успеть не удается: то секретарша непутевая факс не тому отправила, то в бухгалтерии компьютер сломался, то клиент попался – мама не горюй. Как-то все его ночные думы куда-то растворяются и Иван с головой в пучину всех этих неприятностей ныряет.

Придет к вечеру Иван домой, покушает чего бог пошлет и снова у окна садится, тихо бормоча: "жених, едрить его налево...я б тоже свое барахлишко пораспродал, да в Европу махнул... поэт-песенник, понимаешь...".

День за днем проводил таким вот образом наш Иван Борисович. И с каждым днем все больше себя за слабохарактерность корил, однако ж ничего поделать толком не мог. Позвоню ему, бывало, вечерком, скажу, Ваня друже, пойдем по круже? Ну а Иван Борисович этому предложению вроде как и рад, и идем мы с ним в пивную, шутки шутим, разговоры разговариваем.

А как вернется Иван домой, так опять к окошку. Закажет себе по телефону пиццу с грибами, жует ее и в окно глядит. Изучает себе там что-то, нашептывая: "я в другой бы раз посмотрел на того жениха, когда б он мой комод попробовал продать... а пожарный то хорош, ребенка из огня вытащил, да уж будто ребенок тяжелый и трудно его поднять...".

И вот однажды августовской ночью присел Иван Борисович после трудного рабочего дня у себя перед окошком. Глядит наружу – звезды яркие, большие, любо-дорого посмотреть. А на работе сегодня и начальник накричал непонятно за что, и секретарша-дура опять факс не тому отправила, за что ее только держат, уж наверное за какие-то внерабочие услуги. Звонит Иван Борисович в пиццерию, как обычно:

– Мне, – говорит, – пиццу с грибами, будьте уж так любезны.

А ему в трубку девушка отвечает:

– Вы извините, конечно, но сегодня с грибами пиццы мы никак приготовить не можем.

Иван Борисович не понял:

– Как не можете? Почему не можете? За что ж, вы надо мной, голубушка, такие шутки шутите?

– Никаких шуток я, уважаемый не шучу, а грибов у нас сегодня весь день не было, уж почему не знаю, может грибник Федор Игнатьевич приболел, а может на складе все грибы моль поела, сказать не берусь. Хотите, возьмите с морепродуктами.

Задергался тут у Ивана Борисовича глаз. Сжал он трубку телефонную, аж костяшки пальцев побелели:

– Знаете что, барышня? Я у вас пиццу эту заказываю по пять раз в неделю и пора бы уже вам самой мне звонить, не случилось ли у меня чего, ежели я вдруг пиццу с грибами у вас не заказываю. Я, может быть, этой пиццы с грибами целый день напролет жду, единственная у меня она радость в жизни, а вы мне заявляете, моль поела! Я на вас в международный суд в Гааге заявку напишу!

Прокричал это все в трубку Иван Борисович и с грохотом ее на место кинул. Потом поднял и еще пару раз постучал. Побледнел он ужасно, глаза кровью налились, начал Иван Котельников по квартире бегать и истошно кричать.

– Всё! Нету больше моих сил! Грибы моль поела! Федор Игнатьич, понимаете, желтуху подхватил!

Достал из запасников все свои деньги, натянул куртку, впопыхах завязал на шнурках ботинки и ринулся из квартиры. Спускается по подъезду и кричит:

– Грибов им жалко, сволочная их душонка! Я им покажу! Я им покажу с морепродуктами!

 

На улицу Иван выскочил в совершеннейшем исступлении. Стоит, принюхивается. И сам не понимает, к чему принюхивается. Вдруг как закричит истошно на всю улицу:

– А-а-а! Воздух! Воздух августовский!

И бегом бежать в строну вокзала. Бежит, только прохожие от него в стороны шарахаются. Пыхтит, потом обливается, стонет, как в лихорадке, трясется:

– Не могу этого воздуха выносить! Не могу!

А воздух хороший, свежий, небо ясное. Другой бы на его месте встал и полюбовался красотой. Но что-то у Ивана Котельникова в голове такое застряло, что эти все августовские ощущения ему категорически неприятны стали, и даже, извиняюсь за прямоту, чуть ли не тошнотой к горлу подступили.

Прибегает Иван на вокзал, кричит чуть ли не с порога:

– Барышня! Мне в Ленинград! На первом же поезде! Прямо сейчас! Там не будут человеку пиццу с морепродуктами предлагать!

Из окошка кассира ему ответила изумленная женщина:

– Ты чего, мил человек, выпивши что ли? Последний поезд с полчаса как ушел, а другой только завтра намечается. Ты смотри мне тут, а то я могу и милицию вызвать, ишь как зыркает!

Иван Котельников прямо взвыл на месте:

– Сволочи! До всех до вас доберусь, всех в страсбургский суд затащу!

И бежать. Бежит по рельсам куда-то прочь из города, и только телефонные номера на мобильнике набирает:

– Алло, Никита? Никакой я тебе не братан, слышишь ты меня, скотина ты этакая! Сволочной ты человек, Никита, и изо рта у тебя воняет!

Не дожидается Иван ответа и уже по другому номеру звонит, лязгая зубами:

– Юрий Петрович! Ухожу я из вашей поганой конторы и вместе с вами ее проклинаю, идите к чертовой бабушке! Привет!

А сам все вдоль железной дороги бежит, раскрасневшийся. Слышит только позади трель мобильного телефона своего, который он только что в кусты швырнул, и дальше бежит, крича:

– Сейчас я тебя, Федор Игнатьич, лечить буду! Жди меня, уж я тебе покажу, как грибы не собирать! Засуну тебе в глотку все морепродукты, посмотрю, как ты медузу с камбалой жевать будешь!..

Нашли Ивана Котельникова ближе к утру на какой-то станции в двенадцати километрах от города. Он сидел на вокзале и, бледный, смотрел на расписание электричек. Видимо, директор его, которому он давеча звонил, почуял что-то неладное и то ли в милицию, то ли своим каким охранникам, позвонил. Нашли как-то его мобильный телефон рядом с железной дорогой, ну а там по логике вещей на ближайшей станции и его сыскали, тепленького.

Привезли его домой, Иван Котельников всю дорогу молчал, только знай в окошко поглядывал. Пригласили доктора, тот походил вокруг да около, послушал сердце, в горло и в уши заглянул и дал диагноз – нервный срыв. Из-за стресса.

Я поэтому, уважаемый читатель, в начале своей повести и обратился к тебе, с вопросом о медицине. Ведь это что же такое получается? Живет себе спокойно человек, никого не трогает, работу приличную имеет, друзей, а потом вдруг – раз! – и кроет почем свет стоит всех и вся. Как же это так вышло? Али экология нынче какая стала не та, али может какие-нибудь вредные компьютерные излучения? Автор же, сами видите, в этом вопросе не сильно сведущ, и поэтому просит ответа у людей более в медицине образованных.

 

А Иван Котельников после этого случая совсем переменился. С работы его не выгнали, начальник, заключение медэксперта выслушал и в положение работника своего вошел. И настолько задумался о вопросах нервного истощения, что вместе с секретаршей на десять дней в Турцию укатил, по важному деловому вопросу. Коллега Ивана Никита тоже на него зла не держит, и чуть только Иван его увидит, так сам теперь первый кричит:

– Никита-братуха, как твоя житуха? – по плечу его по-дружески треплет.

Друзей у Ивана стало еще больше, в компании теперь его за самого главного весельчака держат и завсегда если зовут друзья друг друга куда встретиться, так постоянно недоверчиво спрашивают: "А Ваня будет?". И услышав утвердительный ответ, радостно соглашаются.

Говорят, что наш Иван Котельников даже какие-то шашни завел с одной блондиночкой из театрального института. Говорят, гуляют с ним по ночам при луне, и читает он ей чьи-то стихи, а она только томно вздыхает и нарадоваться на него не может.

И я даже сам на Ивана без удовольствия смотреть не могу, до того он прямо светится нынче от счастья. А вы мне еще говорите, мол, докажи что все люди разные. Тут, видишь ли, один-то человек за одну ночь диаметрально переменился и стал на себя прежнего не похож, а вы мне про нескольких сразу предъявляете!

Правда, когда прихожу я к нему в гости с пивом и его любимой пиццой с грибами, он недоверчиво на нее смотрит и спрашивает:

– Может лучше с морепродуктами закажем?

Вот видишь, читатель, до чего ужасно жуткой может быть для одного человека простая августовская ночь.