Мужской процесс

 

 

 

Через месяц Жигарь дважды помог мне, и уже я говорил ему спасибо. Первый раз все вышло случайно, и это не было силовым противоборством. Он зашел в университет, где я учился, и ждал меня в холле четвертого этажа, разглядывая студенческую элиту Свердловска. По коридору фланировали девушки-филологини и девушки-философини, которые доставали из сумочек длинными пальчиками длинные пачки сигарет и шли курить в торец коридорного проспекта, откуда постоянно тянуло ароматом дорогого табака. До этого дня Жигарь не видел ни одной курящей девушки. У нас в поселке некоторые женщины курили, но, во-первых, курили они "беломор", а во-вторых, старались это делать скрытно, в углу кухни, чтобы их не было видно с улицы. На виду у всех цигарками пыхтели только самые несчастные, брошенные и спившиеся женщины.

Расфуфыренные девицы с томными глазами, проплывающие мимо него и говорящие о реминисценции подсознательного в фильмах Тарковского, впечатлили его до глубины души, так как он знал общий смысл слова реминисценция, но даже предположить не мог, что это слово могут знать девицы, тем более, курящие.

– Где их найти? – спросил он меня прежде, чем поздоровался.

– Кого?

– Вон тех, что из вашей курилки выходят.

Я посмотрел на девушек, две учились на нашем факультете, а две мне не знакомы, но все они были со старших курсов.

– Две старухи из нашей общаги, а тех не знаю, – ответил я.

– Почему они старухи? – Жигарь смотрел то на меня, то на девушек.

– Их так старшекурсники зовут.

– А прошмондовками они их не называют?

– Прошмондовками, нет, – я засмеялся, вспомнив поселковую лексику. Шалашовками и прошмондовками у нас мужики в беседах между собой называли баб, курящих у магазина и ждущих, когда им кто-нибудь купит вина.

– Эх, такую бы старушку да на вертушку, – довольно громко сказал Жигарь, когда девушки проходили мимо нас, стуча каблуками по паркету. Как ни странно, но девушки не обиделись и не фыркнули презрительно, как я ожидал. Их реакция была совершенно обратной: четверо девушек окинули взглядом высокого Жигаря, одновременно улыбнулись и захихикали точно также, как хихикают и смеются поселковые девчата, когда их количество в клубе больше единицы.

Девушки пересекли холл, но дальше по коридору этажа не пошли, а встали у стены и продолжили о чем-то живенько беседовать. В это время к ним подрулили хорошо мне знакомый паренек по имени Владик, он был маленький и худенький, но страшно начитанный и умный. Меня к нему в комнату подселили на первом курсе, но он тут же начал бегать в студком и просить, чтобы меня переселили, объясняя свою просьбу невозможностью проживания с неграмотным человеком. "Да с него шкура еще не отпала, он же неардальталец, он загрызет меня ночью или в окно выбросит, он угрожал это сделать, он опасен для общества!"– убеждал Владик своих товарищей, заседающих в студкоме.

А взаимная наша неприязнь началась с такой мелочи: он читал книгу лежа на кровати и на каждой странице раз по десять произносил с восхищением слово "Изумительно!". Мне это мешало заниматься, на первом курсе я учился прилежно. Я грубовато попросил его замолчать или читать где-нибудь в другом месте. Если бы я спросил, кого он читает и чем восхищается, Владик бы отложил книгу и до поздней ночи рассказывал мне о ее содержании, о писателе, о литературе и искусстве. Я знал, что он пустится в бесконечные рассуждения, потому что однажды уже спросил, что за книгу он читает, и после этого не смог подготовить свое учебное задание.

– Это же Шоу, деревня, – Владик отложил книгу.

– Бернард?– спросил я его.

– Ирвинг.

– Бернард Ирвинг Шоу? – переспросил я, откуда мне было тогда знать, что есть еще один писатель с фамилией Шоу, но с именем Ирвинг, и этот Ирвинг – как раз входил тогда в моду среди продвинутой интеллектуальной элиты человечества.

– Увы, господин Ирвинг Шоу, – обратился Владик к писателю, глядя на обложку книги, – вы написали изумительный роман, но рядом со мной торчит пень и не дает мне его читать. Пни правят миром, господин Ирвинг, и они уничтожат все прекрасное на земле без малейшего сожаления!

Владик встал с кровати, оставив книгу на одеяле, и вышел из комнаты, а когда вернулся, я уже приготовил ему наш ответ Чемберлену: напротив названия книги "Вечер в Византии" я крупно и жирно на обложке дописал – " с х...м в ж...е!."

После такого"соавторства" с его любимым писателем наше совместное проживание с благодарным читателем стало невозможно. Испорченную книгу он на заседании студкома не показывал. Я тоже никому о ней не говорил до сегодняшнего дня.

И вот, стоим мы с Жигарем, а умный Владик точит лясы с девушками, которые приглянулись моему другу.

– Знаешь, – говорю я Жигарю, наблюдающему за Владиком, – этот пенек выгнал меня из комнаты, где я жил.

– За что?

– За то, что я сматерился при нем, – переврал я немного сценарий конфликта.

– Борзота, – вынес свое суждение Жигарь, – это от недостатка воспитания, сейчас восполним.

– Эй, ты, чмо болотное, ну-ка иди сюда! – крикнул он в сторону Владика.

Девушки, услышав его голос, посмотрели в нашу сторону. Владик тоже повернулся.

– Иди сюда, чмо, я тебе, тебе говорю! – Жигарь смотрел только на Владика, и тот, наконец, понял, что это к нему обращаются.

– Вы меня просите подойти?

– Вас.

– Извольте, – сказал Владик и подошел. А зря, не надо было. Наверное, струсил, многие умные люди патологически трусливы.

Жигарь сгреб одной рукой пиджак у горла Владика и приподнял его.

– Скажи куй! – приказал он испуганному пареньку.

Я огляделся и увидел, что на нас смотрят не только девушки. По лестнице на четвертый этаж поднималась большая группа студентов, из кабинета недалеко от холла вышла наш преподаватель Маргарита, которую старшекурсники называли королевой Марго за красоту и стать, дверь деканата открылась и по коридору пошла замдекана Елена Ивановна, или "мама", так ее звали многие студенты за доброту и попытки оттянуть исключение из университета провинившихся, – все смотрели на нас и на Владика, висевшего на руке Жигаря.

– Скажи куй, чмо, или оборву яйца и брошу львам! – он сгреб второй рукой штаны Владика и все, что в них болталось.

Студенты на лестнице засмеялись, и один крикнул снизу: "Кидай их сюда, лвы – это мы!".

Жигаря этот призыв подбодрил, и он сжал руку под пиджаком Владика. "Ку-у-у-й!" – заорал Владик, – к-у-у-й!".

Мне было очень стыдно, казалось, это я кричу матерное слово на весь университет.

Никогда не проси больше Жигаря помочь, никогда не своди счеты с помощью других людей, говорил я себе, когда брел по лестнице к выходу из университета. Жигарь шел за мной и ничего вслух тоже не говорил. О чем думал он, я не знаю, мы одновременно почувствовали, что случай с Владиком не надо обсуждать, так как ничего хорошего в нашем поступке не было.

Удивительно, но никто из преподавателей не сделал мне замечание по поводу случившегося. Свердловск, ныне Екатеринбург, город пролетарский и громким матом его жителей не удивишь, даже если мат прозвучал в привилегированном учебном заведении в присутствии женщин с учеными званиями. Впрочем, все философы обожают материться, а женщины-философы делают это не хуже мужчин.

В тот же вечер в общаге девушки спросили меня, что за ковбой приходил ко мне в университет. У нас студентки и студенты жили почти что вместе, юноши по нечетной стороне коридора в пятиместных "нумерах", девушки по четной в трехместных. На кухне в центре коридора все встречались по-коммунальному, в тапочках и домашних одеждах.

Они и посоветовали мне пригласить Жигаря к ним в гости и сразу же назвали дату, когда его будут ждать. Это, конечно же, была суббота, когда одна из трех уезжала домой в пригород Свердловска, и ее койка была свободной.

Жигарь приехал в шляпе, и она ему очень шла: боковые края подняты вверх, передний край опущен до носа, а задний до воротника куртки – вылитый ковбой, девчата не ошиблись с кличкой, они уже посмотрели много американских фильмов.

Кто из двух девушек ему нравилась больше, он так и не сказал мне. По-моему, он скакал на обеих. Я предположил это, потому что однажды он спросил у меня утром, когда вернулся в мою комнату, бывает ли грыжа мужского члена, что-то его начала беспокоить боль в том месте, откуда растет этот самй член. А потом задал еще вопрос, как я думаю, одиннадцать раз за ночь это не опасно для здоровья?

Комната девушек была точно напротив моей, и когда я вернулся в обед с учебы, они еще только что проснулись, и их было двое, и когда они шли по коридору умываться, обеих покачивало как пьяных.

После нескольких визитов Жигаря в нашу общагу, у меня постепенно начали вырисовываться напряги с однокурсниками этих девушек. Парни уже дважды заходили ко мне и спрашивали, кто он такой и когда придет снова. В нашей общаге драки были большой редкостью, если и были, то отнюдь не из-за дедовщины или чего-то подобного этому явлению. Повздорят два студента, выяснят, кто имеет право ухаживать за девушкой, а кто должен уйти в сторону, и все – никаких "гонок" и "махаловок".

Я Жигарю сказал, что лучше бы он отдохнул и пару месяцев в гости к студенткам не приходил. Но Жигарь, это Жигарь, он не мог проститься с дамами без прощального аккорда. И они встретились, трое парней и он, как раз между моих дверей и дверей комнаты девушек. Неловкое молчание длилось недолго, как выходец из интеллигентной семьи, Жигарь правильно выбрал стилистику общения:

– Не соблаговолите ли вы пройти в туалет? – спросил он у них, уверенно и легко выговорив столь трудно произносимую фразу. Это ребят и расслабило. Обманные движения Жигарь умел делать даже языком.

– С превеликим удовольствием, сударь, – ответил самый высокий из них, знаменитый университетский борец, прочитавший в детстве не менее трех раз "Трех мушкетеров".

– Прошу! – Жигарь учтиво показал рукой в сторону

туалета в конце коридора.

– После вас, милейший, – ответил борец. Вся троица заулыбалась.

Разговор начинался мирно, я был совершенно спокоен. Борец тут, думал я, всего навсего для придания беседы более весомого статуса, двое других – друзья Владика, один играет на гитаре в университетском ансамбле, другой в нем поет, оба – лучшие на факультете игроки в преферанс и покер. Ну что может произойти между ними и Жигарем? Да ничего, кроме беседы с употреблением, в худшем случае, всего лишь полудетских угроз "не ходи сюда, о то хуже будет".

Жигарь шевствовал по коридору в сторону туалета первым, сразу за ним шел борец, а за борцом семенили ножками гитарист с вокалистом. Замыкал колонну я. На всякий случай, так положено.

В туалет мне зайти не удалось. Жигарь зашел туда, но ненадолго: как только борец оказался в створе дверных косяков, и свет туалетной лампы, которая светила гораздо ярче коридорной, упал ему на глаза, Жигарь развернулся и провел мощную серию ударов по его лицу и корпусу. Борец повалился на своих товарищей, те на меня, а я их всех начал толкать в спину обратно к Жигарю. В смешанных рядах переговорщиков началась паника. Поскольку борец опять появился в створе, Жигарь вдарил ему ногой и уже начал молотить на убой. Я ему кричу: стой! Эти кричат: убивают! – шум, гам, полный коридор народа.

Если бы не суббота, меня бы точно исключили из университета после этой драки. Но – опять обошлось, студкомовского начальства в общаге не было, а борца быстро отмыли и привели в чувство мы с Жигарем. Музыканты принесли нам чистые полотенца, ребята были учтивы, но руки у них тряслись.

Жизнь моя в новом городе обустроилась и наладилась, меня, как говорится, больше никто не обижал. А вот у Жигаря проблемы появлялись регулярно, каждый раз, когда он напивался. Зимой, в январе, он ехал позно ночью на трамвае, в вагоне никого не было, и он пропустил свою остановку. На конечной стояла толпа молодежи, кондуктор решил открыть только одну дверь вагона, ту, около которой покачивался проснувшийся Жигарь. С пьяну он плохо соображал. Толпа устремилась к открытой двери вагона, а Жигарь начал пинать их по рожам и кричать: "Занято!".

Ребята отскочили, затем попросили кондуктора открыть вторую дверь, и пошли на штурм с двух сторон вагона. Жигаря они измочалили и изувечили, а потом на окраине города выбросили из вагона в снег. Кондутор по их просьбе открыл на минутку дверь, закрыл и поехал дальше.

Славный мой товарищ долго пролежал на морозе со сломанными ребрами и сильно простудился. И быстро начал сдавать. Зрение резко упало, кости болели, давление подскакивало. Он бросил спорт и отогревал душу водкой. Если не ошибаюсь, сейчас он работает мастером в каком-то железнодорожном депо, и навряд-ли кто из его коллег знает, каким находчивым и смелым бойцом был Жигарь в студенческие годы.