Мужской процесс

 

 

 

Проснулся я рано и сразу почувствовал, что не отдохнул, как следует, после ночи, наполненной воспоминаниями и размышлениями. В голове продолжали "говорить и показывать" на телевизионном экране подсознания картинки с образами Шмыта, Жигаря, Дымика и всех, всех, всех других героев мультика жизни про Мишку-Пуха и его друзей.

Первая мысль, которая оформилась в голове после появления признаков проснувшегося сознания – тему обдумывал я правильную и правильно, но не додумал ее до конца. Зачем драться в детстве и юности, если потом наплевать на все достижения и не сделать ни одного шага дальше? Ну, хорошо, тебя зауважали, ты горд и доволен, и что, цель жизни достигнута, можно умирать? В двадцать лет?

Это во времена неолита умереть в двадцать лет считалось нормальным окончанием и так уже затянувшейся жизни. До тридцати дотягивали только счастливчики, а в сорок ты был до неприличия стар и всем в тягость, так как давно был искалечен и не мог прокормить себя сам. Увидеть своего первого ребенка и умереть – наверное, так формулировали смысл жизни бродячие охотники на мамонтов. А первого ребенка они видели в пятнадцать лет, а может и раньше, совершеннолетие начиналось тогда, когда ты заслужил первую женщину, добившись права сказать – она моя.

В некоторых племенах женщины говорили – он мой, потому что в этих племенах женщины определяли, кто чего заслужил.

Получается, что все мои "манежники" и я тоже после двадцати лет жили бессмысленно и зря? Получается так, если после двадцати все мы стали хуже, чем были в юности. Кто мы? Спившееся поколение поселка И-299/6. Так? Так.

 

Я встал с кровати и ходуном заходил из комнаты на кухню, где включил чайник, и обратно, где заправил кровать, и вновь на кухню, чтобы заварить чай, и обратно, чтобы надеть штаны и майку. А в голове все это время стучит: да нет, не так, у меня не так, я стал лучше, я смог двинуться дальше и завоевать новые рубежи. Но в это время я посмотрел на себя в зеркало: е-мое, ну и рожа! Прекрасных ты достиг рубежей, мечта завоевателя!

Сел я после "самолюбования" за свой кухонный стол, налил крепкого чая и спросил сам себя с мужской прямотой: ты клятву нарушил? Отпил один глоток, второй, третий, пью и прислушиваюсь к мыслям, что заметались в голове, формулируя устраивающий меня ответ: не нарушил, не мог нарушить, я – хороший, я не такой подлец, я не подлец, я – и вот она правда, которая пробилась наконец-то через покров самооправдательного мусора – я подлец. Да – подлец. Хотя и не совершил какой-то одной большой, конкретной и яркой подлости.

У меня есть знакомый журналист по имени Серега. Приглашает он меня однажды в ресторан "Ростикс" и там под шашлычок из осетра и рюмку водки за разговором объявляет, что совершил сделку с дьяволом. Серега журналист образованный и вроде как христианин, поэтому мне было ясно, о какого рода фустовском поступке он говорит. Не совсем ясны были детали его сделки и ее цена.

– Поясни, – попросил я его.

– После моей статьи о милиции на меня и на редактора генерал подал в суд. Иск – по сто тысяч на каждого.

– В статье крупная ошибка?

– Помнишь, я написал, что генерал в Чечне медичку изнасиловал?

– Помню.

– Я не смогу это доказать, мне обещали дать материалы проверки по этому факту, но включили задний ход и не дали.

– Значит, суд ты проиграешь, – уверенно сказал я Сереге.

– Не проиграю, потому что откажусь от своей подписи под статьей.

– Как, откажусь?

– Напишу заявление в суд, что редактор вставил кусок об изнасиловании без моего ведома, а мою подпись – без моего разрешения.

– Но это подло.

– Знаю, но я уже решил, это я и называю сделкой с дьяволом.

– За сто тысяч? – уточнил я.

– Больше, – ответил Серега, но окончательную сумму договора и с дьяволом и с генералом не сказал.

– Раз решил, чем я тут тебе помогу?

– Мне помощь не нужна, я хотел попрощаться с тобой.

– Может, проснешься завтра, и другое что-нибудь решишь? – я глядел на него с маленькой-маленькой надеждой.

– Заявление уже в суде. Прощай!

Серегу у ресторана ждала машина, он быстро вышел и уехал. И мы не виделись и не слышались почти год. Когда Серега позвонил мне, и мы опять встретились, но не в ресторане, а на улице, под жидкими тенями деревьев с обрезанными макушками, под шум машин главной улицы города, под пыль и вонь городского ритма жизни. Серега вдохновенно рассказал мне продолжение истории сделки, не обращая внимание на неподходящие условия для беседы и откровенных признаний.

Полетел Серега на недельку в Москву, где для него неожиданно наметились неплохие перспективы профессионального роста. Все прошло в столице замечательно, но во время обратного полета с ним стало плохо в самолете. Температура подскочила до сорока градусов. Из аэропорта его на скорой доставили в инфекционное отделение, предположив по симптомам, что он чем-то отравился.

Больной Серега почти что бредил и вспомнить, чего такого опасного съел, не смог. Анализы показали, что печень и почки фунциклируют нормально, и гепатита ни одной из букв латинского алфавита у него тоже нет.

Когда врачи в растерянности, их пациентам ничего не остается, как обратиться к знахарям и шаманам. Серега родом с Алтая, и даже в лице его есть специфические черты алтайских племен, черные глаза и торчащие двумя сопками скулы, поэтому вспомнили родовые корни и разыскали близкого серегиного родственника, к которому по наследству перешли шаманские обязанности. А тот через сутки дал неутешительный ответ: Сергей должен умереть, потому как породнился с злым Духом, и Дух решил забрать его к себе в свое царство на Черном озере.

Уговорили шамана принести очистительную жертву и покамлать по-настоящему, а не в режиме пресс-конференции, вот вам вопрос, ждем на него ответ. Подарки в качестве отступного злому Духу собирали и привозили все алтайские друзья и родственники семейного клана. Шаман шумно погрузился в транс и отправился по небу к Черному озеру с непростой дипломатической миссией. Вернулся оттуда под утро. Сказать, что он был усталый, но довольный – ничего не сказать. Шаман не мог выговорить ни слова от измождения, но при этом небритое и сморщенное лицо его застыло в перекошенном состоянии, и на нем было выражение кривой идиотской улыбки, вернее той мимики губ, отдаленно напоминающей улыбку, но гораздо больше похожую на оскал сошедшего с ума человека.

Вокруг него сидели люди, многие из которых занимают весьма высокие руководящие посты на Алтае, и все до единого боялись пошевелиться, ожидая – слова. "Он к нам вернется", – сказал шаман.

В палате инфекционной больницы в ту же самую ночь началось движение. Больной встал с кровати и засобирался домой. Дежурная медсестра категорически протестовала, грозила вызвать дежурного врача и даже охрану, но потом лишь попросила хотя бы температуру измерить. Серега присел около нее на минутку, сестричка в белом халатике показалась ему девушкой симпатичной, ему не хотелось уйти и не сказать ей ничего хорошего на прощание. Пока держал градусник, наговорил ей кучу комплиментов, достал из под руки стеклянный стерженек и поднес к глазам симпатичной девушки – 36,6.

Через полчаса он был дома рядом с женой и ребенком, а через неделю купил билет на фирменный поезд "Байкал".

Прожив на родине десять дней, он приехал в Тюмень с пачкой прекрасных фотографий и планами написать историю своего древнего и мудрого алтайского народа. Может, и напишет, как знать, ведь публиковать статейки о генералах, позорящих честь офицеров, ему уже не сильно и хочется. Не потому, что испугался новых судов, просто на себя посмотрел другими глазами. Сначала надо свою честь отстоять и сохранить, а потом уж о чужой переживать. Перед родным племенем у него должок появился, как он его отдаст, я не знаю. Надо бы, это хорошее дело – отдавать долги народу.

Любопытно, как жизнь отыграла все назад после чудного сережиного выздоровления. Не смотря на поступившее заявление о непричастности к появлению бездоказательных обвинений в адрес генерала, суд признал вину Сергея и постановил выплатить генералу стотысячную компенсацию морального ущерба за порушенную служебную и внутрисемейную репутацию милицейского руководителя.

Но еще любопытней то, что спасительное и горячо желаемое для генерала решение суда не спасло его от карьерной и семейной трагедии. Жена его бросила, а из милиции генерала уволили вместе с восстановленной его честью и со всем его спасенным достоинством. И даже не дали дослужить год до пенсии, что очень редко бывает с генералами, которым сохранили право оставаться на свободе, не засадили в тюрьму и не приговорили протирать пару годиков шконку лампасами.

Генерал, оставшийся на свободе, всегда почетный пенсионер, даже если он гад последний и сволочь, каких поискать. А тут что-то пошло вопреки традиции, порядок спроваживания подлецов со службы дал осечку.