Выстрел

 

 

 

Литературный вечер в кооперативном издательстве. Вместительная зала с колоннами набита людьми. Стулья всех мастей – от антикварных до облезлых – табуреты составлены полукругом, наподобие амфитеатра. Левая часть залы заполнена молодыми людьми нагловатого вида в кепках и коротких штанах, а правая – суровыми товарищами в гимнастерках и тужурках. Посередине помещаются интеллигентные граждане и хорошо одетые дамы. Развешаны плакаты. Над молодежью: “ЛЕФ– а не блеф”, над суровой публикой – большой, красивый плакат а-Iа времен французской революции с изображением Марианны, девизом “Vivre libre ou mourir ” и крупной надписью “Всю работу Советов– под огонь пролетарской самокритики”. Из-за голов в средней части выглядывает чахлая пальма.

 

На импровизированной сцене Федор Раскольников читает свою новую пьесу.

 

РАСКОЛЬНИКОВ Сен-Жюст. Но отчего же так тихо играет музыка? Громче трубите, музыканты! Под веселые звуки Марсельезы сегодня на рассвете скатятся наши головы под ножом гильотины. Но пройдет время, и все поймут, сколько благ приносит революция, наши потомки вкусят ее сладчайшие плоды, и грядущая раса благословит наши имена!

 

Занавес.

 

 

Раздаются громкие аплодисменты, переходящие в овацию. Кто—то кричит: Браво!

 

РАСКОЛЬНИКОВ Теперь будет обсуждение? Ну что ж товарищи, давайте, давайте, давайте!

 

Поднимаются руки.

 

ВЕДУЩИЙ СОБРАНИЕ У нас необычный диспут сегодня. Творческая молодежь (кивает в сторону лефовцев) и, так сказать, опытные вожди наших литературных масс.. ( машет рукой в сторону солидных) Ну, и сочувствующая интеллигенция. (тычет блокнотиком в центр). Главное, что милиции совершенно нет, товарищи, так что соблюдайте спокойствие, пожалуйста. Записываю: (Перечисляет и записывает в блокнотик). Киршон Владимир Михайлович, Авербах Леопольд Леонидович, м-м. .эээ. . .Булгаков, Павлищев Иван Николаевич. Тише, товарищи, тише. Слово имеет известнейший драматург Владимир Михайлович Киршон.

 

Элегантный красавец с печальными глазами в вельветовых брюках и бархатном берете с хвостиком выходит с правой стороны.

 

КИРШОН Товарищи! Мы только что выслушали замечательное
произведение нашего дорогого Федора Федоровича!

 

Речь прерывается небольшой овацией.

 

Моя жизнь сложилась так, что мне приходилось много читать. Когда в детстве я со своей
матерью-революционеркой сидел в Петропавловской крепости, чтобы не впасть в уныние, я читал Мольера. Когда в 22-ом году я был брошен в немецкую тюрьму за помощь германской революции, я не давал угаснуть надежде, читая Шекспира. Да, я читал в своей жизни много замечательных пьес. Но такой, перевернувшей мою душу, мое сознание, такой пьесы я еще не слышал! Спасибо, низкий Вам поклон, Федор Федорович!

низко кланяется Раскольникову под овации зала.

ВЕДУЩИЙ СОБРАНИЕ Давайте, следующий, товарищи. А, многоуважаемый Леопольд Леонидович.. Слово имеет почетный гость нашего вечера, генеральный секретарь Российской ассоциации пролетарских писателей, главный редактор газеты “Юношеская правда” Леопольд Леонидович Авербах.

 

Приветственно потрясая сомкнутыми руками, под аплодисменты правых на импровизированную сцену шествует Авербах, абсолютно лысый, с оттопыренными ушами, чрезвычайно самоуверенный молодой человек.

АВЕРБАХ Товарищи! Сейчас мы услышали с вами образец большого искусства. И это искусство большевизма. Товарищ Раскольников своей блестящей пьесой подтвердил главную идею нашей Ассоциации: что мы, пролетарские писатели, можем и должны превзойти Пушкина и Толстого. То есть средствами искусства лучше служить нашему классу и нашим идеям, чем любые художники прошлого. Лучше всего об этом говорит язык Федора Федоровича…

 

смешки

ГОЛОС СЛЕВА Ляпа, у тебя все такие грамотные в твоей “Юношеской правде”?

 

ВЕДУЩИЙ СОБРАНИЕ Я бы попросил, товарищи... Что это вы?

 

АВЕРБАХ Газета, которую я возглавляю, скоро будет переименована в “Московский комсомолец”! Рупор комсомола! Вот тогда вы у
нас попляшете!

 

грозит кулаком левой стороне зала.

Так вот. Я никогда раньше не слышал лучшего языка, чем в пьесе товарища Раскольникова. Азбучно ясно: это новое искусство, товарищи!

аплодисменты.

 

ВЕДУЩИЙ СОБРАНИЕ Кто у нас теперь? Товарищ Булгаков? Прошу.

 

БУЛГАКОВ (вставляет в глаз монокль, нервически поправляет бабочку, правое плечо его при этом странно дернулось, – и решительно в бой)

Д-да. ...Я внимательно выслушал выступления предыдущих ораторов... Очень внимательно. Владимир Киршон сказал, что ни одна пьеса его не взволновала так, как пьеса товарища Раскольникова. Может быть, может быть. Я скажу только, что мне искренне жаль его, ведь он, кажется, в театре – не чужой человек, драматург, поэт.

 

ГОЛОС СЛЕВА (нараспев) Я спросил у ясеня, я спросил у тополя...

 

БУЛГАКОВ Ведь это Вы сочинили, Володя? Довольно мило. Так вот, мне очень жаль, что пьесы Шекспира и Мольера оставляют Вас равнодушным, в отличие от пьесы товарища Раскольникова.

Я очень люблю Мольера. И люблю не только за темы, которые он берет для своих пьес, и которые разгоняют тоску, как Вы тут правильно заметили, уже триста с лишним лет, но и за удивительно сильную драматургическую технику. Каждое появление действующего лица у него необходимо, обоснованно, интрига закручена так, что звена вынуть нельзя. Здесь же, в пьесе товарища Раскольникова, ничего не поймешь – почему выходит на сцену это действующее лицо, а не другое? Почему оно уходит? Первый акт можно свободно выбросить, второй перенести. Как на даче, в любительском спектакле! Что касается языка, то мне просто как-то обидно за предыдущего оратора, что до сих пор он не слышал речи, лучше, чем в пьесе товарища Раскольникова. Вот, позвольте, я записал, выражение, особенно поразившее меня: “ Некоторые женщины с грудными младенцами на руках штопают и вяжут чулки”.

 

пытается изобразить мать с младенцем за вязаньем и штопаньем

Что ж, бывает, не удалась пьеса. Не удалась.

 

СЛЕДУЮIЩИЙ ОРАТОР (выскакивает из средней части) Товарищи, действительно, пьеса великолепная, но немного длинновата. Я предлагаю выбросить второй акт, а четвертый сократить.

 

ЕЩЁ ОДИН ОРАТОР Товарищи, мы прослушали изумительную пьесу, но я так и не понял, что там происходит?

 

НЕСКОЛЬКО ЖЕЛАЮЩИХ СЛЕВА (Пробиваются на импровизированную сцену) Ни к черту не годится пьеса!

 

Жене пусть читает! Не клевещите на советских женщин!

 

раздается свист.

ВЕДУЩИЙ СОБРАНИЕ Товарищи, товарищи, собрание завершается, а сейчас сестры Зайковские исполнят нам романс “Калитка”.

 

Звучит музыка. Дамы начинают петь.

ЗАЙКОВСКИЕ Отвори потихоньку калитку.

 

НЕСКОЛЬКО ЖЕЛАЮЩИХ СЛЕВА Старье на свалку! Сейчас выступит театр “Синяя блуза”!

 

Тут же на сцене появляются четверо артистов в синих толстовках, которые, маршируют и поют:

СИНЕБЛУЗНИКИ

Мы синеблузники,
Мы профсоюзники,
Мы не бояны-соловьи,
Мы только гайки
Великой спайки
Одной трудящейся семьи.

 

Синеблузники наталкиваются на певиц, те сопротивляются, но под натиском синеблузников, с возмущенным писком, убегают. Кто-то из левых пытается встать на стул и что-то прочесть, его стаскивают. “Левые” пытаются сорвать красивый плакат “правых”. Те пускают в ход кулаки. Под тяжестью обрушенного лефовца падает и разбивается кадка с пальмой. Неразбериха. Публика валом валит из зала, застревает в дверях. Давка. Авербах, Киршон и Раскольников выходят покурить.

РАСКОЛЬНИКОВ Обидно, просто обидно. Никогда в жизни мне так не давали по морде. Матросом в Кронштадте был, Балтийским флотом командовал. Всегда уважали, всегда.

 

АВЕРБАХ Федор, успокойся. Булгаков – пасквилянт.

 

КИРШОН Он пересаливает.

 

АВЕРБАХ Только посмотрите на него! Этот монокль, бабочка. Гаер, шут гороховый.

 

КИРШОН Все-таки я удивляюсь, как можно так оплевывать своего непосредственного начальника?

 

РАСКОЛЬНИКОВ Да разве он признает начальников?! Его пьесу ставит наш лучший Театр! А пьеса, между прочим, расхваливает белогвардейцев.

 

АВЕРБАХ Как же ее пропустил Главрепертком? Вы что там, совсем утеряли бдительность?

 

РАСКОЛЬНИКОВ Я не смог запретить эту пьесу. Ее пробил Театр в высших сферах.

 

КИРШОН Интересно, что думает Генрих Григорьевич...

 

АВЕРБАХ Генрих Григорьевич очень занят. Борется с белогвардейскими заговорами. Но пора открыть ему глаза на контру здесь, у нас, на идеологическом фронте. Пора вышибить булгаковщину из литературы.

 

РАСКОЛЬНИКОВ Липа, у нас нет такого влияния. Это только ты можешь сделать. Ты – его родственник.

 

АВЕРБАХ А что, завтра же переговорю.

 

Уходят.

В курилке появляются Булгаков и Белозерская.

БЕЛОЗЕРСКАЯ Мака, а он опасен, этот человек в гимнастерке?

 

БУЛГАКОВ Может прихлопнуть моих Турбиных, как муху, газетой. Он – начальник Главного репертуарного комитета.

 

БЕЛОЗЕРСКАЯ Зачем же тогда ты полез?

 

БУЛГАКОВ Да не собирался я выступать! Но этот тон! Снести же невозможно.

 

БЕЛОЗЕРСКАЯ О господи! Лучше бы ты обругал кого-нибудь другого!

 

Уходят.