Жизнь Ершова

 

 

 

Получили мы в своём спортклубе зарплату, и тренер по боксу Эдик Красавин предложил:

– А пошли, Юрка, в кабак.

Не очень-то мне хотелось, да и сидеть вечером дома, слушать вздохи и бормотание матери за стеной – удовольствие не большое. Я согласился.

В ресторане мы сели за столик в углу, взяли по салату и, как уж полагается, бутылочку.

Эдик сразу девочек кадрить начал, в танцы-шманцы ударился. А из меня танцор никудышный, стесняюсь я. Если только лишка выпью.

Лишка и выпил. Пошёл. Приглашать.

Я и так-то плохо вижу, а пьяный почти слепну. И только подойдя вплотную, увидел, что "девушка", которую я выбрал – немолодая, некрасивая, толстая женщина. Пригласил. Она переглянулась, вроде бы удивленно, с симпатичной блондинкой, встала, протянула мне руку.

А меня, видно, бес подначивал – танцуем, и я шепчу ей:

– Поедем к тебе, я тачку возьму.

Она спокойно ответила:

– Поедем, только позже.

А когда танец кончился, попросила:

– Возьми нам с подругой бутылку шампанского.

Я купил им шампанское и вернулся за свой стол.

– Мясистых любишь? – одобрительно подмигнул мне Красавин. – Правильно, а рожу можно и подушкой прикрыть.

– Пошёл ты… – огрызнулся я.

– Ухожу, ухожу, ухожу, – шутливо ответил Красавин и, правда, встал и пошёл, наверное, в туалет.

Через короткое время я услышал громкие голоса в вестибюле и характерный звук упавшего тела. Уже зная, что там происходит, я бросился на помощь Красавину, хотя понимал, что он в моей помощи не нуждается. И верно: двое уже лежали, третий убегал на улицу, но там его поджидал милиционер, приветливо кивнувший Красавину.

Эдик поправил перед зеркалом галстук, и мы вернулись в зал. Он опять пошёл танцевать, а я направился к своей даме. Она улыбнулась мне, встала и взяла под руку. Её белокурая подруга посмотрела на меня внимательно и тоже улыбнулась.

Я взял такси. Мы приехали куда-то на окраину, в новый район. На крыльце девятиэтажного дома она сказала:

– Подожди здесь, проверю, нет ли мужа дома. – И ушла.

Я закурил, уже точно зная, что она не вернётся.

А она вернулась.

– Дома козёл, – зло бросила.

– Ну, я пошёл, – сказал я, откидывая окурок.

– Нет. – Она снова взяла меня под руку и повела через тёмный двор. Я ни о чём не спрашивал.

Она зачем-то сказала:

– Я всё-всё умею.

Мы долго шли по этому незнакомому мне району: по раздолбанным тротуарам, мимо уныло-одинаковых новых домов, мимо вонючих мусорных баков, мимо звероватых подростковых компаний…

Она опять оставила меня на крыльце какого-то дома. Я почему-то не сбежал. Она вернулась, и мы поднялись в квартиру на третьем этаже, не включая свет, прошли в комнату.

Она, и правда, умела всё.

Потом она спросила:

– Сколько тебе лет?

– Тридцать.

– Я думала меньше, – усмехнулась.

И я, нарушая приличия, – какие тут еще могли быть приличия! – спросил:

– А тебе?

– Тридцать шесть.

Я бы ей дал хорошо за сорок.

И мне стало жалко её. Я обнимал её, будто старался согреть.

– Почему ты меня выбрал? Там было столько красивых.

– Ты красивая.

– Врёшь, но приятно.

Но, честное слово, я не врал.