Джага

 

 

 

…Девчонка мягко соскользнула с подножки КАМАЗа. Из-под взрослой олимпийки сверкнуло что-то вроде юбки, еле прикрывавшей трусы.

«Тьфу-ты! – Санаев мысленно сплюнул. – Еще и семнадцати на вид нет – и та в плечовки... А эти-то козлы куда смотрят?..»

Из-за руля вышел пузатый бородач и равнодушно прошел мимо малолетней спутницы. А она уселась на бордюр и стала копаться в своей сумке, очень напоминавшей мешок. Санаев искренне не понимал любителей этих дорожных забав. Ну, что им, нормальных баб что ли мало? А тут вообще ребенок... Явно несовершеннолетняя. Хотя на вид и ошибиться можно – просто маленькая и тощая, как подросток.

…Санаев отвернулся и забыл про них. Он неторопливо пил чай, любовался приглушенным октябрьским солнцем и, глядя на проезжавшие мимо машины, размышлял, в объезд ему ехать или по городу, когда эта самая малолетка подошла к нему.

– Возьмете до Владимира? – глядя на него снизу вверх и улыбаясь всем своим веснушчатым лицом, поинтересовалась она.

– Нет, – ответил Санаев, едва задев ее взглядом.

– Почему? – не переставая улыбаться, спросила она?

– Иди, я сказал, – Санаев сначала хотел нагрубить девчонке, но, глядя на ее детскую улыбку, почему-то передумал и повторил более мягко, чем следовало, – иди, куда шла...

– Я к вам шла.

– Значит, ошиблась адресом. Иди, говорю…

Девчонка не уходила.

– Я вам понра-а-а-авлюсь…, – просящее протянула она и улыбнулась так, что Санаев не мог не ухмыльнуться в ответ.

– Да на тебя ж смотреть страшно, – искренне возразил он.

– Это я только сверху такая грязная, а так я моюсь всегда, – объяснила она, и, осмелев от улыбки Санаева, обежала кабину и стала ломиться на пассажирское место. Но дверца была закрыта, и Санаев совсем не торопился ее открывать. Она обиженная вернулась обратно и жалобно промычала:

– Мне, правда, до Владимира нужно, ну, возьмите, пожалуйста…

Санаев отрицательно помотал головой и метко, нацелившись, выкинул пластмассовый стаканчик в урну, что стояла метрах в трех.

Он уже совсем было собрался ехать, но, достав из нагрудного кармана пачку сигарет и поняв, что двух папиросок ему до следующей остановки явно не хватит, разочарованно выдохнул:

– Ч-черт, сигареты забыл…

– Давайте я сбегаю!

– Я сам, – сказал Санаев и, выпрыгнув из кабины, неторопливо пошел к призаправочному магазину.

…Когда он вернулся, пятки девчонки промелькнули в окне. И тут же ее довольная гримаса засияла по другую сторону кабины. Пока он ходил, она как-то умудрилась пробраться сквозь приспущенное окно.

– Нахалка, – беззлобно вздохнул Санаев и, открыв дверцу, взял девчонку за ногу и потянул, чтобы выкинуть из машины:

– Давай-давай, милая, убирайся восвояси…

– Н-н-н-е-е-е-е-ет! – завизжала она неожиданно громко, и Санаев отдернулся:

– Чего ты орешь?!

– Если вы попробуете выкинуть меня, я закричу, что вы меня насилуете!

– Ты дура, что ли? Проваливай, я сказал! – рассердился Санаев, – Чего пристала? Вон мужики стоят только что тебя глазами лапали. Иди к ним! Сказал же: не повезу!

– Они плохие, а вы хороший…

– Что за глупости, тебе не без разницы? Черт! Сейчас еще вшей мне тут натрясешь. – Санаев правда заволновался за свой выдраенный салон и больно схватив ее за запястье, хотел дернуть с новой силой. Но она вывернулась. И почти сквозь слезы забормотала:

– Я же просто доехать. Я тихонечко посижу! Ну что вам 400 километров?.. Жалко, что ли?.. И нету у меня вшей…

Санаев, секунду подумав и поймав любопытствующие взгляды стоявших неподалеку водителей, недовольно откинул ее ноги с сиденья и сел за руль. Молча завел машину. И злобно исподлобья поглядывая в зеркала, стал выезжать со стоянки. Девчонка, скинув туфли, которые были явно не по погоде, забралась с ногами на сиденье и уткнулась лицом в колени, также исподлобья поглядывая на него и интуитивно понимая, что разговаривать сейчас – значит только злить своего добродетеля.

Выехав на трассу и выкурив пару сигарет, Санаев, успокоившись, спросил.

– А штанов у тебя в гардеробе не имеется?

– Что? – не поняла девчонка.

– Ну, джинсов там или шорт, я не знаю…

– Нет. Потеряла. А что?..

– Ну, значит, и ноги не задирай как стриптизерша на подиуме, – снова погрубев, сделал замечание Санаев. Его почему-то раздражало мелькание белых плавок из-под короткой замасленной юбки.

– Ноги, я сказал, отпусти!

Девчонка послушно опустила ноги и положила руки на коленки…

– Вот…

Санаеву это понравилось.

– Давно катаешься?

– Два года почти

– А чего дома не сидится?

Девчонка ничего не ответила и откинула взгляд в сторону. Потом рассмотрела панель приборов. Потом снова выкинула взгляд в окно. И снова застряла глазами на панели.

– У вас не икон, ни девочек.

– Что? – не понял Санаев.

– Ну, знаете, вот у всех, ну у каждого, кого ни возьми, какая-нибудь да иконка где-нибудь да в машине вставлена. Вот иконка стоит, а рядом женщины голые наклеены...

– И что? – не понял Санев, оглядывая безупречно чистую панель своего «МАНа».

– Я вот все думаю, иконы у них как жены, а женщины наклеенные – как мы… И все мы рядом уживаемся…Как в жизни. А у вас ничего…

– Машина новая, – зачем-то объяснил Санаев. И хотел, было, добавить, что рано ей, малолетке, о таких вещах рассуждать, но осекся, подумав, что все основания у девицы для этого имеются.

Он искоса посмотрел на нее, девчонка переловила взгляд и, как ей показалось, понимающе заулыбалась.

Санаев покачал головой и ухмыльнулся:

– Как зовут?

– Джага.

– Что за имя такое дурацкое? – ухмыльнулся Санаев, подумав, что оно напоминает собачью кличку. – Сама придумала?

– Зато не забудете…– засмеялась Джага, и весело провела ладошкой под носом, как будто была не девушкой, а восьмилетним мальчишкой.

– Тебе лет-то сколько?

– Пятнадцать…

– Сколько?!? – Санаев от неожиданности жахнул по тормозам.

–…Но я всем говорю, что семнадцать… Хотя вообще-то у меня никто об этом не спрашивает, – девчонка отбросила взгляд в окно, за которым промелькнула авария. Она вскочила, вылупилась на происшествие и тут же защебетала с новой силой.

– Ой, а вы знаете, мы недавно тоже в аварию попали. Ну, так она маленькая была, я синяком на щеке отделалась, а машина, в которую мы врезались – о-о-о-о…

Санаев не слушал ее. Он думал о том, что малолетняя проститутка всего на два года старше его старшего сына Мишки.

– Сядь!

– Что?

– Сядь, я сказал! Что за манера трусами сверкать в лобовое стекло?! – он грубо схватил ее за пояс юбки и заставил сесть.

Джага снова послушно села, положив руки на колени. …И Санаев понял, почему его так раздражает это мелькание девичьего белья из-под полы. Понял и почувствовал, как запылали его скулы…

Через пару минут их остановили на посту ДПС.

Санаев послушно показал документы какому-то молодому и, видимо, сосем еще «зеленому» гаишнику. Тот с серьезным видом изучил их. А, отдавая обратно и желая счастливого пути, так глянул на санаевскую попутчицу, что Санаев поневоле смутился.

«Да что я такого делаю-то? Что я делаю?» – мысленно возмутился он, но подумал, что от девчонки стоит отделаться побыстрее.

– Через пару часов мы доедем до большого отворота, и можешь идти на все четыре стороны, – спокойно предупредил он.

– Куда же я пойду? Темнеет же…

– Найдешь: и куда, и к кому… Там стоянка.

Джага не ответила.

Они заехали на участок пути с березовой порослью по бокам. Солнце заходило. И в золоте заката желтизна падающих листьев казалась необыкновенно потрясающей. Опавшие, они взметались над трассой от каждой проезжающей мимо машины и сыпались в лобовое стекло.

– Как будто звенят…

– Что?

– Листья.

Теперь не ответил Санаев.

Они ехали так минут десять, совершенно молча, любуясь желтизною осени. Через некоторое время Санаев снова искоса посмотрел на Джагу. В распахнутых, глазеющих на дорогу глазах девчонки накапливались слезы.

– Ты чего?.. – удивился он.

– Ничего, – смиренно ответила она и спросила: – Можно я пока посплю?

– Поспи, – ответил он. И увидев, как она сворачивается в жалкий калачик, стянул ей с полки свою куртку. – Укройся…

Она послушно укрылась и почти сразу же по-детски засопела. Она спала шумно. Вертелась и ворочалась, и он пару раз поправлял спадавшую с нее куртку, чтобы прикрыть ее сверкающий задок. Санаев думал, она спит, но за пол часа до намеченного отворота, она, не вставая, прямо из-под куртки, натянутой на лицо, спросила:

– А у вас есть жена?

– Есть, – ответил он.

– И дети?

– Двое, – ответил он. И снова подумал о том, что Мишка младше ее всего на каких-то два года.

– И у вас счастливая семья?

– Что за вопросы?

– И вы никогда не изменяли жене?

– Отстань, я сказал…

Она встала и, без спросу укутавшись в куртку Санаева, снова уставилась в лобовое стекло. Он ничего не имел против. Ему даже стало как-то приятно, что Джага сидела в его куртке вот так рядом. И вместе они едут в наступающую тьму ночи, выхватывая фарами промежуток дороги с мелькающими на свету листьями…

Джага это поняла. И улыбнулась в сторону.

Уже почти совсем стемнело. Ее лицо с высоким лбом и курносым носом высвечивалось в отсвете фар проезжавших мимо машин, и она была похожа на обыкновенную школьницу, блаженно улыбающуюся мелькающим бликам.

 

– …Вот чёрт!!! – вдруг выругался Санаев, – и начал притормаживать.

– Что? – переспросила девчонка.

– Колесо, кажется!

– И что?

Санаев не ответил. Остановившись, он вылез, раздосадовано хлопнув дверцей, и пошел осматривать машину.

Джага выскочила следом.

Санаев в раздумьях, засунув руки в карманы, стоял напротив спущенного колеса.

– Я запаску не взял… На станцию надо.

Джага, искря глазами, смотрела на него сквозь ночь.

– Черт, до отворота осталось-то пара километров. У них там и шиномонтаж есть, и магазинов до отвала…– досадовал Санаев

– Давайте я сбегаю.

– С колесом? Чтобы перебортовали? – Санаев расхохотался.

Потом опять резко разозлился.

– Я схожу, узнаю. Ты тоже пошли, пристроишься там к кому-нибудь…

Но Джага отказалась, предложив «посторожить» машину и пообещав, что уйдет одна, как только Санаев вернется. Было уже почти совсем темно, закапал дождь, и Санаев не стал ее уговаривать.

В ситуации, когда отсутствует запаска, а колесо пробито вдали от населённых пунктов, есть выход. Достаточно позвонить в мобильный шиномонтаж, и специалисты в короткое время прибудут на место и прямо здесь отремонтируют шины и диски. Специально куда-то ехать не понадобится.

Он вернулся минут через сорок. Сказал, что монтаж откроется только утром. Придется ночевать здесь.

На стоянке он купил колбасы, хлеба и шоколадку для Джаги. Откуда-то из-за кормов достал еще дома запеченную для него женой курицу и термос с горячим чаем. И предложил Джаге поужинать, забыв, что взял с нее обещание уйти.

Они сидели друг напротив друга, и Джага с удовольствием уплетала угощение. Санаев ел мало. Но с удовольствием смотрел, как насыщается она. Сверкали от проезжавших мимо машин приборы и ее глаза. Она облизывала губы, говорила, что курица – просто прелесть, а чай – по-домашнему заваренный чай – вообще просто чудо какое-то.

Она ласкала его благодарными взглядами, и Санаев понял, что, улыбаясь ей в ответ, он как-то странно включается в ее игру, которую Джага, наверняка, проделывает со всеми.

– Сейчас поешь и пойдешь, – вдруг сухо сказал он.

Она перестала жевать.

– Одна до отворота?..

Санаев хмыкнул:

– А чего тебе бояться?..

– Хорошо, – послушно сказала Джага.

Доела кусочек. Попросила «еще немножечко» чаю. Достала откуда-то из своего мешка салфетки, чем ни мало удивила Санаева. Вытерла руки, губы. Опять же из мешка выудила что-то наподобие кофты. Одела ее под низ взрослой, непонятно с чьего плеча мужской олимпийки – наверное, подарил кто-то из сердобольных.

– У тебя что, больше ничего нет? – спросил Санаев. – На улице не выше пяти градусов, да и дождь опять собирается…

– Да, – согласилась Джага, – я знаю.

Она заплела волосы в хвост. Благодарно посмотрела на Санаева и открыла дверцу.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – ответил Санаев и отвернулся.

Маленькая тощая фигурка прохлюпала у колес машины. Санаев включил ей дальний свет. Джага прошла в коридоре фар метров десять. Остановилась и, съежившись, уставилась в светящиеся глаза санаевского «МАНа».

Мимо промчалась грохочущая музыкой иномарка, и громко просигналила: то ли санаевскому дальнему свету, то ли съежившейся Джаге.

Джага прошла еще метров пять и снова остановилась.

Санаев не выдержал. И, открыв дверцу, крикнул.

– Ну, ладно. Ладно! Только спать будешь на полке, и покрывало я забираю себе!

И Джага тут же посеменила обратно.

…Покрывало он не забрал. Сказал, что укроется своей курткой. Девчонка улеглась, и Санаев вышел покурить. А когда вернулся, с радостью услышал мягкое сопение Джаги.

Санаев задремал сидя. Засыпая, он чувствовал где-то сзади теплое девичье дыханье. И не только дыхание. От всей Джаги шло тепло. И еще перед тем, как заснуть, он подумал, как должно быть нравится всем этим «кобелям на колесах» тощая и горячая Джага…как должно быть здорово она, выблудившись из неизвестно каких асоциальных дебрей, умеет ублажать изголодавшихся в дороге мужиков, раз сумела смягчить даже его брезгливый и чистоплотный нрав. Что-то в ней есть, какая-то невинность светится в глазах этой малолетней шлюхи… А у него, Санаева, уже неделю не было женщины…. Он поспешил мысленно проглотить зарождающееся уже не первый раз за день желание… и уснул.

…Но через считанные минуты, почувствовал жаркий шепот над правым ухом.

– Я вам нравлюсь?..

Он не успел ничего ответить, как Джага соскользнула на сидение рядом.

– Ведь нравлюсь…

Он не ответил. Но задержал дыхание.

Джага перекинула ногу и, оседлав его бедра, оказалась с ним лицом к лицу. Санаев молчал. Джага осторожно засунула ему маленькие холодные ручки под свитер и начала ласково закручивать волосы на его животе. Санаев молчал. Она провела рукой выше, и вдруг Санаев взбесился:

– Пошла вон!!!

Он хотел скинуть ее с себя, но это получилось как-то не очень убедительно. Причем маленькая Джага, тут же уцепилась за его плечи, сильно обняла шею и быстро-быстро горячо зашептала в затылок:

– Я просто обниму! Я только обниму! Мы просто с тобой тихонечко посидим обнявшись…

Санаев почувствовал на шее палящие припухлости губ и замер. Джага начала как-то по-детски целовать его загривок. Он не шевелился. Джага снова залезла руками под свитер. Санаев молчал... Осмелев, она стала настойчиво засовывать пальцы под ремень брюк. …Санаев откинул голову и закрыл глаза…

 

– Ч-ч-чёрт!... ДУРА!

…Санаев хлопнул дверцей так, что ночное эхо повторило его словно выстрел по округе.

– Идиотка! – гневно выругался Санаев, доставая сигареты. Одну. И сразу же другую.

Потом полез искать зажигалку. И, вспомнив, что она в кабине, в досаде выкинул обе сигареты. И зачем-то отошел…

Джага осторожно открыла дверцу и протянула ему зажигалку.

– На…

Санаев подошел и взял. И закурил рядом.

Он ничего не спрашивал. И Джага решила объясниться сама:

– Понимаешь, меня никто не хотел. Все смеялись и говорили, чтобы я подросла для начала. Все кормили, давали переночевать, подвозили, куда просила и прогоняли… Ну, не все конечно. От одного я сама убежала. А один, вот этот толстый, от которого я к тебе пересела, он сказал, что я не тех мужчин выбираю… Надо таких, чтоб им все равно было…

Санаев нервно выдохнул.

– Ну, почему ты так сердишься?.. – не поняла Джага, заметно смакуя местоимением «ты».

– Тебе 15-ть!!!

– Значит, если бы кто-то начал до тебя, то все нормально! Ты же ничего не имел против сначала. А так…

Санаев хмыкнул.

– …Ну, надо же было с кого-то начинать, – объяснила Джага и провела рукой по его волосам. Он отдернулся.

– Убирайся к черту!!! – сказал он.

Джага не убиралась

– Пошла вон, я сказал… – тихо, но четко и с расстановкой повторил Санаев.

Джага не уходила.

Тогда Санаев выдернул из-под нее свою куртку и ушел сам.

…Когда он вернулся, уже светало. Санаев еле разглядел сквозь осеннюю млечность тумана свою машину на трассе.

Джаги не было.

На лобовом стекле оранжевой помадой было нарисовано большое сердце, в центре которого красовалось пятно от прикоснувшихся Джагиных губ и надпись детским неровным почерком: «Номер раз»…

Санаев сплюнул и полез в бардачок за губкой.

… Шагах в ста от него грустно удалялась в самую гущу октябрьского тумана тощая фигурка малолетней Джаги.