Павлиний глаз

 

 

 

...Солнце пекло немилосердно, пятки жгло даже через подошвы сандалий. Костик этого не замечал, он был привычен к жаре. Ему казалось странным, что взрослые говорили: «В этом году лето просто ужасное, нечем дышать. Хоть бы дождь прошёл!» На его взгляд, это было просто глупо. Как лето может быть ужасным? И как можно хотеть дождя?

 

Костик шёл не торопясь, без особой цели, ноги сами вывели его на просёлок. Если бы он поглядел по сторонам, то увидел бы выгоревшую траву, посерёбренные пылью тополя, дрожащий над землёй горячий воздух… А ещё горы вдали... И над всем этим – чуть выцветшее от зноя и всё равно великолепное синее небо без единого облачка.

 

Костик по сторонам не глядел. Всё вокруг было знакомо, неинтересно и, честно говоря, порядком надоело. Каникулы шли, лето перевалило за половину, а ничего по-настоящему летнего не происходило. Гулять было не с кем – друзья разъехались по лагерям и бабушкам, на озеро его одного не отпускали. Оставалось только читать.

Жюль Верн стал в это лето его любимым писателем и лучшим другом. Когда Костик приходил в библиотеку за очередным томом, он уже привычно ожидал чуда. И Жюль Верн не подводил: каждый раз чудо происходило. В компании с лордом Гленарваном и Паганелем Костик прошёл всю 37-ю параллель; по жерлу вулкана спускался вглубь Земли; плечом к плечу с капитаном Немо отважно сражался со спрутами. Ещё сегодня утром он был на Северном полюсе и, задыхаясь, тащил обледенелые упряжки вместе с отчаянным капитаном Гаттерасом...

 

Но в целом лето не оправдывало его надежд. Прежде всего – не купили велосипед. Мама сказала: «за тройки», но он подозревал, что просто не было денег. Позавчера окончательно решилось, что не будет поездки на море. По той же причине, это было ясно и без слов. А сегодня был особенно неудачный день. Уходя на работу, накричал отец, потом мама отобрала книжку и заставила мести двор. Он лениво махал веником, а мама читала ему нотацию про лентяев и бездельников. В конце концов, она пообещала, что не будет кормить его обедом, пока он не подметёт. Костик вспылил, бросил веник и ушёл. Теперь надо было придумать, что делать до вечера...

 

Впереди по бокам дороги показались серо-зелёные пыльные заросли терновника. Костик вспомнил, что дважды видел там большого сорокопута. Можно было бы попробовать поискать гнездо и...

 

Что-то мелькнуло вдоль дороги. Большая бабочка спланировала и мягко села на обочину. Костик довольно много знал о бабочках, у него даже была небольшая коллекция. Он осторожно подошёл ближе и не поверил своим глазам – это был Павлиний Глаз, бабочка его мечты! В этих засушливых краях она встречалась очень редко. Костик видел её всего два раза и был пленён её оригинальной, непохожей на других раскраской. Кроме того, в отличие от неуклюжих капустниц, она была так быстра и осторожна, что поймать её считалось неслыханной удачей. И вот она в двух шагах!

Костик пошевелился, бабочка вспорхнула, описала круг и снова села, теперь уже совсем рядом, почти у самых его ног.

 

Когда Костик увидел бабочку совсем близко, живую, несравненно более прекрасную, чем на рисунках и фотографиях, что-то сдвинулось в его сознании. Мир сверкнул и исчез, остались только чёрные усики с капельками на концах, тельце, покрытое бурым шелковистым пухом, бесстрастные радужные глаза и крылья – чудо из чудес! – нечто красно-коричневое, чёрное и лиловое с бесчисленными оттенками и переливами. Эти великолепные бархатные крылья словно накрыли мальчика и затмили солнце.

 

Капитан Гаттерас остался замерзать среди снегов и торосов, были забыты тройки и неподметённый двор; исчезла без следа горечь от утренней ссоры с отцом; даже великая мечта – велосипед – впервые за много дней перестала жечь его сердце.

 

Не мигая, не дыша, Костик смотрел на яркое пятно у своих ног и чувствовал, как они холодеют от восторга. Бабочка была ПРЕКРАСНА! Она, верно, только недавно появилась на свет, ни одной пылинки не упало ещё с её крыльев, цвета были ярки и глубоки, и вся она так резко и странно выделялась на тусклой выгорающей траве и серых камнях, что казалась существом из другого, сказочного мира.

 

С уголков верхних крыльев коричневыми зрачками за Костиком в упор следил чей-то пристальный насторожённый взгляд. На нижних крыльях тоже были глаза, но те были широко раскрыты и чем-то испуганы. Чёрные, расширенные от ужаса зрачки с точками посредине отливали фиолетовым. Мрачный коричнево-красный огонь горел на крыльях. Ближе к тельцу он густел и становился чёрным, а на краях полыхал вишнёвым заревом. Концы крыльев были тоже чёрными, словно обгоревшими, а рядом с телом их покрывал густой коричневый пух, придававший облику бабочки что-то звериное. Таинственная, зловещая, неотразимая красота!

 

Костик ничего не смог бы выразить словами, но чувствовал, что с ним происходит что-то очень важное, несравненно более важное, чем велосипед, уроки и даже взаимоотношения с родителями. То, что он чувствовал, поднимало его много выше большинства детей и даже очень многих взрослых. Ему, обыкновенному восьмилетнему мальчишке с веснушчатым носом и ободранными коленками, явилась Красота, одно из самых совершенных её воплощений, и он не оказался слеп, он увидел её – не только глазами, но и всей душой. Гармония формы и цвета, сочетание необходимости и излишества, что-то ещё – необъяснимое, нарушающее гармонию, но без чего не бывает настоящей красоты, всё это соединившись в бабочке, потрясло его. На какое-то время всё остальное потеряло значение и смысл. Остался только Павлиний Глаз и страстное, жгучее желание стать обладателем этого чуда.

 

Медленно-медленно Костик опустился на колени. Бабочка, почувствовав опасность, сложила, снова развела крылья и замерла, готовая вспорхнуть. Замер и Костик. Солнце пекло затылок, в колени впились острые камешки, но он терпел, а рука его, между тем, постепенно приближалась к бабочке. Стараясь не дышать, он развёл большой и указательный пальцы... Теперь надо было дождаться, пока Павлиний Глаз сомкнёт крылья. Костику хотелось взять его осторожно, не испортив ни капельки его красоты. А бабочка точно знала это и тоже выжидала.

 

Прошла минута, другая... Невмоготу было держать на весу руку, затекла спина, всё острее становились камешки под коленями, а по взмокшей шее кто-то ползал, уверенно и безнаказанно. Костик почувствовал, что ещё несколько секунд, и он не выдержит...

 

Бабочка покрутила головой, отодвинулась и сомкнула крылья. Наконец! Он напрягся, но теперь, чтобы дотянуться, надо было чуть-чуть наклониться вперед. Тело, замершее в неестественной позе, не выдержало этого «чуть-чуть» и потеряло равновесие. Чувствуя, что падает, Костик сдвинул колено... Скрипнули камни – и всё пришло в движение. Бабочка сорвалась с места, Костик с криком бросился на нее, сбил на траву, но схватить не успел, она вспорхнула, заметалась, и тут же снова попала под удар. Костик, не раздумывая, всем телом бросился на то место, куда она упала...

 

Он лежал, тяжело дыша, сердце колотилось о рёбра, но Павлиний Глаз попался, это было ясно. «Наверное, крылышки поцарапались, – подумал Костик. – Ну, ничего... Надо взять в библиотеке книжку, в которой написано, как по-настоящему засушивают бабочек. – Он счастливо улыбнулся. – Никому не покажу... Долго-долго буду смотреть, какая она... Может быть, Маринке только... Потом...»

 

Костик долго перебирал смятые стебли травы, соломинки и листья, пока не вытащил из-под них бабочку. Она была ещё жива и слабо трепыхалась. Костик смотрел на неё в недоумении и не мог понять, куда делось то, чем он любовался минуту назад. От былого великолепия не осталось и следа. Жалкий, изломанный и обесцвеченный Павлиний Глаз был похож на скомканную бумажку. Из крыльев, ставших грязно-коричневыми, а местами вовсе прозрачными, торчали какие-то перепонки, одно нижнее крыло оторвалось совсем... Костик раскрыл ладонь, бабочка медленно поползла по ней, волоча за собой какие-то жёлтые мокрые нитки. «Кишки...» – подумал Костик, и вдруг ему стало так плохо, гадко и тоскливо, как не было ещё никогда в жизни. Он заплакал...

 

Слёзы текли, он их размазывал по щекам, а в груди ворочалось что-то тяжёлое и грубое, оно царапало, давило, не находило себе выхода, и это невозможно было терпеть. Он понимал, что совершил что-то ужасное. Слово «убийство» не пришло ему на ум, но он чувствовал, что переступил какую-то роковую черту, за которой теряет смысл всё, во что он верил и считал неизменным: добро, красота, порядок, любовь родителей, сама жизнь... Это было так неожиданно и страшно, что ему не верилось в солнечный день, не верилось, что ещё совсем недавно всё было так просто и хорошо, несмотря на неприятности, которые на самом деле были такими пустяковыми. Ему стало казаться, что он никогда уже не будет весёлым и беззаботным, не сможет смеяться... А самым ужасным было то, что ничего нельзя было вернуть: ни бабочку, ни того Костика, которым он был ещё утром. Чудо исчезло, мечта – тоже.

 

 

*   *   *

 

Павлиний Глаз был ещё жив, он перебирал лапками и куда-то всё тащил своё полураздавленное, изуродованное тело. Он не держал зла на глупую безжалостную силу, которая уничтожила его, пытаясь присвоить не принадлежащую ей красоту. Скорее всего, ему даже не было больно. Он просто выполнял своё предназначение: во что бы то ни стало выжить и оставить потомство. Он не знал, зачем это нужно, зачем вообще Природе его жизнь, его красота. Знала это только сама Природа. Наверное, для неё это маленькое происшествие значило не слишком много – одной бабочкой стало меньше на свете, только и всего...

Но стало меньше и на одного глупого мальчика.