Дверь Кафки

 

 

 

Макс Брод целую неделю убеждал своего друга Франца Кафку в необходимости принять приглашение от пражского «Клуба Читателей». Он полагал, что творения Кафки, представленные этому справедливому читательскому суду, несомненно, будут оценены там по достоинству и круг читателей Кафки, до этого времени не столь широкий, заметно расширится. Сам Кафка такого мнения о своих произведениях отнюдь не разделял. К себе как писателю он всегда предъявлял наивысшие требования, а отсутствие успеха склонен был связывать скорее с несовершенством своего стиля, нежели с плохим вкусом читающей публики. Макс Брод, искренне считавший Кафку писателем высокой литературной пробы, находил такое положение вещей неприемлемым. Он был уверен, что Кафка достоин большего признания.

Шёл январь 1922 года. Кафке в ту пору было тридцать восемь лет, а для критиков и литературной среды Праги он был лишь одним из подающих надежды молодых авторов. В то время Кафка тяжело болел и неоднократно выказывал Броду намерение сжечь свои неудачные произведения. Брод искренне любил своего друга и боялся, что некоторые из его работ действительно могут быть навсегда утеряны. Он искал способ, с помощью которого ему удалось бы убедить Кафку бережнее относиться к собственному литературному наследию. Макс Брод верил, что мнение читателей для Кафки кое-что значит, а поэтому принялся активно содействовать его встрече с членами пражского «Клуба Читателей».

История создания этой гильдии читателей такова: известный издатель Курт Вольф в процессе своей работы пришёл к выводу, что издательский успех при публикации той или иной книги напрямую зависит от предварительного изучения читательского интереса к ней, и для того, чтобы уберечь себя от возможных ошибок при издании книг, он в 1915 году основал в Праге «Клуб Читателей». В него вошли многие известные литераторы, а также музыканты, художники и даже скульпторы. Творческим людям предоставили в Клубе пятьдесят мест, еще пятьдесят было отдано самым активным читателям, которые в течение трёх месяцев отвечали на вопросы Курта Вольфа, размещённые им в одной из пражских газет. Клуб сформировался и начал работу. Этой работой стало чтение книг. Ограничений не было, прочтению подвергались все книги, авторы которых дали своё согласие на это. Читались самые разные книги: как уже изданные, так и те, которые готовились к печати, не отвергались и рукописи, что были признаны издательствами как негодные к публикации. Раз в три месяца в специальном помещении собирался весь состав «Клуба Читателей», и судьба каждой книги или рукописи решалась этим собранием путём тайного голосования. Условие было жёстким: если книге выносился обвинительный приговор, то она подлежала полному физическому уничтожению. Рукописи сжигались, вёрстка книг уничтожалась, а уже изданные книги изымались из продажи и вместе с рукописями сжигались в специальной печке. Приём книг на читательский суд был добровольным. Автор имел право отказаться от предложения «Клуба Читателей», но в таком случае ему был гарантирован прохладный читательский приём, а шанс обрести своего читателя был невелик. Слишком сильным стало с годами влияние вердиктов «Клуба Читателей» на читающую публику. А тех авторов, что не побоялись представить Клубу свои работы и прошли испытание с честью, ожидал успех и признание.

За пять лет, к 1920 году, «Клуб Читателей» обрёл репутацию настоящего литературного монстра. Многие маститые писатели с уже прочными именами боялись отдавать свои произведения на суд этой Литературной Инквизиции, но зато молодые, никому не известные авторы делали это с удовольствием и бросали свои произведения на стол «Клуба Читателей» без страха, потому что, по большому счёту, им ничего не угрожало – их рукописи никого не интересовали, а поэтому если им было суждено сгореть в печке Клуба – то значит такова их судьба. Риск для автора был большим, но оправданным. Оправдательный приговор для книги в «Клубе Читателей» сулил ей успех, а поэтому с каждым годом работы в Клубе прибавлялось: книги и рукописи поступали в огромных количествах. Казалось, что число писателей возросло в несколько раз. Члены Клуба уже не могли справляться со своими обязанностями, и в 1921 году их число увеличили ещё на сто человек – это были настоящие волонтёры, для которых чтение заменяло жизнь. Но и это не решило проблемы. Вскоре переизбыток книг, представленных Клубу для вынесения читательского приговора, привёл к тому, что образовалась очередь. Теперь рукописи могли пролежать в Клубе целых полгода, и это несмотря на то, что собрание Клуба проводилось ежемесячно, а принятие решений и голосование длилось с десяти утра до восьми часов вечера. В начале 1922 года приём книг и рукописей временно был прекращён.

 

Именно в это время Макс Брод принял решение убедить Кафку дать согласие на предоставление его работ на читательский суд. Он был в дружеских отношениях с Председателем Клуба и потому надеялся, что для Кафки будет сделано исключение – его произведения рассмотрят вне очереди. Максу Броду это удалось. Был назначен день и час, когда Кафка должен был явиться в «Клуб Читателей». Запланировано было редкое по тем временам открытое заседание – в присутствии самого автора. Кафка сам должен был читать отрывки из своих произведений, а затем, тотчас же по прочтении, в помещение вносились урны для голосования, и по прочитанному произведению в присутствии самого автора выносился приговор.

Жестокое испытание предстояло Кафке. И когда в середине января 1922 года Макс Брод принёс ему официальное приглашение из Клуба, Кафка отнёсся к этому с полным равнодушием. Он сказал, что ему незачем носить куда-то свои произведения, а тем более читать их вслух. «Это не может улучшить или как-то изменить текст моих книг. Во всяком случае, – говорил Кафка, – это дело хлопотное и совершенно лишнее. Если мои книги чего-то стоят, то их рано или поздно оценят по достоинству, но если они несовершенны, то никакой временный восторг двух сотен читателей не может им помочь». Со всем присущим ему хладнокровием Кафка отказался от приглашения «Клуба Читателей».

Макс Брод знал характер Кафки и помнил, что на него нельзя давить. Кафке не прикажешь, но его можно попытаться переубедить, нужно лишь время и другие аргументы. Несколько дней спустя Брод снова встретился с Кафкой. Он начал издалека по заранее продуманному плану. Предложил Кафке новый вариант, для которого не требовалось никаких усилий. Брод был готов сам прочитать произведения Кафки, если тот даст ему разрешение на это. Кафка обещал подумать. Теперь он не отказывался, и у Макса Брода появилась надежда. Он знал, что Кафка никогда не согласится доверить ему чтение своих текстов. Причина этого проста: у Брода были проблемы с произношением. Но отказать своему другу по этой причине Кафка, в силу своей воспитанности, не мог, следовательно, подобным предложением Брод ставил Кафку в тупик. Расчёт оказался верным: на следующий день Кафка отправил Максу Броду записку, в которой уведомлял, что уже нет надобности читать вместо него его тексты, потому что он изменил своё предыдущее решение и готов посетить «Клуб Читателей» в указанное в приглашении время. Об этом событии 22 января 1922 года Кафка в своем Дневнике написал так: «Решение, принятое ночью».

Мечта Макса Брода осуществилась. Будущий триумф Кафки был для него делом решённым. Он не сомневался, что «Клуб читателей» вынесет книгам Кафки оправдательный приговор. Другого решения Макс Брод себе не представлял. Успех Кафки на этом читательском суде сулил известность и славу. И если Кафка как человек был равнодушен к успеху, то Кафка-писатель нуждался в читателях. Ибо что такое писатель без читателя? Это, так сказать, недоразумение, сумасшествие, своего рода несчастный случай – нечто, даже не существующее. А книга, которую никто не читает, собственно говоря, она ведь и не написана.

 

Читательский суд над творениями Кафки был назначен на десять часов утра 20 февраля 1922 года. У Кафки оставалось четыре недели для окончательной подготовки своих текстов к этому событию. Он внимательно прочёл все свои произведения и распределил их на три части: одну составили уже «готовые» произведения, не нуждающиеся в правке, в другую были включены тексты, требующие окончательной редакции, третью же часть составили работы, исправлять которые не было никакого смысла – их было больше всего – Кафка считал их слабыми и неудачными. Эту группу произведений Кафка даже не собирался брать с собой. Его усилия сосредоточились на текстах, которые нуждались в окончательной правке. Три недели Кафка напряжённо работал: правил старые и новые рукописи. Измученный бессонницей и кровохарканьем, Кафка временами уже не понимал, что с ним происходит. Напряжение достигло предела в последнюю неделю. Кафка переутомился и смотрел на свои рукописи с настоящей ненавистью. Он вложил в них все свои силы и теперь ощущал жуткую опустошённость. Кафка твёрдо решил, что последние два дня он будет отдыхать и не притронется к рукописям.

В первый день, отведённый отдыху, он хорошо выспался, затем выехал за город и целый день гулял в лесу. На следующий день Кафка катался на лошади, затем играл в бильярд, а вечером осчастливил неожиданным приходом свою любовницу, у которой, уставший от любовных утех, остался на ночь. Утром, свежий и отдохнувший, он вернулся к себе домой, взял портфель, наполненный рукописями, и направился по адресу пражского «Клуба Читателей».

Как человек пунктуальный, Кафка пришёл чуть раньше установленного часа. Было без семи десять. Он осмотрел дом, который имел овальную форму и три этажа. На уровне второго этажа висела огромная вывеска: КЛУБ ЧИТАТЕЛЕЙ. Буквы были из дерева и окрашены в тёмно-коричневый цвет. Все окна первого этажа наглухо закрыты. Входная дверь металлическая, состоящая из двух половин-створок, которые плотно прилегали друг к другу. Кафка решил, что дверь закрыта и стал прогуливаться вдоль здания. Он смотрел по сторонам и почему-то совсем не думал о предстоящем. Ему мыслилось легко и свободно. Он вспомнил тело своей любовницы, которое было таким податливым ночью, снова и снова проживал в памяти приятные мгновения, проведённые с ней. Картины прошедшей ночи целиком завладели им. Кафка шёл вперед, а когда остановился, то увидел, что слишком далеко отошёл от здания Клуба. Он взглянул на часы – было без двух минут десять. Из страха опоздать Кафка побежал по направлению к зданию. Дважды останавливался, чтобы отдышаться, а затем снова бежал. И он не опоздал. Ровно в десять часов утра 20 февраля 1922 года Кафка стоял у двери. Металлические створки прилегали плотно. Кафка сразу понял, что дверь закрыта. Возможно, он опоздал, и дверь уже не откроют, или её ещё не открывали и в скором времени откроют, либо она закрыта для него и её не откроют ему никогда. Как бы там ни было, но Кафка решил подождать. Он отошёл от двери и поначалу просто стоял на месте. Затем стал ходить под окнами, всматриваясь в них. Вдруг ему показалось, что он слышит какой-то шорох за окном, но звук больше не повторился, и Кафка продолжил бесцельно бродить. Потом он вернулся к двери и внимательно осмотрел её со всех сторон. Она была закрыта очень плотно. Железные створки двери, по всей видимости, закрывались специальным внутренним механизмом. Отверстия для ключа снаружи не было, и Кафка пришёл к выводу, что дверь открывается только изнутри. Снаружи торчала только ручка. Кафка постоял возле двери, а затем повернулся к ней спиной и условился сам с собой, что если двери через двадцать минут не откроют, то он уйдёт и больше сюда никогда не вернётся.

 

Тем временем внутри здания речь также шла о двери и Кафке. Макс Брод убеждал читателей, что Кафка немного опаздывает и скоро придёт. Через полчаса Брод догадался, в чём дело – ключница забыла открыть дверь и Кафка не может войти в здание. Макс Брод ещё раз обратился к членам Клуба. «Это всего лишь ошибка ключницы. Кафка находится у двери и не может войти. Я найду ключницу и открою дверь», – сказал он. Курт Вольф, председательствующий на собрании, велел послать за ключницей. Управляющий делами Клуба пошёл за ней сам, Макс Брод сопровождал его. Ключницы нигде не было. Она жила на третьем этаже. Управляющий и Брод поднялись к ней домой, но и там её не было. Они разбудили её пьяного мужа и узнали, что ключница ушла на рынок и вскоре вернётся. Макс Брод решил её дождаться.

А в это самое время Кафка взглянул на часы. Была четверть двенадцатого. Всякие надежды на то, что читатели откроют ему дверь, исчезли. Кафка был расстроен. Он долго готовился к встрече с ними, так тщательно отбирал и правил свои рукописи, что начал сожалеть, что не сможет их никому показать. Кафка прождал ещё пять минут и решил в последний раз подойти к двери. Он подошёл к ней и снова пристально всмотрелся в эти жестокие стальные створки. Затем резко обернулся и столкнулся с женщиной, держащей в руках две корзины, полные еды. Кафка извинился и пропустил её к двери. И тут произошла странная вещь – женщина взялась за ручку двери и потянула её на себя. Дверь легко открылась, и женщина вошла в здание. Это ключница вернулась с рынка. Она закрыла за собой дверь. Кафка подошёл к двери и потянул ручку на себя. Теперь дверь и в самом деле была закрыта. Закрыта навсегда. Кафка взглянул прощальным взглядом на здание «Клуба Читателей» и ушёл оттуда, чтобы никогда туда больше не вернуться.

Макс Брод дождался ключницы и узнал, что дверь всё это время была открыта и только теперь, вернувшись с рынка, ключница закрыла её. Брод взял у неё ключи и побежал вниз, на первый этаж – к двери. Открыл её, но Кафки там уже не было.

Кафка шагал в одиночестве. Шагал своими несравненными великими буквами и присущими лишь ему блистательными ритмами. Шагал вперёд, не оборачиваясь, а через дверь, открытую Максом Бродом, на улицу высыпали читатели Кафки, которым теперь каждому в отдельности было суждено искать Кафку, искать его самому безо всякой помощи и подсказки. Некоторые из них до сих пор читают книги Кафки, но уже не для того чтобы вынести им приговор, а для того, чтобы вершить суд над самими собой.

Так что дверь Кафки всё же открылась.

Но в тот день, когда это произошло, Кафка взял свой Дневник и написал: «Незаметная жизнь. Заметная неудача».