Храм на холме

На чтение потребуется 7 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Однажды мудрый Юн Далалин проходил мимо какой-то деревни. Деревня была большая и, судя по мельнице, мычанию коров и крикам петухов, достаточно зажиточная. Но ни название деревни, ни богатства её, мудрого Юна Далалина не волновали. А вот высокий холм, у подножия которого она раскинулась, – очень. Поэтому мудрый Юн Далалин обошёл деревню стороной и, помогая себе видавшим виды сучковатым посохом, поднялся на высокий холм. Здесь огляделся. Красота неописуемая: с одной стороны – деревня, с другой – река, с третьей – лес, с четвёртой – поле. И простор во всю ширь, до самого горизонта.

Улыбнулся мудрый Юн Далалин в усы чему-то своему, расстелил циновку и устроился в позе созерцания, дабы сделать ещё один шаг к Просветлению.

В ту же пору проходил мимо крестьянин, из той самой деревни. Видит – старик в гору лезет. Бодро так, словно легко ему, и вся эта круча нипочём. Удивился крестьянин, да и подумал: «Дай-ка пойду вслед за ним. Глядишь, узнаю у него секреты бодрости и здоровья до преклонных лет». Подумал – сделал. Взобрался вслед за стариком на холм. Запыхался, ноги болят. Смотрит, а старик-то уже на циновке в странной позе расположился, да и вглубь себя смотрит. Не стал крестьянин тревожить мудреца. «Буду, – думает, – повторять за ним, вдруг чуток Просветления и до меня дойдёт». Долго пыхтел, кряхтел, тужился, пыжился крестьянин, но позу созерцания так и не смог осилить. Скрутился тогда во что-то более-менее похожее, сидит – боль терпит, но что ж, думает, делать коли наука без труда не даётся.

Почувствовал мудрый Юн Далалин рядом с собой какое-то движение, глаз приоткрыл. Глядь, – сидит рядом мужичонка, во что-то вроде позы созерцания свёрнут. Красный весь, потный, видно, что больно ему, но сидит – не уходит. Удивился мудрый Юн Далалин. «Странный человек, однако, – думает. – У лучшего учителя был я лучшим учеником и семь лет каждый день лил семь потов, чтобы понять Созерцание, а этот сразу захотел. Странный, глупый человек». Но ничего не сказал, и ничего не сделал, потому что решил, что вскоре надоест крестьянину сидеть в неудобной позе на земле.

 

Через какое-то время жена этого крестьянина хватилась мужа. Поспрашивала у людей: не видел ли кто? Кто-то подсказал, что взбирался её муженёк на высокий холм. Удивилась женщина, но подалась вслед за мужем. Взобралась, еле дух перевела. А он-то и впрямь здесь. Сидит, скрючился весь. Чуть слёзы из глаз не капают, но сидит, терпит, и вроде как задумался глубоко о чём-то. Пуще прежнего удивилась она: ну как спятил муженёк? Потому ничего не сказала, а тихонечко ускользнула с холма и прямиком к брату, местному старосте.

Выслушал староста рассказ сестры своей и так молвил: «Нет, сестра, не в безумии муж твой, а хочет Просветления достичь. Да и нам сидеть сложа руки не след. Идём же на холм, примем посильное участие. Может, и сами частицу Просветления ухватим». Сказано – сделано.

 

К полудню на вершине холма собралась вся деревня.

Сначала все сидели тихо. Поохали-поахали, конечно, пока позу созерцания принимали, но на то ведь оно и Просветление, что достичь его просто ну вот прямо никак. Потом вдруг кто-то возьми да и ляпни, что Сеющему Свет, наверное, лучше будет слышно, если чаяния свои и беды вслух говорить. Хотели у старика спросить: правильно аль нет? Да только старика и след простыл. Только трава примята, где он на циновке своей сидел. Ну, раз так, решили, что хуже не будет, если вслух. И что тут началось: каждый о своём, да кто о чём, да так, чтобы громче соседа. И гул стоял великий. И не выдержал тогда староста, закричал зычным голосом: «Хватит!»

Кое-как, с большим трудом, угомонился народ. И староста тогда говорит, что мол, такой базар, может, и слышно лучше, да вот беда – не понятно ничегошеньки. И предложил выбрать несколько человек пограмотнее, что бы, дескать, те обошли всё собрание и записали, кто что просит. Выбрали. Старосту над ними поставили как самого грамотного. Сын его вниз, в деревню, сбегал, принёс бумаги да стил. Пока опросили, пока записали, тут и вечер подошёл. Сговорились завтра, как рассветет, снова на холм подняться: закончить начатое.

 

Чуть солнце занялось, все на вершину полезли, а староста с подручными и вовсе там уже. Уселись, как давеча. Староста листы читает – все за ним повторяют. Да каждый на свой лад, кто сипит, кто хрипит, всё нестройно, да негладко. Но повторяют: знают же, что для дела великого стараются.

Через какое-то время монотонное бормотание стало надоедать. Иные и вовсе носами заклевали. Непорядок. Эдак вместо радости Сеющему Свет одно расстройство выйдет. Опять лбы наморщили. И так решили: не голосить надо, а петь. Оно и слуху Его услада, да и остальным веселее.

Затянули. И снова не то. Кто в лес, кто по дрова. Базар, да и только. Загоревали, закручинились селяне. Да и то ж: хотели-то как лучше, а вон оно чего получается. Ничего не получается. И снова задумались, запечалились.

 

А тут тучи налетели, дождик полил. Все было врассыпную, по домам, но не бросишь же дело на полдороге. На скорую руку соорудили навес, а после и вовсе мысль пришла, что хорошо бы возвесть здание большое, да чтоб стены белокаменные, высокие, что б издаля видать. Оно ж ведь и для глаза приятно, и от непогоды есть где укрыться. А следом и другая мысль торопится: пусть поют люди умеющие – в храме-то хорошо слыхать будет, коли построить правильно. Тем день и закончили.

И пошло, и поехало, и закружилось. Весь день стройка, стены всё выше и выше. Мастеров специальных пригласили, чтобы, значит, всё по уму. Сами-то рядышком, в позе созерцания, слушают, как певцы песни возносят Сеющему Свет, к Просветлению приближаются.

И вдруг, в то самое время, когда мастера крышу налаживать готовились, прошёл слух, что в соседней деревне тоже строят храм. И не такой же, а в полтора раза больше, чтобы, значит, Сеющему Свет виднее было. Возмутилась деревня, зароптала: «Что ж такое, мы тут ночей не спали, головы ломали, как бы нам скорее Просветления достичь, а эти выскочки сразу на готовое? Не быть тому!»

И собралась деревня, вооружились, кто чем смог, да и пошли на соседей. Пришли. Глядь, а у тех и взаправду строительство полным ходом движется. Осерчали пуще прежнего. Налетели, давай крушить налево и направо, пока сил вдосталь. Вернулись, собой довольные, и снова на холм, чтобы поблагодарить Сеющего Свет за подмогу. Но не долгой была их радость: из соседней деревни тоже пришло воинство и учинило разгром. Так много раз ходили обе деревни друг на друга, и грабили, и жгли, и убивали соседей своих без пощады. И, в конце концов, не осталось от деревень ничего, кроме разрушенных домов, свежих могильных холмов да неубранных полей.

 

Много лет спустя мудрый Юн Далалин снова проходил этими краями, опираясь на сучковатую палку. Рядом с ним легко шагал юноша. Увидели они на холме белое здание, поднялись. Огляделись. Нахмурился мудрый Юн Далалин. С одного края посмотрел – река. Прошел вдоль стены на другую сторону – лес. На третью – луга. От четвертой стены увидел разрушенную деревню и совсем потемнел лицом. «Что случилось, Учитель?», – испугался за старика юноша. «В прошлый раз, – сказал мудрый Юн Далалин, – здесь не было этих стен, и с одного места было видно и лес, и реку, и поля, которые сейчас заросли, и деревню, которая была жива. И простор во все стороны был. А сейчас – нет. И ведь прогони я тогда крестьянина, совсем всё по-другому могло повернуться. А вон как вышло». И совсем закручинился мудрец. Ударил в сердцах по белым камням своей палкой и побрёл вниз.

Долго шли молча они по дороге – уж и холм с храмом из глаз скрылся, – пока ученик не спросил: «Учитель, вот ты говорил, что если что-то делать с должным терпением и прилежанием, то обязательно выйдет толк. Почему же у этих людей не вышло?»

«Нельзя сорвать с дерева плод, прежде не посадив дерево. Нельзя испечь хлеба, прежде не разведя огня. Нельзя построить храм на холме, прежде не построив храма в себе». Только так и сказал мудрый Юн Далалин и, опираясь на сучковатую палку, продолжил свой путь.