Мост

 

 

 

Не пробыв дома и месяца, Василёк уехал в те места, где служил. Матери с отцом сказал:

– Вас я не оставляю. Просто так надо мне. Сами понимаете, почему Климка... Устроюсь, обживусь – и вы приедете ко мне.

Устроился он работать шофёром в целинном совхозе. Молодёжи было много. Жили интересно. Поступил учиться в автомобильный техникум, а закончив его, машину оставил: ему предложили поработать инженером.

Проходил год за годом, а он оставался холостяком. Девчат много, а чтобы одна из них вошла в его душу так, как когда-то Любаша, – этого не было. А нет этого, то и жениться не следует. Зачем? Чтобы завешивать век себе и другому человеку? Не надо вовсе.

Приезжали к Васильку мать и отец. Всё им у него нравилось, кроме одного – сколько же ему ходить в холостяках, так и избаловаться недолго, надо бы уже и о семье подумать.

Василёк отшучивался: моя ещё в люльке качается, вот на ноги встанет, тогда уж...

– Непутёвые дети у нас, старик, – вздыхала мать вроде бы в шутку, а Василёк видел, что мать вовсе не шутит, что не до шуток ей. – Один женился, а живёт не поймёшь как. Всё отношения с женой выясняет. А какие они могут быть иные отношения у мужа с женой, как не супружеские? Не пойму, не разберу. Другой же и вовсе не женится. Верно, боится, что тоже начнёт выяснять отношения, да так всю жизнь и провыясняет.

– Значит, выясняют? – спросил Василёк о брате.

– И не говори, – отмахнулась мать. – На что сын, а иной раз так и задавила бы его. Замучил бабу. Всё-то ему не так, всё-то ему не эдак, всем-то он недоволен. Сват Андрей уж и забирал от него дочку не раз, да она сама к нему бежит, не может без него. Вот наказание-то господнее. И за что только, за какие такие грехи? Мучаются, оба мучаются. И дети, глядя на них, мучаются. И мы, родители. Такое вот оно дело-то. Недоброе. И тебя вот отшибли от дома. А нам каково это всё видеть да переносить?

 

Василька пригласили в среднюю школу вести уроки производственного обучения. Обучение это заключалось в поверхностном изучении устройства автомобиля и практической езды на нём. Ребята занимались с увлечением, задавали массу вопросов и по устройству автомобиля, и по эксплуатации его. Девчонки же оставались девчонками, приходили на эти уроки, как когда-то на посиделки, лишь бы время провести и лишь бы получить оценку получше. Выделялась особенно одна, Катя Гриднева. Она не наигрывала, не кокетничала, а всерьёз никак не могла понять, почему это двигатель крутится.

И когда у Василька кончалось терпение и он чуть ли не по слогам и твёрдым голосом внушал ей о взаимосвязи отдельных узлов и деталей двигателя, то Катя удивлённо ставила на него глаза, кивала согласно, но он видел – ничего-то она не понимает. Видел и понял – не поймёт. Это не её хлеб. И не стал напирать на то, чтобы Катя знала хотя бы столько, сколько знают другие девчата. Оставив её в покое, он то и дело натыкался взглядом на её глаза. Она сидела обычно где-нибудь за самым последним столом, в уголочке, но так пристально следила за учителем, что ему сначала становилось не по себе, а потом он привык: глядит она и глядит, значит, ей так надо. Но, как ни странно, из всего класса он в свободное время больше всех помнил Катю. Придёт домой после занятий, ужинает ли, читает ли, отдыхает ли, а она тут как тут перед ним.

На практической езде дело у Кати пошло ещё хуже. Она упорно не соглашалась садиться самостоятельно, хоть и рядом с инструктором, за руль автомобиля. Василёк даже цель себе поставил: усадить её за руль. И добился, усадил. Но на первом же повороте во дворе школы машина, управляемая Катей, наехала на школьную телегу, на которую даже при желании трудно было наехать, так как она стояла в стороне от пути машины. Телега хрустнула, а Катя бросила руль и выпрыгнула из кабины. Она не испугалась, не заплакала, а пришла в ярость, чего никак не ожидал от неё Василёк.

– И не нужна она мне, железяка несчастная! И никогда-то я больше не дотронусь до нее! Пропади она пропадом! В школу не буду ходить, брошу, а к ней не подойду!

Василёк от души смеялся, любуясь неподдельным гневом Кати: она в это время даже кулачком пристукивала по крылу старенькой автомашины.

 

Вскоре Василёк выкупался в реке в первый раз этой весной и переусердствовал, заболел воспалением лёгких. Его положили в больницу, а десятиклассники навещали его. Навещала вместе с другими и Катя. Но её отличало то, что она приходила обязательно со всякими пирожками и пончиками домашней выпечки. Сама пекла. Больному надо много есть, говорила она просто. Потом стала приходить и одна. Наготовит дома, наварит, напарит, напечёт, соберёт всё в узел, и идёт в больницу, и кормит своего учителя на скамеечке в больничном дворе.

Выписавшись из больницы, Василёк потянулся к Кате: ему уже не хватало её, если не виделись один денёк. Стал он своим и в семье Кати. Отец её, совхозный механизатор, и мать, доярка, были не против посещений.

Катя окончила десятый класс, и они поженились.

Вскоре от матери пришло письмо: отец серьёзно болен, не думает ли сын вернуться домой, очень уж нужен он дома.

Решили: поедем. И той же осенью уехали на родину Василька.