HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Лев Гуревич

Божий одуванчик

Обсудить

Рассказ

 

Купить в журнале за март 2017 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за март 2017 года

 

На чтение потребуется 50 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Опубликовано редактором: Елена Астахова, 5.04.2017
Иллюстрация. Название: «Пожилые люди». Автор: Саша Ростокин. Источник: http://www.photosight.ru/photos/1298714/

 

 

 

В рейтинге самых выгодных инвестиций Salomon Brothers Inc. почтовые марки занимают четвёртое место (10% годовых), опережая ценные бумаги (9,6%). Согласно данным компании Stanley Gibbons, мирового лидера филателистического рынка, в течение последних пяти лет ежегодное увеличение стоимости марок составило 11,7%.

 

 

Телефонный звонок в половине третьего ночи окончательно прогнал тщетные попытки уснуть. Ростислав Викентьевич зажёг бра и с трудом нащупал тапки. «Ну кто ещё, кроме Анюты, может позвонить посреди ночи. Не может запомнить простую вещь: когда в Нью-Йорке четыре часа пополудни – у нас глубокая ночь», – подумал он, пока брёл к стоящему на письменном столе телефону.

– Папа, привет! Как дела?

– Неплохо для моих 88 лет, если не считать, что твой звонок убил сон окончательно.

– Ой, пап, извини – я опять забыла, что у вас ночь.

– Это неважно, давай рассказывай – не трать зря деньги.

Когда разговор закончился, Ростислав Викентьевич первым делом отправился в туалет и, проведя там несколько минут – проклятая аденома, вернулся к письменному столу. По старой бухгалтерской привычке разделил чистый оборот рекламного листка на две половинки, озаглавив каждую «Плюсы» и «Минусы».

Хороших новостей оказалось немного, а точнее, одна. Младшая внучка Саша получила грант на бесплатную стипендию в юридический колледж. Умница девочка – вся пошла в покойную бабушку Лизу, которая с отличием окончила Первый Московский медицинский институт. Зато плохих новостей было с избытком.

Первое, «этот дурак» – так Анюта называла своего непутёвого мужа Аркадия – опять «влип». Взял у китайцев оптом партию мобильных телефонов, чтобы продать в розницу, а они оказались бракованные, с поддельными сертификатами. Подавать в суд бесполезно, так как всё оформлялось «по-чёрному». Короче – пропали 22 тысячи «зелёных».

Второе, старшего внука Борю поймали в баре с «травкой». Этот «умник» решил откупиться от полицейских. Пришлось внести залог 10 тысяч, чтобы его выпустили.

Третье, квартира, которую они сейчас снимают, им не по карману, тем более, что Саша будет жить в кампусе, иначе говоря, в общежитии. Следовательно, нужны деньги на ремонт нынешней квартиры, переезд, залог за три месяца и ремонт вновь снятой квартиры.

Четвёртое, Кларе Марковне – маме Аркадия и, соответственно, Анютиной свекрови, надо делать операцию, но страховка покрывает не всю её стоимость Полгода можно потянуть, но не больше.

Помимо этих трат, надо ещё решать проблемы с сыном Вадимом. Вот уж кто совершенно не вписался, как сейчас говорят, в «новые реалии». До перестройки парень нормально работал в своём НИИ, защитил кандидатскую диссертацию, почти написал докторскую. После 1991 года «оборонка» рухнула, и всё пошло «вверх тормашками». Денег не платили, и друзья уговорили «пойти в бизнес», то есть заняться спекуляцией. Как-то сын попросил глянуть бухгалтерские документы его «фирмы». После этого Ростислав Викентьевич долго не расставался с пузырьком нитроглицерина – боялся, что хватит инфаркт. В результате этого «хождения в капитализм» пришлось обменять трёхкомнатную квартиру сына на комнату в коммуналке, после чего невестка Алина с внуком Денисом ушла к своему школьному товарищу, который стал банкиром. Как выяснилось – у них «была любовь ещё со школы». Сейчас Вадим вернулся в свой НИИ, зарабатывает «копейки», да ещё сошёлся с женщиной, у которой двое детей. Ростислав Викторович по мере сил помогает, но этого явно мало. Одним словом, хочешь не хочешь, а придётся продавать альбом Вадика Уборевича.

 

Появился на свет Ростислав Викеньтевич Козловский ледяной зимой 1922 года в знаменитом родильном доме, которому уже позже присвоили имя доктора Григория Грауэрмана. Может быть, морозы той зимой не были сильнее, чем обычно, да вот с топливом была полная беда.

Папа Ростислава – Викентий Северинович – до 1917 года служил управляющим московского отделения Дворянского Банка, а мама – Александра Вениаминовна – окончила Московскую консерваторию как пианистка. Была ученицей знаменитого профессора Гольденвейзера. Семья Козловских жила в многокомнатной квартире большого доходного дома на углу Арбата и Старопесковского переулка. После революции их жилплощадь уплотнили, и к моменту рождения Ростислава они занимали две комнаты. Отец лишился работы, жили на накопления, да изредка мама давала частные уроки, за которые платили продуктами. В 1918 году старший брат Ростислава, Антон, бросил университет и, примкнув к большевикам, записался в Красную Армию. Сестра Елена, которая пошла по стопам матери и училась в консерватории, служила тапёром в синематографе.

Когда начался НЭП и образовался Государственный банк РСФСР, то оказалось, что специалистов банковского дела в стране почти не осталось, и, хочешь не хочешь, а надо привлекать «буржуазные» кадры. Так Викентий Северинович стал членом правления Госбанка.

Учился Ростислав в 110 школе у Никитских ворот, где директором на протяжении 27 лет работал легендарный Иван Кузьмич Новиков. Учениками этой школы были дети видных советских политиков, военных, писателей – Будённого, Бухарина, Кагановича, Радека, Хрущёва, Уборевича, Есенина, Демьяна Бедного.

Весь 1937 год в стране прошёл под знаком Пушкина. Нетрудно было догадаться, кому пришла в голову идея отмечать с такой помпой столетие со дня гибели великого поэта. Успешное завершение второй пятилетки, триумф советского павильона на Всемирной выставке в Париже, перелёт советских лётчиков в Америку, завоевание Иваном Папаниным с товарищами Северного полюса, казалось бы, надёжно замаскировали ужасы Большого Террора. Но, отмечая с невиданным размахом пушкинский юбилей, страна получала мощную идеологическую подпитку в виде «расцвета» советской культуры, который происходил, несмотря на жалкие потуги «врагов народа».

Ещё загодя Ростик Козловский вместе со своим другом и одноклассником Вадиком Уборевичем, приёмным сыном легендарного командарма Иеронима Петровича Уборевича, начали сочинять поэму «Пушкин в строю», строки из которой Ростислав Викентьевич запомнил на всю жизнь:

 

«Поэт, любимый наш, ты можешь быть спокойным,
Поднявши твой упавший пистолет,
Мы отомстили царскому режиму.
Мы без него живём уж двадцать лет».

 

В то майское утро Вадик неожиданно появился у Ростика дома.

– Сегодня ночью, в поезде по дороге в Москву, папу арестовали. Нам с мамой и сестрой Владимиркой велели собрать вещи и быть готовыми к отъезду, а куда – не сказали. – Глаза Вадика были заплаканы, вид растерянный – таким своего друга Ростик никогда ещё не видел.

– Слушай, пусть он пока побудет у тебя, а я потом заберу. – Вадик протянул что-то завёрнутое в газету. Ростислав сразу понял – это была гордость Вадика, альбом с марками, который он называл «кляссером». Коллекционером он стал в десятилетнем возрасте. Сначала собирал все марки подряд, но затем – только выпущенные в нашей стране. «Жемчужиной» его коллекции была «Лимонка» – простенькая пятнадцатикопеечная почтовая марка СССР 1925 года из серии «Золотой стандарт», вот только попробуй её достань. Как объяснял Вадик – «настоящий раритет». Самым последним его приобретением была марка, посвящённая 100-летию со дня смерти А. С. Пушкина.

– Ну, я побежал, ещё увидимся, – Вадик помахал рукой, а у Ростика от жалости защемило сердце.

Вечером он рассказал отцу о Вадике Уборевиче. Они развернули свёрток и увидели небольшой альбом, размером не больше школьной тетрадки, на коричневой кожаной обложке которого была прикреплена медная табличка с гравировкой «Вадику Уборевичу от родителей, с пожеланием хорошо учиться и стать достойным гражданином своей Великой Родины». Викентий Северинович прочитал надпись, снял пенсне и задумался. Потом внимательно посмотрел на Ростислава.

– Ты уже достаточно взрослый человек, и то, что я скажу тебе, должно остаться только между нами. Ни маме, ни Лене, а уж тем более Антону ничего не говори. Древняя китайская мудрость гласит – «не дай вам Бог жить в эпоху перемен», и, к сожалению, нам досталась именно такая эпоха. Сейчас гибнет множество невинных людей, попавших в жернова борьбы за абсолютную, никем не контролируемую власть. Может быть, тебе покажется это непорядочным и даже предательством по отношению к лучшему другу, но лучше эту табличку снять. Все мы ходим под Богом, и, не приведи Господь, она попадёт в кровавые руки нынешних преторианцев.

 

Выцветший квадратик на обложке альбома напоминал Ростику шрам на лице комбрига Коробкова, отца Нины Коробковой, который горел в танке под Мадридом. Комбриг приходил к ним в школу и рассказывал о героях интербригад, отважных республиканцах и зверствах испанских фашистов.

Альбом Вадика был с Ростиславом Викентьевичем всю дальнейшую жизнь. Уходя в ополчение в 1941 году, он попросил родителей, если с ним что-нибудь «случится», непременно отдать альбом настоящему хозяину.

Альбом был с Ростиславом Викентьевичем и тогда, когда он после войны учился в Московском экономико-статистическом институте, и когда женился на Лизе Верховенской, и когда стал начальником планового отдела Министерства химической промышленности, возглавляемого всесильным министром Костандовым – личным другом Леонида Брежнева.

Вадик за альбомом так никогда и не пришёл. Зимой 1939 года в трюме парохода «Индигирка», плывущего на Магадан, его проиграл в карты и зарезал уголовник по кличке «Обрубок».

Козловский пытался увлечь собиранием марок сына Вадика, названного в честь друга детства, но из этого так ничего и не получилось.

 

В 1978 году семья Козловских переехала в новенький кирпичный девятиэтажный дом на улице Менжинского, странным образом названной в память об одном из сталинских сатрапов, начальнике всесильного ОГПУ Рудольфе Менжинском. Альбом с марками занял своё привычное место в книжном шкафу, рядом с томами Чехова, Достоевского и других классиков.

На заре перестройки Ростиславу Викентьевичу попалась на глаза заметка в еженедельнике «Аргументы и Факты». В ней говорилось о филателистах и ценах на самые дорогие марки мира. Что касается марок СССР, то самыми ценными являются марки за период с 1918 по 1939 годы. Заинтересовавшись, Козловский впервые тщательно просмотрел содержимое альбома Вадика Уборевича и понял – в нём находятся именно такие марки. Всего в коллекции оказалось 178 штук.

Мысль о продаже альбома впервые пришла ему в голову, когда смертельно заболела Лизочка. Её друзья и коллеги делали всё возможное и даже невозможное, чтобы помочь, но болезнь развивалась так стремительно, что даже имеющиеся деньги потратить не успели.

После смерти жены в ноябре 2003 года, когда боль утраты немного притупилась, да и чтобы отвлечь себя от невесёлых мыслей, Ростислав Викентьевич отправился в Ленинскую библиотеку и стал изучать каталоги почтовых марок. Самыми подробными оказались каталоги Гиббсона, выпускаемые в Великобритании, и швейцарский каталог «Цумштейн». Пришлось поднапрячься и вспоминать немецкий язык, который сначала изучал в 110 школе, а затем усовершенствовал на войне. Английский язык он учил с детства дома и впоследствии – в институте. Конечно, с долларами, фунтами и швейцарскими франками Козловский до конца не разобрался, но ценность коллекции осознал.

Поняв, чем он располагает, Ростислав Викентьевич решил спрятать альбом от греха подальше. Как-то, разбирая старые вещи – не хотелось, чтобы после его смерти это, чертыхаясь, делали дети – он обратил внимание на рассохшуюся дверцу коридорной антресоли. Фанерка, образующая внутреннюю поверхность дверцы, немного отошла от её деревянного каркаса. Ростислав Викентьевич засунул нож в узкую щель, гвоздики легко поддались, и фанерка оказалась у него в руках. Альбом свободно поместился в образовавшемся пространстве, и оставалось только посадить фанерку на старое место, а гвоздики чуть-чуть подбить молотком.

 

Знакомство с маститым московским адвокатом Дроговинским произошло в Союзе филателистов России, который размещался на улице Горького, вновь ставшей Тверской. Изредка посещая собрания и выставки филателистов, Козловский обращал внимание на изящно одетого человека с неизменным галстуком-бабочкой и сигарой в зубах. О марках Дроговинского ходили самые разные слухи, начиная с тёмных пятен в истории возникновения коллекции и кончая солидными суммами на её пополнение.

На одном из аукционов, проводимых в помещении Союза, адвокат, как бы невзначай, обратился к Козловскому.

– Разрешите представиться – Александр Аркадьевич Дроговинский. До меня дошли слухи, что вы интересуетесь марками, выпущенными в СССР до войны, и даже располагаете некоторыми экземплярами. Было бы крайне любопытно с ними ознакомиться, тем более что марки, выпущенные в этот временной промежуток, чрезвычайно слабо представлены в моей коллекции. Скажу больше – коль скоро вы, паче чаяния, захотите что-то продать, то я всегда к вашим услугам.

– Александр Аркадьевич, речь о продаже не идёт, но я был бы вам признателен, если бы вы взглянули на марки.

 

После просмотра альбома Вадика Уборевича Дроговинский попросил дать ему некоторое время для размышления, и в один из последующих дней они встретились.

– Уважаемый Ростислав Викентьевич! Не в моих правилах ходить вокруг да около, поэтому я готов незамедлительно выложить за вашу коллекцию, – он на мгновение призадумался, – ну скажем, десять тысяч, само собой разумеется, «зелёных».

– Александр Аркадьевич! Я ведь вам говорил, что продавать марки не собираюсь. Кроме того, названная вами сумма мне кажется весьма далёкой от реальной стоимости коллекции.

Дроговинский с удивлением посмотрел на собеседника.

– Возможно, в ваших словах есть определённый резон, и названную мною сумму можно было бы обсудить. Тем не менее – если надумаете продавать, то, пожалуйста, свяжитесь со мной, – и он протянул свою визитную карточку.

И вот теперь, спустя семь лет, Козловский решил позвонить адвокату. Александр Аркадьевич был любезен:

– Ростислав Викентьевич, я вас прекрасно помню и очень рад, что вы в добром здравии. Раз вы мне позвонили, то, видимо, решили продавать свою коллекцию. Правда, я несколько поменял свой, так сказать, «коллекционный профиль» и расстался со своими марками. Возможно, вы удивитесь, но сейчас я собираю советский агитационный фарфор 1918-1921 годов. Тем не менее, постараюсь вам помочь. Подскажите, как с вами лучше связаться.

 

Прошло дней десять, и, когда Козловский уже собрался сам искать покупателей, неожиданно раздался телефонный звонок.

– Ростислав Викентьевич, Дроговинский беспокоит. Извините, что задержался с вашей просьбой. Дело в том, что я сейчас веду весьма сложное дело, пришлось летать в Лондон. На днях ко мне обратился весьма состоятельный человек за советом – во что вложить непредвиденно появившиеся денежные средства. Если ваши планы не изменились, то я порекомендую ему вашу коллекцию.

– Спасибо за хлопоты, Александр Аркадьевич. Никаких изменений, всё осталось по-прежнему.

– Зовут моего знакомого Андрей Михайлович Усольцев. Он – владелец сети магазинов «Улитка», а филателия для него представляет интерес лишь как способ вложения денег. Так сказать, диверсификация или, как говорят англичане: «Don’t put all eggs into one basket» («не кладите все яйца в одну корзину»). Я сообщу ему ваш телефон, и всех вам благ. А, кстати, у вас есть мобильный телефон?

– К сожалению, нет. Никак не освою новую технику – вот и пользуюсь только городским телефоном.

 

Говоря о том, что у него нет мобильного телефона, Козловский лукавил. В прошлом году, через месяц после смерти соседа по дому, Николая Афанасьевича, с семьёй которого они с Лизочкой дружили, зашла его вдова Наталья Алексеевна.

– Ростислав Викентьевич, возьмите на память о Коленьке, – и она протянула мобильный телефон.

– Ну что вы, мне, право, неловко принять подобную вещь.

– Возьмите, пожалуйста, а то, как слышу звонок – так сердце заходится. А выключить совсем – вроде как окончательно его похоронить, – и она заплакала.

Вадик научил его пользоваться, как сейчас говорят, «гаджетом», и даже посылать эсэмэски, но к телефону он так и не привык, называя его «поводком», и номера телефона никому не давал.

 

На следующий день позвонил некто, представившийся как Сергей Данилович Усольцев. Он сказал, что звонит от Дроговинского и ему поручено договориться о встрече. Козловский переспросил:

– Простите, но Дроговинский сказал, что будет звонить Андрей Михайлович Усольцев.

– Всё правильно, Андрей Михайлович – мой родной дядя и я у него работаю помощником, так что всё путём.

По тому, как звонивший произносил «звОнит» и «ихний», у Ростислава Викентьевича сложилось вполне определённое мнение о культуре речи собеседника, а мягкая буква «г» и слово «шо» явно выдавали уроженца юга России.

Гостей было трое. Высокий, в длинном чёрном пальто мужчина, сильно пахнущий дорогим парфюмом, с грубыми, но по-мужски привлекательными чертами лица, оказался Андреем Михайловичем Усольцевыми. Глядя в глаза этому человеку, Козловский неожиданно почувствовал исходящую от него угрозу.

Когда-то давно он с детьми – Анютой и Вадиком – побывал в Московском зоопарке. В террариуме служитель в телогрейке и чёрных сапогах, выглядывающих из-под длинного брезентового фартука, кормил удава – пёструю отвратительную кишку длиной метра три. Он вытащил из ведра небольшую серую крыску и положил её прямо перед неподвижно лежащей змеёй. «Еда» спокойно рылась в опилках, покрывающих пол террариума в полуметре от немигающей, почти квадратной головы удава. Козловскому захотелось крикнуть серому комочку: «Спасайся, дурочка! Беги прочь!» Внезапно, в какие-то доли секунды удав обернул вокруг жертвы два плотных кольца, которые постепенно сжимал, и, задушив крыску, начал медленно её заглатывать. Более омерзительного зрелища Козловскому видеть не доводилось. И вот сейчас, как тогда в зоопарке, он услышал внутренний голос, кричащий ему: «Спасайся, дурачок! Беги прочь!»

 

Усольцев с таким же южнорусским говором, как у племянника, представил своих спутников:

– Познакомьтесь – это мой помощник Сергей Усольцев и приглашённый специалист по маркам Аполлон Алексеевич Гречухин.

Сергей оказался парнем лет тридцати или чуть старше. С наголо обритой головой, недельной щетиной на круглом лице, он приметно отличался от своего дяди. Кожаная плоская сумка на длинном ремне опоясывала его заметно выделяющийся живот, который немцы обычно называют «Bierbauch» («пивной живот»).

Эксперт выглядел до чрезвычайности колоритным типом – невысокий, пожилой человек, в тёплом пальто с бобровым воротником, фасон которого устарел лет на тридцать, и шапке из такого же меха. Он долго снимал меховые ботинки, переобувался в принесённые с собой кожаные тапочки и тщательно причёсывал свои тёмные с сединой – как говорят французы, «соль с перцем» – волосы.

«Ну прямо чеховский «человек в футляре», – подумал Козловский.

Гости отказались от чая и устроились за обеденным столом в гостиной.

– Ростислав Викентьевич, мы поступим так, – с места в карьер начал старший Усольцев. – Как только коллекцию посмотрит мой специалист и даст своё добро, мы её запечатываем в сейф-пакет, который используется для денег и ценных документов. Пакет оставляем у вас и, если с марками всё в порядке, – при этом он посмотрел на консультанта, – отдаём деньги. Вот и все дела. А сейчас предлагаю переговорить с глазу на глаз.

Козловский кивнул головой и предложил пройти на кухню.

– Ростислав Викентьевич, сколько вы хотите за ваши марки? – глядя в упор, без обиняков спросил Усольцев. Козловский заранее предусмотрел такой вопрос. Из бухгалтерского опыта он знал, что не следует называть круглую цифру, намекающую на то, что она взята «с потолка».

– Я рассчитываю получить за коллекцию девяносто тысяч долларов, – твёрдо произнёс он и посмотрел в глаза собеседника. Усольцев, не отводя взгляда, тут же согласился.

– Хорошо, пусть будет девяносто тысяч баксов. Меня не будет неделю, и, если мы убедимся, что марки не «фальшак», то с вами расплатится Сергей.

Козловский даже пожалел, что не назвал бо́льшую цифру. Конечно, где-нибудь на западном аукционе можно было бы получить гораздо более значительную сумму. Вместе с тем, в его ситуации приходилось рассчитывать только на себя – ни Анюта, ни Вадим ему в этом деле не помощники. С помощью этих денег он надеялся хоть как-то заштопать финансовые прорехи своих непутёвых детей, заранее понимая, что через какое-то время возникнут те же проблемы.

 

Заглянув в гостиную, Усольцев помахал рукой присутствующим и ушёл. Аполлон Алексеевич достал из старинного саквояжа японскую лупу с десятикратным увеличением и подсветкой, несессер с филателистическими пинцетами немецкой фирмы SAFE и натянул свежие белые нитяные перчатки. Усольцев вытащил из сумки ноутбук, включил его и спросил:

– У вас есть в квартире Wi-Fi? – и, заметив недоумевающий взгляд Ростислава Викентьевича, добавил: – Интернет в квартире имеется?

– Да что вы, голубчик. У меня и компьютера отродясь не было. Всё-таки 88 лет – не шутка.

Гречухин удивлённо посмотрел на хозяина квартиры:

– Вот уж, глядя на вас, не подумал бы. Для вашего возраста вы неплохо выглядите.

Эксперт аккуратно пинцетом вытащил из альбома Вадика Уборевича первую марку, внимательно осмотрел с помощью лупы, продиктовал Усольцеву её название, краткое описание и положил крошечный цветной квадратик на чистый лист плотной белой бумаги, лежащий перед ним. Сергей сфотографировал марку с помощью мобильного телефона и что-то записал в большом блокноте. Затем Гречухин вернул марку на своё место в альбоме, достав следующую.

Несколько раз Аполлон Алексеевич сверялся с большой разноцветной таблицей, в названии которой было написано «ЗУБЦОМЕР». И уж совсем Ростислав Викентьевич был удивлён, когда Гречухин достал из саквояжа вполне современный прибор, похожий на детектор валюты, с блестящей надписью «Safe-Perfotronic». С его помощью некоторые марки проверялись дополнительно. Работа почти не прерывалась, если не считать пары звонков на мобильный телефон Усольцева.

 

Часа через три Ростислав Викентьевич предложил попить чаю или кофе с бутербродами, на что его гости вежливо согласились. Сыр, масло, мясная нарезка и свежий хлеб с утра были куплены в магазине «Седьмой Континент». За ланчем между Ростиславом Викентьевичем и Аполлоном Алексеевичем завязалась беседа, в то время как Сергей почти не отрывался от своего мобильного телефона.

– Давненько я не видел такой интересный матерьялец. Складывается впечатление, что коллекция активно собиралась, потом внезапно всё прекратилось.

У Козловского комок подкатил к горлу, но он себя сдержал и, стараясь быть спокойным, ответил:

– Приблизительно так оно и было.

– Я полагаю, что у Давида Фельдмана был бы приличный переполох, появись там ваши марки.

– А кто это? – спросил Ростислав Викентьевич. Усольцев оторвался от своего телефона и поднял голову, прислушиваясь.

– Фельдман – это профессиональный филателист и аукционист. Обосновался он в Швейцарии. Прославился тем, что на его аукционах установлены рекордные цены. Например, за шведский «Жёлтый трёхскиллинговик» было заплачено два с половиной миллиона долларов. Чрезвычайно удачливый господин. Окончательная цена продажи против эстимейта меньше, чем в два-три раза, не бывает.

– А что такое эстимейт?

– Это первоначальная цена. Скажем, начались торги с 10 тысяч долларов, продали экземпляр за 30 тысяч, а при этом, соответственно, доход аукциониста увеличился.

 

Пока гости допивали чай, Козловский заглянул в гостиную, чтобы закрыть форточку. В комнате было холодно, да и неудивительно – на улице минус двадцать градусов. Под стулом Усольцева лежал розовый листок. Ростислав Викентьевич надел очки и прочитал: «novokubansk1979@gmail.com», а чуть ниже – HERWAM100. На секунду задумавшись, он на всякий случай записал эту «китайскую грамоту» на полях газеты, лежащей на журнальном столике, и засунул листок под блокнот Усольцева.

После того, как работа была закончена, Сергей достал пластиковый пакет светло-голубого цвета, вложил туда альбом с марками, с трудом отклеил чёрную защитную плёнку от клапана шириной сантиметров пять и плотно прижал клапан к поверхности пакета. Козловский и Гречухин с интересом наблюдали за манипуляциями с сейф-пакетом.

– И что, крепкий пакет? – спросил Аполлон Алексеевич.

– Во всяком случае, руками, да и тупым ножом не порвёшь, – серьёзно ответил Сергей.

Перед уходом Ростислав Викентьевич пригласил гостей на кухню.

– Если не попробуете моей вишнёвки – обижусь. Сделана она по рецепту моего покойного батюшки. Насыпаешь слегка переспелую вишню в трёхлитровую банку, добавляешь полкило сахарного песку, закрываешь банку резиновой перчаткой, чтобы не попадал воздух и ставишь на подоконник, там, где солнечная сторона. Через пару месяцев – нектар. Ни с каким ирландским ликёром «Бейлис» не сравнится, хотя он тоже мне очень нравится.

Угостившись вишнёвкой, Усольцев накинул меховую куртку, попрощался с хозяином и, пока Гречухин одевался, побежал греть машину.

 

После ухода гостей Ростислав Алексеевич пообедал вчерашним супом и макаронами с сосисками. Готовить он начал ещё во время болезни Лизочки, да так и продолжал «кухарничать». После обеда прилёг отдохнуть, но не сомкнул глаз – не давал покоя листок Усольцева. Ему казалось, что в нём было что-то знакомое, а что именно – Козловский не мог вспомнить. Он встал, прошёл из спальни в гостиную и нашёл злополучную газету. Внимательно прочитал слова, записанные английскими буквами, и вдруг его осенило.

– Господи, ведь Семён Тёмкин – мой лучший фронтовой друг –  погиб при освобождении села Новокубанское 18 февраля 1943 года.

Ростислав Викентьевич достал с нижней полки книжного шкафа старый портфель с фотографиями и вытащил пакет с фронтовыми снимками. На единственной сохранившейся фотографии Семёна, сделанной военным корреспондентом дивизионной газеты где-то в декабре 1942-го, они оба, ещё с двумя кубиками в петлицах, напряжённо позируют перед фотокамерой. Семёну так и не довелось поносить офицерские погоны, которые у них в полку появились только осенью 1943 года. На обратной стороне карточки чернилами, почерком Ростислава было написано: «Москвичи не подведут!»

В последнее время Ростислав Викентьевич с тупым раздражением слушал весь тот мутный поток по поводу войны, который извергал телевизор. Перед Днём Победы его обычно навещали здоровенные тётки, предводимые краснорожим мужиком со странными побрякушками на пиджаке. Этот «ветеран» в 1945 году, по всей видимости, только-только бросил сосать мамкину титьку. Козловский и его ещё оставшиеся в живых два-три боевых товарища глубоко презирали весь словесный поток и современные сериалы о войне, с которых пыталось снять мутную пену начальство и угодливо подсуетившиеся «деятели искусства». Лишь только после смерти жены участковый врач районной поликлиники Ашхен Амазасповна буквально силой заставила Ростислава Викентьевича оформить инвалидность участника Великой Отечественной войны. Получаемые при этом льготы и повышенная пенсия позволяли жить более-менее сносно, по сравнению с другими пенсионерами, за что Козловский был бесконечно благодарен пожилой армянке, фактически взявшей над ним шефство.

афе представляло собой почти

С переводом второго английского слова и вовсе вышел конфуз. Поначалу он залез в восьмидесятитысячный словарь профессора Мюллера, но быстро сообразил, что HERWAM – калька с русского ругательства «хер вам».

 

После завтрака он переписал английские буквы на отдельный листок, тепло оделся и отправился потихоньку в близлежащую сберкассу, почему-то переименованную в «Сбербанк». Шёл он чрезвычайно осторожно, так как на Новый год прошёл сильный дождь, покрыв всю Москву толстой ледяной коркой, ещё оставшейся под снегом на тротуарах. Заняв электронную очередь, он пропустил пару человек, чтобы попасть в окошко своей доброй знакомой – оператора Сбербанка Елены Вячеславовны.

– Ростислав Викентьевич, по-моему, пенсию вы уже получили. У вас ещё какая-то проблема возникла?

– Любезная Елена Вячеславовна, извините, но, кроме вас, мне не к кому обратиться. Разъясните старику – что это за «китайская грамота», – и он протянул листок.

Елена Вячеславовна внимательно посмотрела и неожиданно улыбнулась.

– Ростислав Викентьевич, это похвально, что вы начали осваивать компьютер. Давайте поступим так. У меня через пятнадцать минут заканчивается смена, мы присядем в зале для юридических лиц, и я вам всё разъясню.

В жизни Козловского немного попадалось людей, которые обладали педагогическим даром, и Елена Вячеславовна, к счастью, была одной их них. Буквально за десять минут он стал обладателем бесценной, по его мнению, информации, да ещё записанной аккуратным почерком в захваченную Козловским новенькую школьную тетрадку.

– А у вас здесь нельзя ли посмотреть эту самую «электронную почту»?

– Увы, сотрудникам Сбербанка запрещено пользоваться на рабочем месте интернетом. Я вам советую – тут неподалёку торговый центр «Кондор», а там есть интернет-кафе. Попробуйте туда обратиться.

– Огромное вам спасибо, Елена Вячеславовна, без вас я бы пропал.

 

Интернет-кафе представляло собой почти пустой зал, только за двумя столиками сидели молодые люди, по виду школьники. На каждом столе, а их в зале было порядка двадцати, стоял большой телевизор с плоским экраном и лежала доска с кнопками. Поняв, что самому ему не справиться, Ростислав Викентьевич обратился к заросшему человеку, сидевшему у входа за столом, сплошь уставленным различной аппаратурой. На его свитере была прикреплена табличка «АДМИНИСТРАТОР».

– Извините, вы мне не поможете?

С неохотой оторвавшись от экрана, тот спросил:

– Вам чего, дедушка?

– Мне надо посмотреть электронную почту.

Заросший с интересом посмотрел на посетителя и, пожав плечами, молвил:

– Ваш паспорт. Оплата из расчёта 50 рублей в час. Садитесь вон за тот столик, – показал он кивком головы. Когда Козловский отошёл, администратор покрутил головой и задумчиво произнёс: «Хиппует, плесень».

Растерявшись, Ростислав Викентьевич обратился к молодёжи, увлечённо стучащей пальцами по кнопкам. Парень в вязаной шапочке охотно помог ему войти в почту, набрав адрес и пароль, вместо которого на экране в прямоугольничке возникли девять жирных точек.

– Вот смотрите, здесь – «Входящие» письма, у вас в почте их нет, а вот это – «Отправленные» письма, их всего два, и последнее отправлено вчера. Здесь вы можете даже видеть – в какое время оно было отправлено.

– Ребятки, вы ещё не уходите?

– Да нет, мы только недавно пришли.

– Тогда я вас попрошу вот о чём. Первое – я по шагам в тетрадку запишу всё, что вы делаете. А второе – вы мне откройте для начала первое из «Отправленных». Когда я его прочитаю, то попрошу вас открыть следующее письмо.

– Дедушка, давайте сделаем проще, – неожиданно вмешался второй юноша. – Мы вам распечатаем оба письма, а вы их дома спокойно прочитаете.

– А разве так можно?

– Конечно, только заплатите за распечатку по десять рублей за страницу.

– А вообще-то удалить эти письма можно?

– Конечно, ставите в этом квадратике галочку и нажимаете квадратик «Удалить».

– Спасибо, ребятки, и что бы я без вас делал.

 

Часа через полтора, зайдя по дороге в магазин и купив кое-какие продукты, Ростислав Викентьевич был уже дома.

Наскоро перекусив, он сел за письменный стол и зажёг любимую настольную лампу с зелёным стеклянным абажуром. Прочитав несколько раз распечатку, Козловский в бешенстве отбросил карандаш и пошёл на кухню. Он насыпал прямо в большой чайный бокал цейлонский чай и, в ожидании, пока тот заварится, налил и выпил залпом рюмку коньяка.

Летом 1942 года младшего лейтенанта Козловского, только недавно прибывшего в полк после окончания ускоренного выпуска Арзамасского пехотного училища, вызвал к себе командир полка, майор Мочуев. В наспех оборудованном блиндаже, кроме майора, были ещё двое – комиссар полка Федоренко и незнакомый старший лейтенант.

– Слушай, Козловский. Мне доложили, что ты по-немецки «шпрехаешь».

– Так точно, товарищ майор. В школе учил, да соседями по квартире была немецкая семья, точнее – мать и сын.

– Штаб дивизии требует добыть «языка», а начальство, сам знаешь, чего захочет – вынь да положь. А наша полковая разведка второго «языка» живым дотащить из-за линии фронта не может, – и он зло посмотрел в сторону старшего лейтенанта. – Решили поступить так: пойдёшь с разведчиками и, как только захватят «языка», по-быстрому его допросишь. Всё коротенько запишешь – на всякий случай. Ясно?

– Так точно, товарищ комполка.

Выйдя из блиндажа, Козловский почувствовал доселе неизведанную внутреннюю дрожь, совсем не похожую на страх, который охватил его во время первого боя. Это ощущение исчезло сразу же, как разведгруппа пересекла линию фронта и углубилась в немецкий тыл.

Через четыре дня, захватив в плен немецкого капитана и не понеся потерь, они благополучно вернулись в полк. На следующий день, под вечер его позвали в землянку разведчиков. Старший лейтенант налил в алюминиевую кружку спирт, придвинул котелок с водой, нехитрую закуску, поднял свою кружку и сказал:

– Знаешь, младший лейтенант, когда мы тебя увидели, то подумали – вот навязали нам на голову «соплю интеллигентскую», а ты оказался мужиком. Ну, извини!

Через какое-то время Ростислав Викентьевич получил за этот рейд свою первую боевую награду – медаль «За отвагу».

 

И вот сегодня, после чтения распечатки к нему вернулось то, казалось бы, навсегда забытое ощущение внутренней дрожи.

Попив чай с любимыми конфетами «Стратосфера», Козловский немного успокоился, вернулся к письменному столу и ещё раз перечитал письма.

 

Гусю от Серого

<novokubansk1979@gmail.com>

Кому: rock.AND.GUSEV@gmail.com

22 января. 21:43

«Гусь привет. Есть такая тема. Лоер который тогда отмазал Крестьянина от срока по 111, предложил у одного деда купить альбом с марками, ну которые на почте. Один дед их продаёт задёшево против настоящей цены. Михалыч решил прикупить и толкнуть за бугром. Завтра идём с Михалычем и консультантом по маркам к деду. Прикинем х..й к носу и потрём насчёт бабок. Если, блин всё будет путём, есть реальная маза заработать лаве. Вот на это ты мне понадобишься. Что узнаю – пошлю на мыло. Кочумай по полной. Письмо удали из компа. Серый».

 

Гусю от Серого

<novokubansk1979@gmail.com>

Кому: rock.AND.GUSEV@gmail.com

25 января. 02:43

«Вчера смотрели марки. Дед прикольный – такой божий одуванчик, лет под 90. Консультант сказал – товар ништяк, супер. Завтра Михалыч уезжает в Эмираты и поручил мне отгрузить деду 90 тонн зелени, но с возвратом то есть кинуть на бабки. Как только деду отбашляем и он станет чай предлагать капнем медикамент и без всякой мокрухи забираем деньги и альбом с марками. Ну типа как было в Кунцево. Михалычу отдаём марки, а он за это нам 20 тонн. Если возникнет кипеш – упираюсь, что мы не при делах, всё отдали, а уж что дед наколбасил – его проблемы. Михалыч и вовсе был за бугром. Главное – рамсы не попутать и действовать аккуратно. Прикупи бутылку ликёра Бейлис – такое сладкое пойло, типа деду в подарок. Письмо удали из компа. Серый».

 

Не все слова этого полублатного жаргона были понятны, но ясно главное – его хотят усыпить какой-то дрянью и элементарно обчистить.

Козловский неожиданно вспомнил выражения, которыми всегда обменивались между собой два бывших уголовника, Пехтин и Неверов, пришедшие вместе с пополнением в его стрелковый взвод после тяжёлых январских боёв 1943 года. Если один из них произносил: «Вечер в хату», то другой неизменно отвечал: «Чифир в сладость, мужик». Что ж, ребятки, «ещё не вечер».

 

Усольцев позвонил днём в четверг 27 января, сказал, что марки – супер, и предложил встретиться завтра, в шесть часов вечера в квартире Козловского. Положив трубку, Ростислав Викентьевич достал из ящика письменного стола пять тысяч рублей одной купюрой, потихоньку собрался и пошёл в коммерческий банк «Витас», находившийся в ста метрах от его дома. Пришлось провести там почти два часа, чтобы открыть расчётный счёт и стать арендатором сейфовой ячейки сроком на полгода. Ближе к вечеру Козловский достал фарфоровые ступку и пестик для растирания лекарств, которыми не пользовался со времени болезни Лизочки. Он тщательно растёр полторы упаковки «Лоразепама», выписывая который, его участковый врач Ашхен Амазасповна предупредила:

– Ростислав Викентьевич, это – сильный лекарственный препарат. Принимайте, пожалуйста, по половинке таблетки, ни в коем случае не больше.

Растёртые в пыль таблетки он ссыпал в стакан с вишнёвой настойкой, долго размешивал, а потом аккуратно долил раствор в хрустальный, на четверть заполненный графинчик. Упаковку от снотворного и пустые облатки Козловский тщательно собрал и выкинул в мусоропровод на лестничной площадке.

 

На следующий день с утра он позвонил со своего мобильного телефона Усольцеву и перенёс встречу на час дня, сославшись на необходимость посетить врача.

– Прошу прощения, но совершенно забыл, что был записан к урологу, попасть к которому очень сложно. Мне удалось записаться благодаря тому, что я – инвалид войны.

Без десяти час в квартиру Козловского позвонили, дверь долго не открывалась, но потом в коридоре послышались шаркающие шаги.

– Извините, что-то плохо себя чувствую, видно, это морозы действуют.

– Вы уж, дедуля, не хворайте, – заботливо сказал Сергей. – Познакомьтесь – это мой закадычный дружбан Андрюха. Он у нас рок-музыкант, клавишник, и сам кое-что сочиняет. Он меня сопровождает, я ведь, типа, инкассатор.

Спутник Сергея производил странное впечатление. Невысокого роста, в чёрной кожаной куртке и таких же брюках, высокие чёрные ботинки с красными шнурками доходили почти до колена. Длинные тёмные волосы, собранные в пучок, были перехвачены резинкой. В ушах металлические серьги, ноздри проткнуты какими-то штуками из такого же металла, а на пальцах рук, синих от татуировки, по меньшей мере полдюжины колец.

Ростислав Викентьевич пригласил парней в гостиную. Усольцев достал из пёстрого пластикового пакета бутылку ирландского ликёра «Бейлис».

– Это вам в подарок. Вы тогда говорили, что он типа вам нравится.

– Ну, за это спасибо. Может, чайку?

– Нет, сначала займёмся делом, – и Сергей вытащил из сумки прозрачный пакет с долларами. – Считать будете, Ростислав Викторович?

«Господи, даже имя-отчество запомнить не может», – подумал Козловский, но поправлять не стал. – Да, давайте пересчитаем. Деньги, как говорится, счёт любят.

Сергей надрезал полиэтиленовый пакет, вытащил одну из пачек долларов и передал Козловскому. Тот ловко разорвал банковскую бумажную ленту, крест-накрест опоясывающую пачку, быстро провёл пальцами по её торцам, наподобие того, как действует игрок, собирающийся тасовать карточную колоду, и начал считать. Купюры мелькали одна за другой, и через полминуты всё было сосчитано. Увидев, что его гости смотрят на него как зачарованные, Ростислав Викентьевич улыбнулся и заметил:

– Не удивляйтесь, молодые люди. Я, когда поступил на работу в бухгалтерию Минхимпрома после окончания института, четыре месяца работал старшим кассиром. Машинок для счёта денег, вроде нынешних, тогда и в помине не было.

Козловский туго перетянул доллары резинкой для денег, купленной накануне в газетном киоске, и взял у Усольцева следующую пачку. Через десять минут деньги были посчитаны и сложены в пластиковый пакет из-под ликёра. Ростислав Викентьевич достал из серванта голубоватый сейф-пакет и протянул его Усольцеву вместе с двумя парами новеньких нитяных перчаток.

– Когда будете просматривать альбом с марками, натяните перчатки – так положено.

– А чего – прикольно, – заржал рок-музыкант.

 

Когда марки были просмотрены, пересчитаны, а альбом убран в сумку Усольцева, Козловский принёс из кухни графин с вишнёвкой и хрустальные стаканы.

– А теперь вишнёвочки, пока чайник не закипел. Андрей, ведь вы ещё не пробовали моей вишнёвки, а Сергею она в прошлый раз понравилась.

Парни переглянулись, и Усольцев кивнул головой, мол, давай.

– А вы, дедушка? – спросил Андрей.

– Я, если позволите, лучше «Бейлис» под чаёк выпью, а то мне многовато будет. Сергей, сами наливайте, пока я похозяйничаю на кухне.

Вернувшись в комнату, Ростислав Викентьевич щедро подлил ещё вишнёвки и стал расставлять бокалы для чая. Речь его гостей постепенно стала замедляться, и минут через пятнадцать они уже крепко спали. Андрюха так и не успел снять нитяные перчатки, которые резко выделялись на фоне его чёрных джинсов. Козловский тщательно протёр подаренную бутылку ликёра, поставил её в сервант, чайные бокалы вернул на кухню.

Пакет с долларами, альбом Вадика Уборевича, пустой сейф-пакет и свой мобильный телефон он уложил в хозяйственную сумку на колёсиках. Проведя в спальне минут десять, Ростислав Викторович заглянул на кухню, чтобы проверить – выключен ли чайник, вернулся в гостиную и, не торопясь, начал аккуратно выкидывать книги из книжного шкафа на пол. Прежде чем выйти из квартиры, он занёс куртки гостей в гостиную, включил торшер и, обогнув спящих, настежь открыл балконную дверь. Ледяной воздух тотчас наполнил комнату.

 

Выйдя на улицу, Козловский, опираясь на трость, двинулся в банк «Витас», выкинув по дороге сейф-пакет в урну, стоящую около автобусной остановки. В «Витасе» содержимое сумки полностью перекочевало в арендованную накануне банковскую ячейку, а возникшая мысль – не взять ли хоть немного долларов с собой – тут же была отвергнута как негодная. Из банка Ростислав Викентьевич направился в интернет-кафе, где с помощью школьной тетрадочки он самостоятельно вошёл в почту Усольцева. За прошедшие три дня в строке «Отправленные» добавилось письмо от 27 января.

 

Гусю от Серого

<novokubansk1979@gmail.com>

Кому: rock.AND.GUSEV@gmail.com

27 января. 18:45

«Завтра идём забирать товар и типа отдавать башли. Договорились на 6 вечера, смотри с утра не заторчи. Капли взял у Люськи. Предупреждала чтобы не перестарались иначе клиент может двинуть кони. Буду пешком. Встреча у первого вагона в метро как едешь от ВДНХ в полшестого. В метро всё и обкашляем. Пацан не бзди – всё будет путём. Не забудь Бейлис. Письмо удали. Серый».

 

Боясь что-либо перепутать, Козловский попросил сидящую неподалёку молодую женщину помочь ему удалить три отправленных письма от 22, 25 и 27 января, на что та, с улыбкой, любезно согласилась. Затем он опустил школьную тетрадку в ближайшую урну и прямиком отправился в овощные ряды того же торгового центра, где купил два килограмма картошки.

В расположенном рядом аптечном пункте Ростислав Викентьевич опустился на стоящий в углу стул, тихонько опрокинул сумку на колёсиках, так что картошка рассыпалась по полу, выронил трость и, закрыв глаза, начал аккуратно, не спеша сползать со стула. Через несколько секунд помещение взорвал истошный женский крик:

– Кто-нибудь, вызовите «Скорую», старенькому дедушке плохо!

 

Через пять дней в отделении интенсивной терапии Городской клинической больницы № 20 появился человек лет тридцати в сером свитере и джинсах, поверх которых был накинут белый халат. В ординаторской он разыскал лечащего врача инвалида войны Козловского Р.В. – Наталью Сергеевну Соловьёву, и предъявил ей удостоверение на имя следователя Бабушкинской межрайонной прокуратуры Москвы Ермакова Станислава Павловича. Коротко переговорив, они вдвоём отправились в двухместную палату, где лежал интересующий его больной.

– Ростислав Викентьевич, как вы себя сейчас чувствуете?

– Вроде неплохо, Наталья Сергеевна, давление почти в норме.

– Дело в том, что с вами хочет переговорить Станислав Павлович. Он следователь, и у него есть для вас кое-какая информация.

– Что-нибудь случилось с домашними? Вадик был у меня вчера, и всё было в порядке.

– Не волнуйтесь, с вашими домашними всё благополучно, – вступил в разговор Ермаков. – Возникли некоторые проблемы, и я бы хотел у вас кое-что уточнить. Наталья Сергеевна! – следователь посмотрел на врачиху.

– Ах, да. Алексей Григорьевич, – обратилась она к соседу Козловского по палате – толстому неулыбчивому мужчине явно начальственного вида, – я вас заберу с собой минут на пятнадцать, надо кое-что уточнить.

После их ухода Ермаков взял стул и устроился напротив Козловского, который сидел на кровати, свесив ноги.

– Ростислав Викентьевич, вам знакомы эти люди? – следователь достал несколько фотографий. На одном из снимков были видны два человека, сидящих в креслах в неестественных позах, на других – те же люди более крупным планом, с явно неживыми лицами. Козловский надел очки и ещё раз тщательно всмотрелся.

– Раньше я их никогда не видел, но обстановка в комнате мне что-то напоминает.

– Вы правы, эти снимки сделаны в вашей квартире.

 

Ермаков, глядя на растерянного старика, рассказал, что 30 января днём во дворе дома, где проживает Козловский, дворники-таджики сбрасывали снег с карнизов крыши и обратили внимание на полностью открытую балконную дверь одной из квартир на втором этаже. Они сообщили об этом технику-смотрителю Сёмочкиной, которая заподозрила что-то неладное, пошла в эту квартиру и позвонила в дверь. После нескольких звонков на шум вышла соседка, гражданка Туманова, и, выслушав техника-смотрителя, объяснила, что в квартире живёт только девяностолетний дедушка по фамилии Козловский, оставшийся один после смерти жены. Обе женщины решили, что с ним что-то случилось, но сами зайти в квартиру побоялись, хотя ключи от квартиры у соседки были.

Сёмочкина позвонила на мобильный телефон участковому, старшему лейтенанту милиции Скребкову, и через час вместе с двумя понятыми – Тумановой и Кирпичёвым – тот вошёл в квартиру, в которой было страшно холодно.

В креслах гостиной без признаков жизни находились двое: гражданин Усольцев Сергей Данилович, 1979 года рождения, уроженец города Новокубанск Краснодарского края, и гражданин Гусев Андрей Борисович, 1979 года рождения, и тоже уроженец города Новокубанска. Тотчас была вызвана милицейская бригада, и по результатам следственных действий удалось выяснить следующее.

28 января, скорее всего, ближе к ночи, Усольцев и Гусев с козырька над подъездом пробрались на балкон и, отжав дверь, задвижки на которой были неисправны, проникли в квартиру. В поисках денег и драгоценностей они тщательно всё перерыли. Из книжного шкафа были выброшены книги. Документы, удостоверения к правительственным наградам и старые семейные фотографии валялись на полу в гостиной, а в спальне из шкафа и комода было выкинуто постельное бельё и одежда. В сумке, принадлежавшей Усольцеву, были найдены золотые украшения, золотой портсигар с гравировкой на немецком языке, по всей видимости, трофейный, и пачка денег, около двенадцати тысяч рублей, завёрнутая в газету.

Обшарив квартиру, Усольцев и Гусев выпили вишнёвую настойку, в которой, как выяснилось, находилось сильнодействующее снотворное, предположительно «Лоразепам». При проникновении в квартиру злоумышленники натянули нитяные перчатки. Усольцев, когда разливал вишнёвую настойку, снял перчатки, а Гусев так и заснул в них. На графине с вишнёвой настойкой и стакане имеются чёткие отпечатки пальцев Усольцева.

Смерть обоих наступила в результате сильного переохлаждения. Пока они спали, балконная дверь, которую, видимо, неплотно закрыли, распахнулась, и температура в комнате почти приблизилась к уличной. Ввиду длительного нахождения при низкой температуре точное время наступления смерти определить не удалось. Ориентировочно это произошло под утро 29 января.

Усольцев работал менеджером по продажам в торговой фирме «Улитка», а работал ли Гусев, выяснить не удалось. Оба эти гражданина в 1997 году были осуждены по статье 162 Уголовного кодекса «Разбой, совершённый группой лиц по предварительному сговору» на срок восемь лет. В 2002 году вышли по УДО, то есть были условно-досрочно освобождены.

 

– Ростислав Викентьевич, разрешите, я спрошу. А каким образом снотворное оказалось в графине с вишнёвой настойкой?

– Простите, забыл ваше имя-отчество. Ах да, Станислав Павлович. Когда я отдыхал в санатории пару лет тому назад, то пожаловался соседу по комнате, что после приёма снотворного меня немного мутит.

А он посоветовал:

– Чудак-человек, у меня точно такая же история. Так я приспособился – растворяю таблетку в половине рюмки кагора и прекрасно засыпаю. А я его тогда спрашиваю: «Как вы думаете, а в вишнёвой настойке можно растворять таблетки? Я её сам по рецепту покойного батюшки делаю». Тогда он, смеясь, мне отвечает: «Я думаю, что ещё лучше получится, так как вишнёвка погуще кагора будет».

Козловский помолчал, а потом встревоженно спросил:

– Станислав Павлович, так меня теперь будут судить за убийство, ну, этих двух людей?

– Да бог с вами, Ростислав Викентьевич. Вы-то здесь при чём. К вам забрались в дом воры, обчистили квартиру, выпили вашу настойку – так вы же ещё виноваты? И потом, вы инвалид войны, вам почти 90 лет, да о чём вы говорите. Не волнуйтесь, ваша квартира опечатана, вот выйдете из больницы – свяжитесь с участковым и спокойно живите себе на здоровье. А, кстати, у вас есть мобильный телефон?

– Да есть. Когда сын узнал, что я в больнице, сразу же принёс мне телефон. Он мне на бумажке все номера записал. Попытался объяснить, что можно их найти в самом телефоне, да только я ничего не понял.

 

После ужина, немного посмотрев по больничному телевизору какой-то очередной сериал «про ментов», Козловский улёгся в постель и долгое время не мог уснуть.

Он думал о том, что своими руками лишил жизни двух молодых парней, которые, скорей всего, «по гамбургскому счёту» этого не заслуживали. Вместе с тем, если бы он позвонил и отменил сделку, от него бы наверняка не отстали. Самое простое – обчистить квартиру, но, если бы ничего не нашли, то совсем плохо. Развязать язык старику проще простого. Пригрозят семье – и сам всё отдашь.

На что способны уголовники, он сам видел в Германии, когда был в 1945 году комендантом немецкого городка Грётинген. Пехотный капитан – не запомнил его фамилию, сколотил банду из бывших уголовников и начал грабить немецкие семьи. На их счету – более полусотни трупов – женщины дети, старики. Пытали так, что на мёртвых смотреть было страшно.

Ещё не известно, как ему самому из этой передряги выбраться. Взгляд этого упыря, Усольцева-старшего, он всю оставшуюся жизнь помнить будет.

Зря он всё-таки решил продавать альбом. С одной стороны, как бы память о Вадике Уборевиче предал, а с другой – сколько ему ещё жить осталось? Умрёт он – и марки пропадут, и денег дети не получат, тем более, что альбом теперь «засветился». На сына Вадика никакой надежды, да и Анюта находится за тридевять земель. И жить ему теперь с этим камнем на душе всю оставшуюся жизнь.

Ростислав Викентьевич незаметно, без всякого снотворного заснул, и снился ему школьный шахматный турнир в честь 17-й годовщины создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии, в котором они с Вадиком Уборевичем поделили первое и второе места.

 

Генеральный директор торговый фирмы «Улитка» Андрей Михайлович Усольцев (воровская кличка «Гвоздь») сразу после приземления в аэропорту «Шереметьево» направился в головной офис. Несмотря на то, что в аэропорту Антальи и в самолёте он разминался «Хеннесси VSOP» (ласковый, сука, коньячок), на душе было муторно. Два этих баклана – Серёга и Гусь, ох и крепко его подставили.

Когда лоер – с виду типичный пидор – предложил купить марки, то казалось, что делов-то – с гулькин хер. Подумаешь, взять деда на гоп-стоп а потом «разгрузить» марки в Швейцарии. Филателист божился, что «пол-лимона» «зелени» срубить запросто можно. Какой ему смысл врать, если он в доле. Только, видишь, чем всё это обернулось.

Теперь, когда всплыла тема со жмурами, мусора наверняка рыскают вокруг фирмы. Плохо другое – как только братва узнает, что его, Гвоздя, как последнего лоха, кинули – ему пи…ец.

Шеф службы безопасности фирмы «Улитка» Валентин Петрович Ксенофонтов серьёзно подготовился к разговору с «хозяином». В прошлом начальник отделения милиции, он после 1991 года ушёл в частную фирму, куда его позвали бывшие сослуживцы. Да и как было не пойти, если у тебя старые больные родители, живущие в подмосковном Зарайске, жена – учительница, зарплату которой задерживают по полгода, и самое тяжёлое – дочка инвалид с детства. Облагать поборами подчинённых да брать взятки за прекращение уголовных дел и сокрытие улик он так и не научился. Сколько раз на городских совещаниях его ставили в пример, а коллеги за спиной крутили пальцем у виска – мол, «не знает жизни».

Этот бандит Усольцев был его четвёртым шефом. Самым лучшим временем Ксенофонтов считал работу в коммерческом банке «Элитный», который возглавлял Александр Аронович Гольдштейн. Вот уж щедрый был человек, хоть и еврей. Месячная зарплата порой превышала его милицейскую в десятки, а то и больше раз. Именно в это время удалось перетащить родителей в Москву, купив им «двушку» в панельном доме, а, главное – сделать дочке операцию в Германии, как ему посоветовал Гольдштейн, царство ему небесное. В 1995 году его по «заказу» конкурентов застрелили в подъезде собственного дома на Кутузовском. Новые хозяева банка поменяли всю охрану, и Ксенофонтов полгода сидел без работы.

После этого он отвечал за безопасность в компании «Инэкс», да вот только гендиректора взорвали по дороге на работу. Устроился в строительную фирму, а там, спустя год, управляющий сбежал с деньгами застройщиков.

Когда Валентина Петровича «сосватали» в торговую фирму «Улитка», подполковник намётанным глазом сразу угадал в своём новом шефе бывшего уголовника, да ещё и с серьёзным «стажем». Постепенно они пришли к взаимопониманию, но это чувство нельзя было назвать уважением, да и какое может быть уважение между волком, стремящимся отведать парного мясца, и сторожевым псом, пусть даже бывшим, охраняющим овчарню.

 

Едва Усольцев приехал в головной офис, он сразу позвал к себе Ксенофонтова. Сначала речь шла о погибших пацанах, но потом перешли к главному – пропавшим деньгам и альбому с марками. Матерный разговор свидетельствовал, как минимум, о двух вещах – во-первых, Усольцев ещё не до конца протрезвел, а, во-вторых, он сильно нервничает. Ксенофонтова раздражала такая манера общения, но он старался спокойно доложить всё, или почти всё, что ему удалось выяснить, начиная с момента ночного звонка Усольцева из турецкого отеля.

Первое – покойный Сергей Усольцев встречу назначил на 28 января, в шесть часов вечера, но уже в 14:53 реанимобиль доставил Козловского в 20-ю больницу. Второе – участковый Скребков с понятыми пробыл в квартире Козловского совсем немного времени. Увидев замёрзших людей, они тут же покинули квартиру. В беседах с ними ничего конструктивного выяснить не удалось.

Третье – в протоколах следственной бригады имеется перечень предметов, найденных у погибших, включая и вещи, изъятые у гражданина Козловского. Доллары и альбом в этом перечне отсутствуют.

Четвёртое – анализ фотографий с места происшествия, а их более 100 штук, ничего не дал. Ни альбома, ни долларов на них не видно.

Пятое – в ночь с 30 на 31 января опечатанная квартира Козловского была тщательно обыскана, но ничего путного найти не удалось. Следы погибших, Удальцова и Гусева, на балконе и козырьке подъезда не зафиксированы, ввиду снегопада в ночь на 30 января. Беседа с санитарами из трупоперевозки также ничего нового не дала.

Шестое – 21 января Сергей Удальцов создал новый почтовый адрес в почте «gmail.com», пароль которого был записан на листке, найденном в его бумажнике. Никакой новой информации в его почте не содержалось. Следователь Ермаков негласно разрешил просмотреть копии распечаток телефонных звонков покойных за период с 15 по 28 января, которые в настоящий момент анализируются.

Усольцев слушал, едва сдерживая себя, но, когда начальник службы безопасности добрался до телефонных звонков, его прорвало:

– Анализируется – х….зируется, бл…ь. Всё это лишь одно пи…больство. Прошло больше недели, а ни х…я не сделано. Надо было забросить бабла мусорам, попрессовать тех, кто жмуров перевозит, понятых, участкового, деда этого бл…дского потрясти. Петрович, ты должен найти этот сраный альбом! Делай, наконец, хоть что-нибудь – ты же мент – а не хер с бугра!

Ксенофонтов молча собрал бумаги, положил в карман мобильный телефон, и, несмотря на несущиеся вслед матюки Удальцова, вышел.

 

У себя в кабинете он первым делом, чтобы как-то прийти в себя, налил водки и выпил, не закусывая. Немного успокоившись, закурил и по старой милицейской привычке начал про себя рассуждать, рисуя «закорючки» на листе бумаги.

– Вот твари – только и умеют, морды уголовные, что утюги к животам приставлять, нанимать тупых киллеров да стариков беззащитных грабить.

С этим убийством не всё так просто – уж слишком гладко получается. Покойные уголовнички входную дверь в квартиру не вскрывали – я сам её осматривал. Надо бы опросить соседей по дому этого деда, и тех, кто живёт в ближайших домах, таксистов-частников. Ведь должен был кто-нибудь видеть, как залезали в квартиру.

Между прочим, когда воры квартиру «шарят», так аккуратно с вещами не обходятся. Швыряют всё подряд навалом, а здесь – всё как-то по-любительски.

Опять же, альбом с марками и эти доллары. «Затырить» их, по собственному опыту знаю, практически невозможно. Это тебе не кольцо с брюликом незаметно в карман опустить. Да и просмотр видеозаписи с места происшествия – два с лишним часа – ничего не показал. Значит, кто-то там побывал, когда они уже спали, либо остывали. По делу – надо бы эксгумацию трупов заказать и повторное вскрытие, чтобы понять точную причину, да и время смерти более точно установить. Эх, Ермаков, Ермаков. Тебе бы лет десять с моим наставником, майором Крымовым поработать – тогда бы ты, глядишь, и выучился. Покойный Алексей Сергеевич и не такие «узелочки» без ноутбуков и «гаджетов» распутывал. А ты, Стасик, по «верхушкам» проходишься, глубоко копать не хочешь.

А может, старик Козловский свою игру ведёт? С виду совсем старый, а глаза живые, умные. Этот странный звонок 28 января на мобильный телефон покойного Усольцева, интересно, от кого он был? Когда номером ошибаются, то 2 минуты 47 секунд не разговаривают. Вот где можно было бы покопаться.

Но только, «Гвоздь», я тебе помогать не буду, потому что это неправильно. Я как узнал, что у Козловского два ордена «Красной Звезды», да медаль «За отвагу», полученная в самый страшный, 42-ой год, так у меня всё в душе перевернулось. Помнится, дед Борис, который вернулся с фронта весь израненный и, не дожив до пятидесяти лет, умер, говорил мне, мальчишке: «Запомни, Валька. На войне для нас – взводных, да ротных – две главнейшие награды имелись – медаль «За отвагу» да орден «Красной Звезды». У деда Бориса именно такие награды и были, ну и ещё всякие медали «За взятие…» и прочее. Как там, на дедовой медали «За победу над Германией» было написано – «НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ. МЫ ПОБЕДИЛИ».

А вы, суки, такого человека на «гоп-стоп» взять задумали, да клофелином, как какие-то проститутки, запаслись. Нет уж, этого деда девяностолетнего я вам, сволочам, не сдам. Я так думаю – и ДЕЛО ВАШЕ НЕ ПРАВОЕ, и ПОБЕДЫ вам не видать.

 

Генеральный директор торговой фирмы «Улитка» А. В. Усольцев был застрелен в апреле 2011 года в президентском номере дворца-отеля Mardan-Palace, расположенного в турецкой Анталии.

 

По сообщениям швейцарских газет, на осеннем аукционе 2014 года, проводимом аукционным домом Давида Фельдмана, был установлен новый рекорд. Коллекция, включающая в себя 178 почтовых марок СССР, выпущенных за период с 1918 по 1937 годы, была продана за 950 тысяч швейцарских марок.

 

Ростислав Викентьевич Козловский скончался на 95-ом году жизни в доме своей дочери Анны, расположенном в северной части нью-йоркского района Бронкс.

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2017 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению марта 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

504 читателя получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 11:42 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!