Медвежья пасть

На чтение потребуется 1 час 10 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

– Здравствуйте, мне нужен Алексей Львович.

– Слушаю вас.

– Беспокоит заместитель генерального директора Научно-производственного объединения «Теплофизика» Шелихов. Сегодня в пятнадцать часов на ВЧ предприятия был звонок из Омского областного комитета партии. Звонил руководитель оперативной группы милиции Артемьев. Ему необходимо связаться с вами по телефону ВЧ^[7]. Вам предварительно назначено время разговора завтра в десять утра. Вас устраивает время?

– Спасибо за информацию. Я буду утром у вас.

– Хорошо. Я могу вас встретить на проходной в девять тридцать и провести в комнату спецсвязи.

– Отлично, ещё раз большое спасибо.

– Я даю подтверждение в Омск на завтрашний разговор в десять ноль-ноль. Ждём вас.

 

В девять утра я уже маячил в огромной проходной предприятия. Ровно в девять тридцать ко мне подошел моложавый мужчина лет пятидесяти с военной выправкой, высоко поднятым подбородком и заговорщическим выражением лица. Он осмотрелся по сторонам и тихо произнёс:

– Здравствуйте. Я Шелихов. У вас паспорт с собой? Можете передать его мне. Я выпишу пропуск.

Я ощутил себя засекреченным агентом на ответственной встрече с могущественным резидентом. Кино да и только.

Сопровождающий быстро провёл меня на второй этаж здания и засунул в малюсенький кабинет. На единственном в комнате столе находился большой черный телефон с массивной трубкой и блестящим гербом СССР в середине.

– Лёха, привет! Если стоишь, то сядь. Не мог удержаться. Хотелось сообщить тебе. Не телефонный разговор, поэтому по ВЧ. Короче, нашли золотой самородок, который на медвежью пасть похож. У сына Руслана Сергеевича на даче под Омском, в Павловском районе. На обыске стажёр следователя настольную лампу с абажуром крутил, крутил… Тяжёлая она ему показалась. А основание лампы из золотого слитка было сделано и краской покрыто. Краску ковырнули , а там… Вот такие дела. Опознавать везём в Москву. Дня через три-четыре буду.

 

Я положил трубку. Повернулся к окну, задумался. Представил себе этого лётного генерала – серьёзного мужика, привыкшего командовать людьми и принимать жёсткие решения. Представил, как он сидит в следственном изоляторе «Матросская тишина», что в Сокольниках, и размышляет:

«Закрыли! – неожиданный поворот. Что у них есть? Собраться надо. Предъявили бортовой журнал, экипаж допросили. Сам виноват, не проследил. Муд.к… этот мальчишка, второй пилот, запись в бортовой влепил. Зачем, кто его просил? Все…, что есть – то есть. С кем бы посоветоваться? Совет нужен. Эти четверо в камере не то – уж больно в друзья лезут. Что ещё менты нароют? Ничего не нароют... Тисака нет, самородок найдут… вряд ли. Может, найдут …теперь. Гэбэ подключилось, теперь глубоко рыть будут. Всё отрицаю, всё. Нет, лучше молчу. Гниду убил. По-мужицки он, сучонок, неправ. Докторскую обещал? Обещал. Обманул? Обманул! Золото взял? Взял. Зашакалил? Зашакалил! Я просил вернуть – не вернул. Мог отдать, и делу конец. Нет – упёрся. Слово не сдержал. Вор и мразь, жалеть не о чем, своё и получил. Всё за дело. Ничего не докажут. С адвокатом бы поговорить. Тоже, небось, куплен. Молчать, только молчать. Ну и слиток найдут, и что? Рядом всё, не в глаз… Валю жалко – сука я, зачем бабу?..  Дочурка у неё. А как? Под расстрел идти с живым свидетелем? Так доказывать замучаются. Черт её принёс туда. Перед ней – виноват! Кто знал, что она там будет? К следоку, вроде, вызывают, опять давить будут, мурыжить… всё, молчу, пусть наскребают, одно нытьё да угрозы. Терять мне нечего. Рот открывать нельзя – проколюсь. Молчу. Будут бить – не, не будут, бесполезно. Менты тоже люди. Всё понимают. Бить не будут. Всё. Улыбка. Спина прямая. Руки назад. Держусь».

 

«Да… нарыли…! Кто со следаком был? Наверно, опер из ГБ. Этого кузнеца деревенского нашли. Да, это конец. Самородок у сына, суки, нашли. Это моё, законное – теперь всё. Я его за дело получил. Золото это нах.р никому не нужно. Инга его в руки не возьмёт. Значит, куда-нибудь, в Алмазный фонд сдадут. Там и сопрут. Название бы не меняли – «Медвежья пасть» хорошо звучит, да ладно, теперь это всё фигня. Пустое. В сознанку не пойду. Суд-пересуд, адвокатишка грамотный, потянет время. Пару лет проживу, а там, глядишь, «вышку» отменят. Европа давно стонет. У нас теперь перестройка, точно отменят. А там, будем живы – не помрём. Сейчас главное – собраться. Колотит что-то. В камере двое новых. Нельзя. Ни слова. По фене болтают, а у самих рожи девять на двенадцать. В тюрьме такую ряху не наешь. И в зубах ковыряется один, что здесь ковырять? Свёклу? Всё ясно, совет уже не нужен. Молчу и прошу встречи с адвокатом. Куда он пропал? Может, его тоже менты прессуют? Свет вырубили. Всё. Отбой. Утро вечера мудренее. Завтра с утра прошу адвоката…»

 

«Адвокатишка что-то носом водит. База, говорит, у ментов сильная, доказательств много. Насрать мне на эту базу. Что ж мне теперь, под вышак идти? База, …, у него. Нечего было дорогого брать. Сильный адвокат, сильный адвокат… Ну и где его сила? Тактику, говорит, менять надо, со следствием общаться, резину тянуть. Ху.ня всё это, всё равно шлёпнут. Хоть дружи со следаком, хоть нет. Конец один. Попа бы позвать или другого священника. Да, верить не научился, что сказать? В чём каяться? Правильно я шакала запорол, не жалею… Не веровал никогда, теперь уже поздно. Да и кровей во мне намешано. Не разберёшь, в какой храм бежать. Может, видеооператора со следаком вызвать? Покаяться перед Валиным мужем, родителями. Это дело. А то, со следствием дружи! Чужие люди, на зарплате сидят, пофигу им всё. Точно, видеокамеру, и всё под запись скажу. Грех сниму, может, полегчает. Священника вызывать не буду… Не поймёт. А прощения попрошу. Валерке Тамму покажут, может, мне на небесах легче будет. Кто чего знает? Есть там что? Никто не возвращался… Решено. Адвоката побоку, заявление на камеру делаю, а там будь что будет…»