Можно пожаловаться?

 

Купить в журнале за февраль 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 8 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

16+

 

 

Я надеюсь, что моя жалоба найдёт живейший отклик. – Почему? – Потому что вам ведь, читатель, многое в искусстве – за семью печатями. Мне тоже. Но мне кажется, что мне удаётся прорываться. И, если я показываю, как я это делаю, то, можно думать, и вы сможете это повторить. Так жалобы на то, что мне мешает прорываться, видятся мне помощниками вам.

Жалоба связана с тем, что я себе в этой – просветительской – деятельности понабрал из науки об искусстве много догм.

А они вам, отвлекусь, зачем нужны? – Затем что я ими добиваюсь узнавания самой-самой сути в деле приобщения к искусству. И я нахально думаю, что это и вам полезно, коль скоро вы что-то существенное в искусстве захотели постигнуть.

Так одна из жалоб в том, что я ж догмами лишаюсь непосредственности в восприятии. И вас лишаю.

Вот, да, я что-то читал об импрессионистах-живописцах до того, как впервые их увидел в подлиннике (в музее им. Пушкина в Москве), но я ничего не читал тогда об импрессионистах-скульпторах. И вот я, свеженький, впервые оказался там перед такой скульптурой.

 

  Роден. Вечная весна. 1884. Бронза. Фрагмент.

 

 

 

Нет, мне не удаётся найти, то, что меня потрясло – как срослись губы. Грубо так… – Я был в восторге. Не от красоты тел обоих,

 

а от этого слияния губ. – Вот это была непосредственность впечатления.

Я очень рад, что она – много времени спустя – оказалась совпавшей с формулой духа, так сказать, которая определяет весь импрессионизм. (Аж страшно написать так сразу эту формулу…) Это – гимн абы какой жизни.

Моя память говорит мне, что до полной чёткости в этой догме я дошёл из-за Мане, Бар Фоли-Бержер. 1882. Такой ужас… Девушка наконец устроилась на работу, буфетчицей. Но ей известно, что её выгонят, если она будет отказывать в интимных услугах, которых от неё захотят посетители, этак походя. И вот он, тот первый, кто обратил на неё внимание. А такое счастье жизни вокруг… И художник, не девушка, думает: «Нет! Всё-таки хороша и такая жизнь!».

И вот в этой грубости слияния губ «Вечной весны» – что-то то же…

Нет, я понимаю, вживаясь, что оба персонажа, закрыв глаза в экстазе поцелуя, как-то да помнят красоту друг друга. Но что если красота ушла сию минуту из сознания. А в нём сейчас – губы, зубы, язык, что «она» вытворяет с «его» языком… Чуть ли не физиология… А не высота чувств… Неужели прав (я намеревался оспаривать) Кандель?

«Если источниками вдохновения просветителей стали астрономия и физика, то для модерна таким источником явилась биология. Книга Дарвина «Происхождение видов» (1859) привела к распространению представления о том, что человек – не уникальное творение всесильного божества, а порожденное эволюцией существо, произошедшее от предков-животных… А это означало, что репродуктивная функция, то есть сексуальность, должна играть ключевую роль в поведении человека.

Эти новые представления привели к переосмыслению биологической природы человека и в искусстве. На это указывает, например, картина Эдуарда Мане «Завтрак на траве» (1863)» (Век самопознания).

Так я сомневаюсь, что дело в науке и в Дарвине. Курбе, реалиста, никак не заподозришь в модернизме, а смотрите, что он нарисовал.

 

  Курбе. Происхождение мира. 1866.

 

Фигура у натурщицы явно хорошая – грудь не висит, живот подобран. Но ничего красивого в волосах на лобке. Это как писал другой реалист, Флобер, в 1838 году:

«И теперь, такой циничный, горько убеждённый в смешном уродстве жизни, я понимаю – та любовь, о которой я мечтал в коллеже, ещё не зная её, и пережил позднее, та любовь, что принесла мне столько слёз, над которой я часто смеялся, – она могла быть одновременно прекраснейшим и наиглупейшим явлением на свете.

Два существа, случайно брошенные на землю, встречаются, влюбляются по той причине, что одно из них женщина, а другое мужчина. И вот они тянутся друг к другу, гуляют ночами, мокнут в росе, созерцают лунный свет, находя его полупрозрачным, восторгаются звездами, твердят на все лады: «Я люблю, ты любишь, он любит, мы любим», и повторяют это, вздыхая и целуясь. Затем они уединяются, подчиняясь беспримерной страсти, ведь органы этих двух душ неистово распалены, и вот они гротескно, с рычанием и стонами совокупляются, стремясь сделать ещё одним дураком на земле больше, а он, несчастный, станет подражать им. Посмотрите на них, утратив сознание, они сейчас глупей собак и мух, и старательно скрывают от глаз людских свои тайные утехи, думая, наверное, что счастье – это преступление и постыдная похоть» («Мемуары безумца»).

А что с Флобером? Дарвин ещё не написал «Происхождение видов». Зато прошли две революции: Великая Французская (с последовавшим наполеоновским кровопусканием) и в 1930-м. И если первая отшатнула романтиков от ужасного действительного мира в прекрасный внутренний, то поражение второй и романтикам дало по носу. И – реалисты шатнулись обратно в действительность. Но уже холодными исследователями, мол. Мир не плох и не хорош. И то и то в нём, если трезво. А реалист – безэмоционален. Разве что собственная точность передачи мира его вдохновляет. И плевать ему на всё. И на славу. – Вон. Ту же картину Курбе больше сотни лет прятали по личным коллекциям, а Курбе хоть бы хны. Ну разве что Парижская коммуна случилась. Так не без скепсиса относившийся к действительности Курбе принял в ней участие, соблазнившись, а не нельзя ли плоховатый мир улучшить сколько-то.

Так вот Мане, которого назвали – и не зря – импрессионистом, мир решил принять абы каким. Так требовала моя догма. И на картине же Мане, «Бар Фоли-Бержер», догма утвердилась. Но как это приятие увидеть в «Завтраке на траве»? Причём приятие не во имя прогресса и науки, как Кандель пишет, а приятие вопреки ужасности мира.

 

 

 

Я могу, конечно, принять на веру прочтённое, что на выставке мужья своих жён старались проводить побыстрее мимо этой картины, потому что именно так они и проводили время со своими любовницами из тех, что на всё готовы. (Скандал – не приняли картину на главный вернисаж – усугублялся тем, что не только не античность изображалась, а ещё и лица на картине были узнаваемыми, плюс натурщица смотрела на зрителей как ни в чём не бывало, как бы говоря: «А что вы думали: именно так с нами и поступают, и мы согласны».) – Так вот накрутить себя так я могу, но это не будет непосредственное восприятие. И – я жалуюсь.

Кто меня знает, не приврал ли я, описав выше непосредственность, мол, своего восприятия «Вечной весны»… И не только потому, что я тогда был ещё нецелованным мальчиком. На меня, наверно, действовала и отполированность бронзы. Как что-то, мол, самое-самое – в смысле чувств. Однако теперь на непосредственность я могу не только жаловаться, но и хвастаться. – Смотрите. – Ведь не поленился скульптор отполировать всё-всё телесное. Даже волосы! И над фоном тоже немало потрудился – какой-то живой он. Но тела-то… Это ж сама бронза как бы являет свои максимальные возможности. Бронза, блестя в самых неожиданных местах, ведёт себя, словно живая. Даже материал – живёт. Существует. Абы какая жизнь славится!

Я могу себя поздравить с тем, что правильную догму об импрессионизме заимел.

А недовольство опосредованностью с «Завтраком на траве» тоже на пользу. – Думаем!

Ради славы абы какой жизни Мане оголил натурщицу, а не ради скандала! Свет-то усилен от голости – на в общем тёмной картине. Технологически относящуюся к импрессионизму усиленную светоносность считают первым признаком этого стиля. Это ещё впереди, что ради неё они станут применять смешивание чистых цветов в глазу зрителя вместо смешивания красок на палитре. А сейчас – хотя бы так – оголением и ярким, мол, освещением. Плевать, что объёмность теряется. Зато светимость увеличивается.

Раскованность моральная – хорошо, и ого-светимость – хорошо. Вот сталкивание двух хорошо и даёт третье – славу абы какой жизни.

Я же привык думать, что противоречивость изъяснения есть первый признак художественности, а геометрическая, так сказать, сумма противочувствий – есть подсознательный идеал художника. Смею я, так всё осложнив, считать, что постиг такую неуловимость, как след подсознательного идеала в «тексте»? – Логически – не смею. А вообще – похоже, что попал. Это не выше приведённая нравоучительная сухость с жёнами посетителей и их любовницами.

И на то же работает прекращение заглаживания мазков (блики не в счёт).

 

 

 

У мужчины тень на лбу слева (от нас), светлое на переносице, светлое на подбородке справа, тень на белом воротнике, светлое на верхней губе, тень на левой щеке. У женщины тень под левой щекой. – Краски начинают жить сами по себе, как блики на отполированной бронзе. Кто знает, как до рисования точками несмешиваемой краски дошли импрессионисты, может мне простить, если я тут и натянул.

Но как мог ошибиться Кандель? – Сказался в нём учёный-естественник. Он лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (2000 г.).

 

 

2 января 2018 г.

 

 

 

Автор и ведущий

рубрики «Художественный смысл» –

Соломон Воложин

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению февраля 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.