Художественный смысл
Критическая статья
![]() На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
![]()
У меня постепенно чеканились формулы моего эстетического мировоззрения. Когда-то, давно уже, мне стало до смешного ясно, что если художественное произведение о чём-то, то оно – не о том. В последнее время моя идея-фикс состоит в другом: что художественность – след подсознательного идеала автора, и ощущение художественности передаётся сознанию восприемника в виде ЧЕГО-ТО, словами невыразимого, а подсознание при этом заставляет меня, например, плакать. Почему-то. И вот я, можно сказать, не слишком утрируя, проплакал все две серии фильма «Почти смешная история» (1977) Фоменко. – Почему? – Потому что невозможна на Этом свете взаимная любовь. А тут, оказалось, возможна. Иллария Павловна и Виктор Михайлович полюбили друг друга. – И я вспомнил про своё давнее озарение: что фильм – не о том, что я видел глазами. Да. Это очень смешно устроено на Этом свете, но взаимной любви нет. Ну, или она мгновенна. Во всяком случае, я пишу это, находясь под впечатлением только что просмотренного фильма, второпях записывая то, что мне мыслится от него. Нет. У меня не получится записывать последовательно. Потому что я переживаю как-то параллельно много что. Я стану по одному…
Надо признать, что песню Величанского (слова), Берковского и Никитина (музыка) «Под музыку Вивальди…» (1972) мне тоже пришлось понять наоборот. Слова ведь там – тоже о взаимной любви? наверно (я никогда не вслушивался, но Никитины поют её так бравурно, и в конце там: условимся друг друга / любить что было сил). И, если оптимизм, то в обрамлении фильма – о её, любви взаимной, невозможности. Да теперь и без обрамления… Такая утончённая – я не нахожу слова – мелодия не может быть о взаимном счастье. Она – о его невозможности. (Слушать, если ссылка не исчезнет, тут.)
Под музыку Вивальди, Вивальди! Вивальди! под музыку Вивальди, под вьюгу за окном, печалиться давайте, давайте! давайте! печалиться давайте об этом и о том.
Вы слышите, как жалко, как жалко, как жалко! вы слышите, как жалко и безнадёжно как! Заплакали сеньоры, их жёны и служанки, собаки на лежанках и дети на руках.
И всем нам стало ясно, так ясно! так ясно! что на дворе ненастно, как на сердце у нас, что жизнь была напрасна, что жизнь была прекрасна, что все мы будем счастливы когда-нибудь. Бог даст.
И только ты молчала, молчала… молчала. И головой качала любви печальной в такт. А после говорила: поставьте всё сначала! Мы всё начнём сначала, любимый мой… Итак,
под музыку Вивальди, Вивальди! Вивальди! под музыку Вивальди, под славный клавесин, под скрипок переливы и вьюги завыванье условимся друг друга любить что было сил.
Вот теперь я впервые прочёл слова, и вижу, что нет, что НЕ о взаимной любви. А о её принципиальной возможности – «когда-нибудь». Сомнительной. И это не свехисторический оптимизм, а наоборот – абсолютный пессимизм. Счастье которого – в умении это несчастье выразить. – В Этом мире можем только условиться. Обмануть друг друга и себя. – Как обманула всех левых шестидесятников хрущёвская оттепель, что можно спасти социализм от смертельной болезни перерождения в капитализм. Прав теперь, в 2019-м, Карен Шахназаров, говоря, что советское кино потому было, в общем, на большой высоте, что оно было вблизи огромной идеи. – Даже и разочарование в огромности даёт огромность. А что тут, в фильме, как не огромность – уход куда-то из Этого мира? Причём, о христианском том свете речи нет и близко, а совсем наоборот. О ницшеанстве надо подумать, антиподе христианского того света. Фильм не о конечном торжестве взаимной любви. Он о смешном несовпадении во времени душевных порывов. Когда она в него влюбилась, он холоден, когда он в неё – она охладела. (Вот так всегда.) А счастливый конец – приделан. Как «условимся» в конце той песни. Счастливый и для Илларии Павловны с Виктором Михайловичем, и для его дочки с Толиком. Я вот только не возьму в толк, как сделано, что это не выглядит ни пошлостью, которая осмеивается много кем, ни насмешкой, какую можно ждать от автора-ницшеанца. А. С дочкой, кажется, ясно. За ней ухаживает Павлик, и она его не любит, а у неё «самый замужеский возраст», и мещанская мораль требует выходить. А тут – совершенно нелепый Толик пристал. То по принципу Алогизма, вида метафизического иномирия, этого тайного идеала ницшеанства – всё. Она – к Толику, и стиль не нарушен. А с совсем-совсем взрослыми как? Опустевшая платформа московского вокзала. Иллария Павловна со своей сестрой безнадёжно ждут носильщика (у них, как всегда, много вещей и некому нести). И вдруг Иллария Павловна видит Виктора Михайловича (который, по её пониманию, не может знать, когда они с сестрой вернутся с Древнегорска) – видит на опустевшей платформе (это чудо первое). Она впадает в транс и, как лунатик (чудо второе), встаёт и идёт к нему с тем самым чемоданом, с помощью нести который началось их знакомство (только теперь он лёгкий). Она и он, как сомнамбулы (чудо третье), вцепляются друг в друга, нелепо держа оба чемодан за ручку, отчего та (как и в начале) отламывается, только в начале было от тяжести, а теперь отчего? (чудо четвёртое)… – Столько неожиданностей сразу сбивают с толку, и – впечатление порчи стиля не создаётся. Ещё бы понять, как получилось, что у меня глаза увлажнились от первого звучания песни «Под музыку Вивальди». Нет, тоже ясно. Бардовская песня. Мне, провинциалу, их существование открыла моя будущая жена. С которой у меня точно такая же история невозможности на Этом свете взаимной любви. Когда я в неё влюбился – она не влюбилась ответно, когда после замужества она ко мне прикипела и ждала меня с нашим сыном новорождённым из командировки, я уже был холоден. И, хоть мы с нею не любили Никитиных, зато мелодия-то в фильме вступила без них. Плюс молодостью пахнуло. – Всё. Понял. А вот когда эта песня, уже в исполнении Никитиных, зазвучала второй раз (это я пересматриваю картину), когда вся троица: Иллария Павловна, её сестра и Виктор Михайлович, – едут на подводе в гостиницу, я не вспомнил, лил ли я слёзы в первом смотрении. Только вот когда третий раз она зазвучала (при виде из гостиничного окна на мемекнувшую козочку, пасущуюся под окном в высокой траве) – зазвучала опять без голосов, на меня – словно автомат я какой – опять накатили слёзы. – Наверно, тоска по неумолимо уходящему времени отозвалась в душе. Я-то рядом с такими козочками живал… Боже, когда это было!.. Ну что ж. Чувство неумолимо текущего Времени – вполне себе образ метафизического иномирия. А когда Иллария Павловна почувствовала, что влюбилась? Когда её потянуло опять увидеть Виктора Михайловича, и она с починенным чемоданом пошла в номер к нему, дескать, сестра не верит, что чемодан починили в часовой мастерской, и зайдите, мол, к нам, подтвердите, – когда он так себя ведёт, она действует как сомнамбула. И смотришь на это тоже, как зачарованный: так не ведут себя порядочные женщины, но эта мысль не приходит – облик этой Илларии совершенно невинно-детский. И… сухой аналитик, я в этом тоже вижу «текстовое» чудо. А чудеса – это по части мистики. А та – служит ницшеанству. Просто парадокс в том, что оно – торжественно-мрачное, а тут – всё через смех. Через наоборот. А подсознание, оно всё знает. Да ещё в него вливается – из включённого репродуктора, мол, что в номере – песня обратного содержания (тут – без всякого противоположного смысла). А в подсознание вливается наоборот: «Повторяется, повторяется». (Тут поёт Майя Кристалинская.)
Первая любовь
В школьное окно смотрят облака, Бесконечным кажется урок. Слышно, как скрипит пёрышко слегка, И ложатся строчки на листок.
Первая любовь. Звонкие года. В лужах голубых стекляшки льда. Не повторяется, не повторяется, Не повторяется такое никогда!
Незаметный взгляд удивлённых глаз И слова туманные чуть-чуть. После этих слов в самый первый раз Хочется весь мир перевернуть.
Первая любовь. Снег на проводах. В небе – промелькнувшая звезда... Не повторяется, не повторяется, Не повторяется такое никогда!
Песенка дождя катится ручьем, Шелестят зелёные ветра... Ревность без причин, споры ни о чём. Это было будто бы вчера.
Первая любовь. Звонкие года. В лужах голубых стекляшки льда... Не повторяется, не повторяется, Не повторяется такое никогда!
Иллария влюбилась как девочка. И ещё не знает этого! Виктор же Михайлович совершенно слеп. Вечная история. А вот как до неё дошло, что она влюбилась. В разговоре с его сослуживцем назавтра в буфете гостиницы, после того, как её насмешливые слова Виктора Михайловича, тихо разъярённого, удалили из-за стола и из буфета вон: «Иллария Павловна: Мешков человек высоких порывов… Лазаренко: Остановитесь. Ешьте. Всё остыло. Нет, Мешков, конечно, мужик добрый. Но с вашим братом… Иллария Павловна: Хгм. Лазаренко: Спокойно! Иллария Павловна: Что значит спокойно? Лазаренко: Тихо! Иллария Павловна: Что значит тихо?! Лазаренко: А что это вы вся как будто напружинились? Иллария Павловна: Я?! Я напружинилась?! Да я не напружинилась! Лазаренко: Ну хорошо, хорошо. Вы не напружинились. Только без нервов. Иллария Павловна (ошарашенно): Да вы что?.. Вы что: вы считаете, что я могла?.. Что-о мне пришло?.. Лазаренко (мудро кивая): А почему бы и нет? (И посмотрел затуманенным взглядом куда-то вдаль… своего прошлого; дальше – с печалью и с расстановкой) И могла… И пришло… Иллария Павловна откинула голову как убеждённая им. И терзает свою блузку на груди. Лазаренко (задумчиво и отстранённо): Вы так говорите… вдохновенно. Монтаж: Иллария Павловна медленно закрывает дверь в буфет, не видя, куда идёт и что делает, смотря, чуть наклонив голову, как бы в себя и улыбаясь». Ей открыли глаза. Она чувствует себя влюблённой. Это, конечно, счастье. Но надо ж, чтоб Он его разделил. – А вот этого-то и не бывает… Далее она сомнамбулически идёт по коридору. Перед нею, поражённая, расступается встречная пара. Спрашивают её: «Вам плохо?» - Она приостановилась, оглянулась, отвечает: «Нет. Мне не понятно». – «Что вам не понятно?» – «Может ли такое со мной случиться? Тем более – в один день». И пошла в задумчивости дальше. А двое стоят и, поражённые, смотрят ей вслед. А что такое изменённое психическое состояние в данном случае для автора, как не образ иномирия, которое лучше, чем Этот мир. Пусть оно и принципиально недостижимо, ибо метафизическое оно*. А мы – физические. Разве что душа… Или миг творческого озарения… (Если я не слегка помешался, что мне ницшеанство видится там и сям… где никому оно не видно.) Но я, кажется, знаю, как доказать, что всё тут трагично. – Докажет – песня, что спела Иллария Павловна, дёрнув рюмку водки, в номере Виктора Михайловича, – спела ему и его посетителям со стройки. – «Девочка и пластилин» (1968). Слушать тут, если ссылка будет активна. Слова Новеллы Матвеевой, музыка Никитина (и плевать, что когда-то мы с женой, покойной, считали его развлекателем).
Я леплю из пластилина, Пластилин нежней, чем глина. Я леплю из пластилина Кукол, клоунов, собак.
Если кукла выйдет плохо – Назову её дурёха, Если клоун выйдет плохо – Назову его дурак.
Подошли ко мне два брата. Подошли и говорят: «Разве кукла виновата? Разве клоун виноват?
Ты их лепишь грубовато, Ты их любишь маловато, Ты сама и виновата, А никто не виноват».
Ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля.
Я леплю из пластилина, А сама вздыхаю тяжко, Я леплю из пластилина, Приговариваю так:
Если кукла выйдет плохо – Назову её... бедняжка, Если клоун выйдет плохо – Назову его... бедняк.
Понимаете? Нет истины! Объективной. Нет! Всё – относительно. Условно. Как жить без Абсолюта? Ну как?!! Как?.. Если в самую глубь – то лучше, может, и не жить. Иномирие тут о-очень хорошо для идеала. Довольно рано для Матвеевой, казалось бы – 1968-й год. Высоцкий дрался ещё 12 лет. Правда, в конце – уже улетая в благое для всех сверхбудущее. Сверхвверх. А Окуджава уже в 1963-м сковырнулся. В мудрую трезвость соглашательства. В соединение несоединимого. В середину. Ну и что? А Матвееву, вот, унесло разочарование совсем… Субвниз. Может в нирвану какую-то. Не пофигизмом же, не постмодернизмом счесть такую грустную вещь. Пофигист не грустит. Для него это – норма. Ну а пробуддист – это... [...]
Автор и ведущий рубрики «Художественный смысл» –
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за май 2019 года в полном объёме за 197 руб.:
|
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев 27.12.2024 Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев 17.12.2024 Поздравляю вас, ваш коллектив и читателей вашего издания с наступающим Новым годом и Рождеством! Желаю вам крепкого здоровья, и чтобы в самые трудные моменты жизни вас подхватывала бы волна предновогоднего волшебства, смывала бы все невзгоды и выносила к свершению добрых и неизбежных перемен! Юрий Генч ![]()
![]() |
|||||||||||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Лукойл авангард ультра 10w 40 бочка. . Реле давления Bieri купить Реле давления. . Смотрите подробности лечение боли в шее тут. |