Милиционер

Молодой человек, когда переоделся и встал перед зеркалом, едва узнал себя: из зеркала на него смотрел настоящий милиционер и радостно улыбался ему. Чтобы полюбоваться собой, он сделал шаг назад и с восхищением созерцал самого себя во весь рост. Новая форма серебром блестела на нем, покорно обтягивая его худощавое тело. Он покашлял, поперхнулся и гордо расправил плечи. Только вот погоны он еще получить не успел. Его руки, трепетно потеребив китель, опустились вниз и вцепились в брючный ремень. Он втянул живот и, слегка опустив правое плечо, принял стойку боксера. Что-то притягательно-детское в его лице не давало ему принять серьезного выражения, он так и остался похожим на привычного себя, и тогда он сузил глаза и расширил ноздри. Теперь вроде ничего. Лучше, но не совсем. Он вытянул губы и, насколько мог, придал своему лицу кислый вид. Кривлялся так и этак, и с каждым разом все больше и больше нравился самому себе. Он встал на цыпочки, чтобы казаться выше, его фуражка исчезла над зеркалом. Хотел было еще шага два сделать назад, но прихожая была такой маленькой, что он спиной уперся в большую тумбочку, которая стояла в прихожей, и остановился; хотел честь отдать самому себе, но нечаянно рукой зацепил коробку, стоящую на тумбочке, и коробка с грохотом свалилась на пол. Там была старая и новая фарфоровая посуда, скорее всего соседская, поскольку на день «обмывки» мать попросила ее у соседа. Он открыл коробку и испуганно заглянул внутрь. Не вся посуда раскололась, что порадовало его, и он, поставив коробку обратно на тумбочку, хотел собрать осколки, но, увидев свое отражение в зеркале, многозначительно улыбнулся самому себе. Ему захотелось еще раз отдать честь, но и на этот раз задел и уронил коробку. Он занервничал, попытался отодвинуть тумбочку в сторону, чтобы освободить себе пространство, но не смог. Тумбочка была тяжелая, точно камнями набитая, и вдобавок еще и гвоздями прибита к полу. Толкая тумбочку, он исподлобья увидел свое отражение в зеркале; распухшее, красное, недовольное лицо. Очень понравилось ему такое лицо, и он, продолжая любоваться им, еще сильнее толкнул тумбочку, теперь уже не важно куда, интересен и прекрасен уже был сам процесс. И вдруг тумбочка развалилась как карточный домик, все ее боковые доски с треском отвалились, вывалив вещи, сложенные в ней. В тумбочке было столько вещей и старой посуды, что с трудом верилось, что все это барахло когда-то помещалось в этой самой маленькой тумбочке, точно большой джин в бутылке. Он не знал, что делать с этой кучей вещей. Вещи, будто давно ожидавшие свободы, рассыпались по всей прихожей. «Уберу потом», – успокоил он себя и вновь устремился к зеркалу, но не тут-то было, уж больно много вещей загораживало дорогу. Кое-что из вещей он ногой растолкал налево-направо и, казалось бы, освободил чуточку места, но когда вновь встал перед зеркалом, то почувствовал, что стало еще теснее, что не только двигаться, даже поворачиваться невозможно. Он жалким, отчаянным взглядом оглядел весь этот беспорядок, снял фуражку, хотел было уйти, но вдруг снова увидел свое отражение в зеркале, остановился и сразу же надел фуражку, точно испугался увидеть самого себя. Почесав за ушами и пару раз похлопав себя по лицу, снова стал прищуривать глаза. Его взгляд зацепил вещи, рассыпанные по прихожей, обежал прихожую и снова уставился в зеркало. Зеркало было большое, ростом с него, к тому же было приклеено к маленькой тумбочке. Он вцепился в зеркало и оторвал его от тумбочки. Оно оказалось не таким уж и тяжелым, и он двинулся в гостиную, где пространства было намного больше, чем здесь, в прихожей. Ногами раскидывая вещи, освобождая проход, он добрался до двери гостиной, а когда захотел пройти внутрь, то верхняя часть зеркала, зацепившись за занавески на двери, сорвала их с колец. Занавески упали ему на голову, и пока он пытался освободиться, умудрился еще что-то уронить. Занервничал, поставил зеркало на бок, освободил голову от занавески и испуганно осмотрелся вокруг. Ваза, что стояла за дверью, разбилась вдребезги, он торопливо собрал и спрятал осколки. Наведя кое-как порядок, он поставил зеркало на середину гостиной и, успокоившись, с новым воодушевлением начал любоваться самим собой. Некогда было переживать о сделанном и он, как мог, придав себе кислый, неузнаваемый вид, попытался встать представительно и важно. Прищурившись, поджал челюсть, точно желая гордиться тем, что у него второй подбородок. Он был худой, и под челюстью образовалась лишь складка кожи, и то незначительная, тогда он начал ощупывать подбородок, ища, чем же подполнить свое худощавое лицо. Нечем. Он опустил руки по швам и встал по стойке «смирно». Он так и остался похожим на самого себя, и тогда, сделав несколько шагов назад, издали посмотрел в зеркало. Вроде ничего. Сделал еще шаг назад. Подтянулся, поднял голову. Вот это совсем другое дело. Настоящий милиционер. Ничего не скажешь. Стал смирно, затем вольно, смирно, затем вольно. Дал команду самому себе и отмаршировал два шага. Ткнулся о большой обеденный стол. Отошел назад и вновь повторил и команду, и маршировку. Чуть сдвинув стол, освободил больше пространства, принял позу боксера. Двинулся в бок, принял пару блоков, якобы защищаясь, затем быстрым и ловким выпадом вперед сделал ответный удар. Отошел назад, сел на колени и сразу же прыгнул, будто через плечо бросал придуманного противника, и, сделав кувырок назад, ногами зацепился за шторы. Кувырок обратно не удался, так как уж больно крепко запутался в шторах. Подтянул ноги, стараясь помочь руками, но все без толку. А когда попытался встать, то шторы, не выдержав его тяжести, сорвались с карниза и упали на голову. Он, ничуть не растерявшись, точно боролся с живым противником, обхватил шторы, пытаясь задушить, затем попытался подбросить их через себя. Шторы, поскольку они были длинные, летали по комнате как пропеллер, сметая с подоконника и со столов все, что там было. Грохот и шум были ошеломляющими. Молодой человек словно озверел от этого грохота и шума, будто все предметы сговорились меж собой и, к чему бы он ни прикасался, все моментально рушилось, падало и ломалось. «Что за черт!» – крикнул он и откинул шторы от себя. Один конец шторы, угодивший в окно, сломал стекло, продырявив его словно пушкой.

Как раз в это время кто-то открывал входную дверь квартиры (стало быть, родители), и молодой человек, от неожиданности не зная, что делать, инерционно начал искать, куда бы спрятаться. А когда, не найдя подходящего местечка, остался стоять посреди гостевой, то ли испугавшись, то ли обозлясь, что не мог найти себе укромного места, и увидев свое, совсем неузнаваемое лицо в зеркале, закричал что было сил:

– Явились!