Мы идём на дело

 

 

 

Сегодня эта жирная скотина поднялась ни свет, ни заря. Хряк. Мой отец.

– Пашкет! Вставай, нечисть. Сегодня мы идем на дело.

Пинком под зад. Вода из ковшика сегодня не полилась. Потому что вскочил раньше.

Сорвалось веселье.

– Что?

– Идем сегодня.

– И что?

– Давай заначку.

– Нет у меня никакой заначки.

– Ты не ври мне. Пензию мы не всю истратили.

– Не всю? А кто вырвал кубышку? А? Забыл, как ты ее вырвал из рук у меня?

– Я?

– А кто – Пушкин, что ли?

– Не помню.

– Еще бы. Так нажрался потом…еще б ты помнил.

– Сынок, ты меня не обманываешь?

– Катись ты, папа…

– Хорошо. Сегодня идем. Надо одолжить.

– Я опять?

– Меня заметят!

– А меня посадят!

– Но ты же воин света…джедайское отродье…а? И ты – не сможешь?

– Знаешь, на что надавить…

– Иди, иди…собирайся…

 

Улица грязная, такая слякоть, еще и снег идет. Следы сразу превращаются в чавкающее

болото.

– Махмуд! Дождись…

Махмуд кивает. Он скупает краденое, подонок. У нас, честных воров. Он знает, что мы сегодня идем. Он понял. Воняет рынок, и торговка рыбой воняет мусоропроводом.

Вот карманчик ее, близко.

– Почем окунь?

– Это камбала.

– Это??

– А шо?...

– А я думал – окунь…

Рука у нее там, в кармане. Это плохо.

– А вот и бритоголовые…

– Где?

– Да вон же, у ворот, сейчас начнется.

– Да где ты их видищь?

– Воон! Руку протяните прямо.

– Ну?

– Вот я вам ее разверну немного. Видите теперь?

– Ёпсель…надо сматываться…Ванька! Иди, постой за меня! Тут опять эти…

 

Тихо. Спокойно. Не бежать. Калитка. Тротуар. Сейчас она заорет. Вот. Орет.

Пашкет сделал несколько шагов с ускорением, вписался в толпу и пошел уже спокойно.

Как визжит!...

 

Отец сказал. Отдадим ей. Потом. Возможно даже – на том свете, если не успеем на этом.

Как это вкусно – соевая колбаса!

Появилась лапша, пиво, бутылочка осетинского счастья, карта района…

Скатерть-самобранка.

Пошел, украл, застелил и ешь-пей.

 

– Открываем совещание.

– За успех.

– Да. За удачу Робин Гуда.

– Жирных возьмем сонными.

– Точно!

– А ты заметил? Они все время жрут.

Это папаша сказал, захлебываясь горячей лапшой.

– Жрут. В каждом окне. Только и делают. 3-4 раза в день. И больше даже.

– Ага, потом их возят на лечение. От ожирения. Ты понял? Какой наклад государству?

Олигарх столько не стырит у народа, как эти…жратуны эти…

– Давай еще за успех!

– За дело! Мафия бессмертна.

Опрокинули, закусили. Хорошо. Стало намного лучше.

– Значь, так. На подъезд – не более 50 секунд.

– Есть, команданте!

– Выше третьего – не забегать.

– Яволь, майн фюрер!

– Вот карта, все номера стоят, со стрелками. Тебе все понятно?

– Как божий день.

– Я на стреме, как всегда, с сумкой. Понятно, да?

– Обижаешь, пахан.

– И я тебя прошу, сынок. Грязные лампочки не бери. Махмуд за них ничего не даст.

– Да я всегда только чистые вывинчиваю.

– Ой не ври.

– Да, пап!

– Ой, не ври мне!

– Ну, ладно, ладно…подумаешь одна на сто.

– Так вот, и одной – не надо. Время только терять. Понимаешь? Заскочил, вывинтил,

сдал на базу. Ферштейн?

– Эйнштейн, папа. Вы у меня никакой не ферштейн, а самый что ни на есть гений воровского дела.

– То-то, лабух. Учись у отца.

 

Сон перед выходом на большую дорогу. Чтобы руки не дрожали.

Это традиция уже. Нельзя нарушать. Удачи не будет.

 

Будильник подпрыгнул. Кот орет. Он ненавидит будильник.

Сумерки. Сумерки богов. Сумерки жирных жратунов. Время крутить лампочки.

 

– Батя!

– А?

– Проснись.

– Да я не сплю. Думаю.

– Я тоже тут подумал.

– О чем?

– У меня заявление, отец.

– Какое еще заявление? Куда, мля?!

Пахан аж подскочил.

– Да никуда. Тебе заявление. Я больше на 30-ти процентах не работаю.

– Ах ты…

Аж задохнулся родитель.

– Сынок…ты не прав.

– А ты прав, да? Одна только нещадная эксплуатация, а платишь – как малому. Половину. Все. Баста.

– Так на мне же семейные расходы.

– Какие, в зад, расходы!? Ты что мне тут лапшу вешаешь, а? Ты что, коммуналку платишь? Ну, ты, папа и индюк!

– Я индюк? Да у меня, может, женщина есть!

– У тебя!

– Да.

– Врешь. И это не семейные расходы. Это другая статья.

– Сынок. Никогда при мне не говори это слово.

– Половина.

– Нет.

– Тогда одалживать будешь сам.

– Это жестоко.

– Жестоко: эксплуатировать детей.

– Нет.

– Да.

– Ладно. Со следующего раза.

– С этого.

– Нет.

– С этого, или пойдешь крутить сам.

– Ладно. Ты вырос, сынок. Хорошо. Половина, так половина.