Татьяна Камянова
Рассказ
![]() На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал
![]()
Первыми, кого я увидела, подъезжая в полуденный час летом 2020 года к прибрежному отелю Коктебеля, были двое мальчишек лет двенадцати, которые бежали за каким-то человеком, крича ему вслед: – Нишолов! Ни-шо-ло-ов! Возьми-и-и мои камни! Камни мои-и возьми-и-и! Человека я не разглядела – он торопливо скрылся за углом, и мальчишки пулей промчались за ним. Нишолов, – подумала я, – какое странное имя! Однако времени на долгие размышления не было, нужно было устраиваться в отеле.
Получив номер на третьем этаже, я вышла на балкон и застыла в изумлении – перед моими глазами открывался фантастический вид на Коктебельский залив, и им можно было любоваться от рассвета до заката все три отведённые на отпуск недели. Вид этот казался по красоте нереальным – это был не вид, это была панорама с горой Кучук-Янышар слева и вулканом Кара-Даг справа, с морем, уходящим в небо, и небом, поднимающимся на беспредельную высоту. Справа и слева у пирсов стояли пришвартованные корабли – стилизованные деревянные шхуны, поочерёдно отправляющиеся в рейсы вдоль берегов Кара-Дага. На пляже было немноголюдно – большинство отдыхающих пережидало небезопасные жаркие часы в прибрежных кафе и ресторанчиках; пара человек плескалась в воде; кто-то арендовал катамаран с натянутым над головой тентом и, резво крутя педалями, удалялся от берега по глади спокойного, переливающегося на солнце лазурного моря. Это не Коктебель, – пронеслось в моей голове, – это Киммерия, волшебная волошинская Киммерия, родина его духа с вневременными пейзажами и вулканом-царём, охраняющим подземное царство с множеством драгоценных камней. Сколько же лет я здесь не была? Двадцать? Тридцать? Да нет же, больше. Первая моя встреча с Коктебелем состоялась в студенческие годы. Помню, как удивлялась я ощущениям, охватившим меня здесь. Это удивление было неосознанным, но ошеломляющим. Оно было своего рода импульсом, открывающим глаза на пока тихо дремавшее во мне бессознательное. Да, тогда, в студенческие годы, я была в Коктебеле, но я ещё не добралась до Киммерии. До Киммерии я добралась позже, в своё второе или третье посещение этого места. Тем временем пляж стал постепенно заполняться людьми, время подходило к четырём, и мне тоже пора было собираться. Прихватив приобретённые где-то в зарубежье тапочки для хождения по гальке, я спустилась по винтовой лестнице и через минуту оказалась на пляже. Как радостно было после московского карантина наблюдать расслабленных, счастливых людей, освободившихся от масок и не думающих о социальной дистанции. Для всех без исключения этот отпуск был необычным – многие наверняка понимали, что это скорее небольшая пауза на фоне полной неопределённости. Тем ценнее было купание в море, солнечные ванны и здоровые местные продукты, то и дело предлагаемые разносчиками на пляже. Неподалёку на набережной наливали пиво и домашнее вино с восстановленных виноградников. Вино казалось или на самом деле было более крепким, чем крымские вина, продающиеся в Москве.
Надо сказать, что отель «Лиана», в котором я поселилась, находился не в самом центре посёлка, если центром по праву считать поэтическую Мекку Коктебеля – дом-музей Волошина, а приблизительно метров на восемьсот восточнее, в новой части, отстроенной в последние десятилетия. Поэтому единственным и безальтернативным для меня решением было в первый же вечер отправиться в гости к поэту. А как же иначе, если в голове снова и снова призывно звучали строки Волошина:
Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
Наспех перекусив, чтобы успеть засветло, я миновала причал «Алма» и неподалёку от него заметила сидящего в одиночестве на лавочке молодого человека. Рядом с ним стояла картонная табличка, а на ней от руки было написано: «Магазин стихов». По инерции я прошла мимо, но вдруг что-то заставило меня остановиться и повернуть назад.
– Извините, – сказала я, подойдя к лавочке, – что означает «Магазин стихов» на вашей табличке? – Пишу стихи на заказ, – сухо ответил молодой человек. В голосе его не было никаких эмоций. – И? – продолжила я. – И продаю их, – нехотя парировал он.
Ну и ну, подумала я. Двадцать первый век, всё на продажу, даже стихи в Коктебеле.
– Хотите заказать? – деловито спросил молодой человек, как если бы предлагал стиральный порошок или хозяйственное мыло. – Да нет, сама умею, – коротко ответила я и хотела было продолжить свой путь, когда случайный собеседник стремительно поднялся и преградил мне дорогу.
Он был небольшого роста, худощавый, со смуглой кожей и немного раскосыми глазами.
– Может, тогда мне поможете? – неожиданно спросил он. – У меня не идёт рифма, и строфа теряет размер.
Я оторопела. Что хочет от меня этот ремесленник, этот недопоэт, который не брезгует торговать поэзией? Но он смотрел на меня взглядом бездомной собаки, и я уступила.
– Давно пишете? – спросила я, присев и ожидая увидеть в его блокноте нечто неудобоваримое. – Да уж несколько лет как. А вы? – Так давно, что не помню. В Интернете выкладываете? – спросила я снова. – Выложу, когда будет мобильник.
Я вздохнула: взгляд бездомной собаки меня не обманул.
– Ну что тут у вас, показывайте, – сказала я. – Дело такое, – начал молодой человек, – здесь пара одна, потомки дворянского рода, заказали мне стихотворение, и вот я пишу, и у меня не идёт рифма к слову «броня», и строфа теряет размер.
Почерк в блокноте был неразборчивым, и я попросила молодого человека прочитать написанные строфы вслух, и, когда он прочитал первую строфу, удивлению моему не было предела – это была настоящая поэзия, одухотворённая, гармоничная по форме и содержанию, без глагольных и нечётких рифм. Вторая строфа оказалась ничуть не хуже, а в конце второй строки третьей строфы было злополучное слово «броня», к которому не находилось ничего подходящего с сохранением заданного размера. И тогда я предложила заменить строку и дала свой вариант. Этот вариант мгновенно лёг в строфу, и вопрос был закрыт.
– Здорово, спасибо, – сказал молодой человек и через секунду спросил: – Много пишете? – Писала бы, если бы в обществе был запрос на поэзию. Но его нет, и теперь становится всё более понятным, почему. – А звать вас как? – спросил молодой человек, и когда я назвала своё имя, аккуратно записал его в блокнот. – А вас как? – Айдар. Айдар Гайнаров. Я из Башкирии, город Ишимбай знаете? – Пожалуй, нет, не знаю. – А что вы скажете о моих стихах? – Скажу, что вы – счастливец, и родились бы лет на сто раньше, сидели бы, наверное, за одним столом с поэтами того времени – Гумилёвым, Брюсовым, Мандельштамом, сёстрами Цветаевыми – со всеми, кого Волошин приглашал в гости в свой Дом-корабль, плывущий вдоль берегов Киммерии, и кого, словно верховный олимпийский бог, посвящал в киммерийцы. Впрочем, вы и так киммериец, время здесь не имеет значения.
Айдар слушал меня с большим вниманием. Как любому поэту, ему была приятна похвала. Под конец лишь спросил: – Что это за Киммерия, о которой вы говорите? Как это понимать? – Как-нибудь в другой раз, – сказала я, поднимаясь. – Думаю, что непременно увидимся. Удачи!
Посмотрев на часы, я поняла, однако, что мой визит в Дом Волошина в тот день отменяется. Было слишком поздно, время работы музея истекало, и приходить под занавес не имело никакого смысла. И я повернула назад, утешая себя тем, что у меня впереди достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. К тому же я чувствовала некоторую усталость с дороги, и, вернувшись в отель, поспешила в постель, даже не распаковав до конца чемодан, и мгновенно заснула.
Проснулась я, когда только начинало светать, и босая вышла на балкон. Открывшийся передо мной панорамный вид Коктебельского залива и его окрестностей снова поразил меня своей красотой и наполненностью. Предрассветное море было спокойно, пара чаек величественно кружила над серебристо-голубой водной гладью, издавая приглушённые звуки, а ясное, бескрайнее небо как будто прислушивалось к крикам чаек. И вот наконец на востоке, над вершиной горы Кучук-Янышар слева от меня появился верхний край солнечного диска, который стал медленно подниматься, и от него потянулись полосы золотистых лучей, бережно заполняя пространство. Постепенно на пляж потянулись люди – любители купаться на рассвете. Сначала появились двое одиноких пожилых мужчин. Быстро скинув одежду, они решительно вошли в воду, довольно холодную в столь ранний час. Их сменила немолодая спортивного вида женщина с мальчиком-подростком, очевидно, сыном. Мальчик, поёживаясь, долго не мог окунуться, но мать настаивала. Вокруг была такая тишина, что с балкона я отчётливо слышала, о чём они говорили.
– Я в твоём возрасте, – поучала мать, – плавала гораздо лучше тебя. Плыви, Дима, плыви!
Мальчик неохотно подчинялся, но видно было, что плавание в прохладной воде не доставляет ему никакого удовольствия. Присмотревшись, я вдруг поняла, что этот Дима – тот самый мальчишка, который встретился мне накануне на набережной, когда я подъезжала к отелю. Тот самый, что вместе с другом бежал за кем-то со странными и оттого запомнившимися мне криками: «Ни-шо-лов! Возьми-и-и мои камни!». Ну и Дима, подумала я, герой! А мама тем временем продолжала гонять сына вправо и влево вдоль берега, словно они были не на море, а в пресноводном бассейне, то и дело покрикивая:
– Опа-опа! Молодец! Опа-опа! Молодец!
Вскоре и они ушли, и на пляже остались только несколько крупных белых чаек, которые горделиво вышагивали по гальке, а затем стремглав поднимались в небо и выписывали круги над пляжем. Тем временем солнце, взошедшее над могилой Волошина, уверенно продолжало свой дневной путь на запад в направлении Кара-Дага, чтобы вечером закатиться за скалы правее спящего вулкана. На безоблачном до того небе появились белоснежные облака причудливых очертаний, которые, к моему удивлению, поплыли прямо навстречу солнцу с запада на восток, всплывая из-за склонов Кара-Дага и словно белым саваном покрывая высеченный ветрами устремлённый в небо профиль Волошина. И мне сразу вспомнились его строки:
И на скале, замкнувшей зыбь залива, Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
Позже, изо дня в день наблюдая картину небесного свода над Коктебельским заливом, я не переставала удивляться естественной, природной и в то же время мистической драматургии, которая разворачивается перед глазами всех посвящённых – поднимающееся над могилой Волошина и движущееся на запад яркое солнце и плывущие ему навстречу разнеженные облака, скрывающиеся за вершиной горы Кучук-Янышар, на которой вот уже 88 лет покоится прах поэта. При жизни Волошин часто поднимался на эту вершину, самую высокую точку в окрестностях Коктебеля, чтобы любоваться неповторимыми пейзажами своей Киммерии. Там же завещал похоронить его, выложив однажды на месте своей будущей могилы крест из разноцветных камней, добытых в подземном царстве Кара-Дага. А ещё он завещал приносить на свою могилу не цветы, а камни – морскую гальку как символ вечности. Дом Волошина, порог которого я всё же на следующий день переступила, совсем не изменился за те годы, что я не была в Коктебеле, как не изменился он с начала прошлого века, когда здесь гостила целая плеяда поэтов – кабинет-каюта со скульптурой египетской принцессы Таиах, многотомная библиотека, художественная мастерская с пейзажами фантастической и легендарной страны Киммерии, аутентичные интерьеры комнат, где почти каждый предмет занимает то место, что и столетие назад. Изменилось только расписание, теперь без экскурсии пускали всего на один час в вечернее время, так что я с радостью заходила сюда снова и снова – посетителей, не охваченных экскурсией, было совсем немного, и ничто не отвлекало от причащения к таинству творческого пути хозяина дома. В один из дней, когда я выходила на набережную из дома Волошина, меня окликнул Айдар.
– Моё стихотворение понравилось тем заказчикам, – радостно выпалил он, и его лицо расплылось в улыбке. – А мою строчку оставили? – поинтересовалась я. – Конечно, – ответил он. – Мне это очень приятно, – сказала я и хотела было попрощаться, когда молодой человек вдруг спросил: – А помните, вы обещали мне рассказать о Киммерии? – Вам сколько лет, Айдар? – спросила я его в ответ. – Мне – двадцать два. – Тогда пора, – сказала я, и мы присели на одну из длинных прямоугольных скамеек, сооружённых под огромной, покрытой розовыми цветами альбицией, между памятником Волошину и его домом. – По сути, – начала я, – более двух тысяч лет назад территория вокруг Кара-Дага была заселена племенем киммерийцев – ираноязычным доскифским кочевым народом. Позже здесь появились скифы, затем греки, сарматы и аланы. Однако тысячи лет назад поселения этих племеён полностью разрушили печенеги. Такова история. Киммерия, таким образом, отождествляется с Восточным Крымом, расположенным между Боспором Киммерийским и горным массивом Демерджи, олицетворяя собой стихию первозданной природы. – Ну, это география, – разочарованно вздохнул Айдар, который до этого слушал меня очень внимательно, – я думал, вы о поэзии, при чём здесь это? – Не торопитесь, – сказала я. – Дело в том, что в мировоззрении и поэтике Волошина его Киммерия – это прежде всего таинственная и легендарная страна в духовном пространстве, растворившемся во времени. А киммерийцы...
Но не успела я закончить фразу, как откуда-то из-за памятника Волошину выскочили те самые двое мальчишек и с криком «Ни-шо-лов! Возьми-и-и мои камни!» стали засыпать Айдара плоской морской галькой. Камни скатывались у него с головы на рубашку и, задевая колени, падали на плиточное покрытие набережной.
– Дима, прекратите! – крикнула я одному из мальчишек, и тот, опешив, что я назвала его по имени, в недоумении остановился. – Они смеются надо мной! – с горечью сказал Айдар, сбрасывая застрявшую в складках рубашки гальку. – Называют «поэтом наоборот» и смеются. – Послушайте, – сказала я мальчишкам, которые почему-то не убежали, а продолжали стоять за спиной Айдара. – Послушайте, – сказала я им, – поэт – это не смешно. Поэт – это красиво! – Красиво? – переспросил меня Дима. – Но этот не похож на поэта, – немного подумав, сказал он, указывая на Айдара. – Вот вы похожи на поэта, а он нет. – Ну не всем же ходить с зелёной гвоздикой в петлице, как Оскар Уайльд, – ответила я ему.
Похоже было, что меня никто не понял, но все рассмеялись. И тогда я сказала:
– А давайте я угощу всех мороженым!
И мы вместе подошли к стоящему неподалёку лотку, и каждый выбрал по своему вкусу – Айдар дынное, Дима шоколадное, друг его Петя ванильное, а я фисташковое. И мы снова сели под цветущую альбицию между памятником Волошину и его домом и стали есть мороженое, и мы были одной командой. Эти трое мальчишек были мне как дети и даже как внуки, но я не чувствовала этого. В тот момент мне, как и им, было двадцать два и двенадцать.
– Мы с Петей, – вдруг нарушил молчание Дима, доедая мороженое, – мы с Петей поднимались на вершину горы Кучук-Янышар. Там могила его, – и он кивнул в сторону стоящего рядом памятника Волошину. – Там всё засыпано галькой с надписями разными. – Это потому, что люди признаются Волошину в любви, – сказал Айдар. – Не только Волошину, но и Коктебелю, который он так любил и который отвечал ему взаимностью, – добавила я. – Вот ведь как он писал:
С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я – душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась По складкам гор, по выгибам холмов.
И мы все повернули головы к Кара-Дагу, чтобы снова, в который раз вобрать глазами постоянно меняющиеся под лучами солнца выступы скал и восхититься картиной его величия. Это наше совместное молчаливое созерцание Кара-Дага прервала обратившаяся ко мне пожилая женщина, с которой я накануне познакомилась в доме Волошина. Я поднялась и отошла в сторону, и мы несколько минут поговорили. А когда я вернулась, Дима сказал:
– Знаете, я завтра уезжаю. Можно мне подарить вам на прощание камень? Только вы сейчас на него не смотрите, посмотрите, когда вернётесь в гостиницу. – Хорошо, – сказала я, – и открыла висящую у меня на плече маленькую голубую сумочку, и Дима смущённо положил туда камень.
Попрощавшись, я повернула к отелю, а потом почему-то обернулась, и когда обернулась, увидела, что мальчишки мирно беседуют с Айдаром и больше не смеются над ним, и не забрасывают его камнями. Любуясь этой картиной на ходу, я споткнулась на небольшой лесенке и чуть не упала, но какой-то мужчина помог мне удержаться. Я поблагодарила его и продолжила свой путь в отель по набережной. Сколько же лет я не была в Коктебеле? – думала я, возвращаясь. Двадцать? Тридцать? Позади были долгие забеги по дальним странам, как будто я боялась не успеть увидеть всё на свете, искупаться во всех морях и океанах, ощутить себя на разных широтах, в разных климатических поясах, с разной энергетикой и с разным духовным наполнением. Что-то подобное я ощущала в немногих местах на планете – в оливковых рощах греческих островов, на атлантическом побережье Марокко, на развалинах Карфагена, в Алее сфинксов Луксора, на пирамидах Теотиуакана в Мексике. Но, похоже, мне, как и Волошину, понадобилось много лет блужданий по разным берегам, чтобы осознать красоту и единственность этого места.
Вернувшись в отель, я достала из сумочки камень, подаренный мне Димой. Это была обычная плоская светло-серая морская галька, ничем не отличающаяся от миллионов других, какие море тысячелетиями выносит на берега Коктебельского залива. Что меня удивило, была не сама галька, а то, что на ней было написано.
А было на ней синим фломастером написано: Я ЛЮБЛЮ КОКТЕБЕЛЬ.
Ну что ж, подумала я, возможно, и для этого мальчишки Коктебель станет родиной духа. И не важно, что излюбленное место русской интеллигенции за те годы, что я не была здесь, превратилось в народный курорт с торговыми рядами и низкосортными развлечениями, магия и очарование его никуда не исчезли, и те, кому это дано, всё равно чувствуют себя причастными к поэтической стихии Киммерии, к её молитвенной древности, к её таинственной и непостижимой красоте.
В последний раз я встретила Айдара-Нишолова, так я его теперь с улыбкой называла про себя, незадолго до своего отъезда.
– Скоро уезжаю, – сказала я. – A вы когда? – Когда будут деньги на обратный билет. – Только если из Коктебеля, – ответила я. – Из Киммерии вам не нужен обратный билет. Из Киммерии вы не уедете никогда.
опубликованные в журнале «Новая Литература» январе 2025 года, оформите подписку или купите номер:
![]()
|
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев 27.12.2024 Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев 17.12.2024 Поздравляю вас, ваш коллектив и читателей вашего издания с наступающим Новым годом и Рождеством! Желаю вам крепкого здоровья, и чтобы в самые трудные моменты жизни вас подхватывала бы волна предновогоднего волшебства, смывала бы все невзгоды и выносила к свершению добрых и неизбежных перемен! Юрий Генч ![]()
![]() |
||||||||||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Скупка ноутбуков выкуп и продажа ноутбуков. . Топ газовых грилей лучшии газовыи гриль реи тинг топ. . Информация точный сайт прогноза погоды здесь. |