Бездуховность: вымысел или реальность?

В последнее время часто приходится слышать разговоры, – то приглушённые, то вопиюще громкие, но полностью ни на миг не утихающие, – о бездуховности. Но что понимаем мы под бездуховностью, и понимаем ли нечто общее, или каждый говорит о своём? И была ли когда-то та самая духовность, с которой сравнивается современная пустота, и на которую ныне указывают нам, тыча пальцем куда-то назад и вверх? И действительно, при первом беглом взоре на современную эпоху, вроде остаётся впечатление, будто чего-то важного не достаёт. Но вот в чём может проявляться то, что можно было бы назвать бездуховностью? Попробуем же поискать симптомов этого недуга в различных сферах жизни и духа современного общества.

Предлагаю начать поиски в сфере разума. Кажется, если и существуют в обществе показатели духовного разложения, то наиболее очевидными они должны быть именно тут. Говорить о высоком развитии мы можем, по-видимому, когда в обществе наблюдается интерес к идеям, к мыслям, когда общество может и любит думать, когда не пытается всеми силами оградить себя от размышлений, избирая путь полегче и попроще, лишь бы не задумываться. Действительно, кажется, раньше в обществе бурлила социально-политическая мысль (все эти философские кружки, идеалисты, марксисты…), был интерес к литературе, увлечённость идеалом. Что ж, на первый взгляд, всего этого сейчас вроде как не видно, и на вопрос, выходящий за рамки обыденности куда-то в сферу целей жизни и прочих отвлечённостей, большинство людей поспешат махнуть рукой и сказать: «ай, у меня и без того проблем достаточно», или «времени нет», или «всё это глупости», с выражением гуманитария, которому предлагают задачу по высшей математике. Но мне лично не приходилось жить в предшествующих веках, а оттого трудно сказать, каким было состояние ума тогдашнего обывателя. Однако кажется очевидным, что далеко не все и даже не большинство населения читало Маркса и Гегеля, но лишь интеллигенция, а большая часть об этом не только не знала, но даже была, несомненно, менее грамотна, чем сегодняшние люди.

И сегодня тоже часть общества составляет интеллигенция, видящая свой интерес в учёности и размышлении, и способная к ним, и есть всё та же большая часть, которая к этому ни склонности, ни интереса не имеет. То есть пропорциональный состав населения (определённая процентная доля для интеллигенции, простого люда и люмпенов), скорее всего, не меняется веками. А значит, о бездуховности в этой сфере – в сфере интеллектуальной, вроде как говорить не приходится: как раньше умных было мало, так и теперь немного, перемена в характере учёности не может служить свидетельством бездуховности. Что ж, оставим пока эту область и поищем в других.

Вот, сфера чувств, или того, что можно условно так назвать, объединяя всё, что не принадлежит к сфере разума. Прежде всего, искусство и религия. Что касается искусства – тут признаки упадка кажутся наиболее очевидными: массовость, вызванная появлением СМИ, и сейчас искусством иногда считают то, что в действительности есть лишь способ зарабатывания денег и именуется как «шоу-бизнес». Действительно, наивно полагать, что рядовой гражданин предпочтёт музей или чтение, скажем, просмотру популярного фильма, а если и выберет чтение, то тоже навряд ли презрит жевательный детектив или роман ради произведения, требующего работы мозга. Однако и тут совершенно неправомерно утверждать, что это есть показатель бездуховности, ведь и в данном случае все объяснимо той же пропорциональностью распределения интеллигенции и массы в обществе, и есть, безусловно, также и те, кто в кино не ходит и не смотрит телевизора.

Продолжая говорить об искусстве, необходимо заметить, что констатировать упадок в стиле тоже было бы весьма большой поспешностью. Утверждать, что беспредметное искусство (скажем, в самом наглядном своем проявлении, таком как «Чёрный квадрат») есть направление, в сравнении с предшествующими очевидно бездуховное, – тоже неверно. Во-первых, должно пройти больше времени для такой оценки, а во-вторых, автор одиозного квадрата всё-таки предлагал свою концепцию, это был поиск нового в искусстве, какое-никакое развитие. А сейчас что-то такое есть? Впрочем, это – вопрос в никуда. Итак, в сфере искусства очевидных оснований для объявления бездуховности тоже оказывается маловато.

А вот в религии ситуация немного иная, и на первый взгляд, вроде более позволяет провозгласить бездуховность. Кажется, раньше действительно веры в обществе было больше. Но когда это – раньше? Ясное дело, не в советское время. Хотя, как знать, может, тогдашние верующие скрывали религиозное чувство куда более глубокое, чем когда-либо, однако, масса, скорее всего, легко поддаваясь мощному влиянию атеистического воспитания, верующей не была. Что происходит сегодня – сказать трудно, я не владею статистическими данными, но современная идеология потребления, кажется, совершенно не направлена на вовлечение человека в эту (духовную) сферу, она затягивает его совсем в другую топь.

Напомню, что, по моему мнению, то, что кажется в вышерассмотренных сферах разума и культуры симптомами духовного вырождения, можно объяснить естественным составом населения (в котором всегда меньшинство составляют, с одной стороны «мозги общества» и творцы, с другой – люмпены, а большинство населения выдающихся способностей не демонстрирует). Таким образом, можно быть спокойным за то, что в каждую эпоху будет опредёленный процент людей мыслящих и обладающих эстетическим чувством, а от остальных не следует требовать ничего исключительного, и по их состоянию констатировать духовный упадок неоправданно. То есть, пропорциональная структура общества служила опровержением бездуховности в тех сферах. Но применим ли этот аргумент для доказательства отсутствия кризиса духовности в сфере религии?

Кажется, статистический подход наименее применим в этой сфере, и сложно сказать, существует ли некая константа, вроде процента «истинно верующих», который сохраняется в любом обществе в любое время. Религия – во многом результат воспитания, то есть, для большей части населения она – нечто вроде хороших манер и правил приличия, которые просто соблюдают, не подвергая рациональной критике, хорошо воспитанные люди. Но всё же, кажется, совсем списывать со счетов структуру общества было бы поспешностью, какая-то закономерность, кажется, существует и здесь. Действительно, истинно, от всей души и по-настоящему верующих, кажется, в любом обществе процент очень мал, и так было всегда – святые отшельники и монахи никогда, вроде, не составляли большинство населения. Значит, то, что их и сейчас мало, не есть повод для паники. Значит, если и стало меньше верующих – то не тех святых людей, но тех, кто верует в силу воспитания и привычки, то есть изменилась система социализации, а не вера как таковая.

Ранее было так принято (если верить истории), что, скажем, в дореволюционной России сам император непременно был человеком религиозным, а церковь была важной сферой жизни. Сегодня же воспитание поменялось, и традиция религиозной социализации была прервана, и кажется, после семидесятилетия атеизма страна ещё находится в процессе религиозного возрождения. Иными словами, если раньше религиозность была чем-то естественным и с детства каждым усвоенным как крепкая привычка, то рядовой представитель нынешнего поколения такой прививки в детстве не получает (его учат, скорее, как заработать, как пользоваться техникой и проч.), поскольку родители, осуществляющие социализацию, были рождены, по большей части, ещё во времена Союза, и едва ли религия является органичным содержанием их сознания. Но и здесь однозначно констатировать вырождение религии и торжество атеизма нельзя. Попробуйте в рождественские дни попасть в храм в большом городе! О, вы поймёте, что желающих сделать это настолько много, что вы и подумать не могли, что во всей стране наберётся столько верующих! И не важно, сколько из них верят по-настоящему, ведь никогда не было такого, чтобы все без исключения верили истинно. В общем, мне кажется, я могу видеть сегодня возрождение религии после долгих лет угнетения, и, не смотря на то, что она зачастую кажется анахронизмом в современном техническом и стремящемся к демократии обществе, люди всё же тянутся и приходят к ней, и это не может не радовать. Я вижу в религиозности что-то настолько органичное и неотъемлемое от русского менталитета, что-то такое светлое, высокое и мощное, в чём выражена вся страдальческая природа нашего народа! Так уж сложилось, что испокон  веков религия – неотъемлемый элемент российского менталитета, и история нашей страны неразрывно переплетена с историей её религиозности, и, наверное, эта память является одним из факторов её сегодняшнего возрождения.

Однако всё же трудно привести религию в соответствие с реальным техническим прогрессом и стремлением России в мировое демократическое сообщество. Есть понятия, друг с другом не совместимые, и вот, кажется, пару таких противоречий составляет русское православие – с одной стороны, и демократия и техницизм – с другой. Несовместимы они потому, что, если провести оба принципа до крайности – окажется, что они основаны на противоположных ценностях: с одной стороны ценности материальные, с другой – духовные. И стране придётся выбирать – либо самобытная и исконная духовная составляющая – православие, либо братство со всеми современными демократиями и соответствующие технически-компьютерные ценности. Я не говорю, что мы должны быть отсталыми и неразвитыми, если хотим сохранить религию, но кажется, что сила наша, пожалуй, как раз в религии и в нашей самобытности, и не стоит так открыто гнаться за мировыми экономическими и идеологическими лидерами, будто нам самим нечего предложить миру! Что мы всё стремимся непременно куда-то включаться, в какое-нибудь сообщество, как подросток, который не может жить без принадлежности к компании? Что мы так радуемся, когда, наконец нас соблаговоляют принять во всё более и более широкие глобальные общности? Радуемся статусу, престижу? Но стоит ли ради того, чтобы некоторые страны посмотрели на нас с чуть большим уважением, предавать свою индивидуальность? Ведь гораздо больше уважения можно заслужить, именно развивая нечто новое, неповторимое, из исконных своих оснований! Китай – тому яркий пример.

Вот что интересно: если верить тому образу, который создала в моём сознании художественная литература, – возникает впечатление, что во времена Империи в России как-то органично сочетались заимствованные из стран Европы светские обычаи, и самая что ни на есть русская религиозность. Дамы, шурша платьями, шитыми по последней заморской моде, и лепеча что-то по-французски, в то же время крестились и ходили в церковь! Как же было возможно совмещение подражательства в огромных масштабах с собственной духовностью? Наверное, есть тому вполне понятные основания, тогда как сегодня такое совмещение кажется невозможным без ущерба для собственной уникальности. Во-первых, тогда всё-таки ещё сильна была привычка, выработанная многими веками непрерывной веры, чего не скажешь о вере сегодняшней –  всё ещё ослабленной и только оправляющейся, которая, едва выкарабкавшись из забвения, тут же получила удар «иностранщиной»… К тому же, всё-таки в те времена религия, кажется, была более важна (чем сегодня) и в тех странах, из которых мы заимствовали обычаи и нравы. И вот, ей было место в системе иностранного, усвоенного нами, мировоззрения. Теперь же место это минимально и практически пусто, и его всё больше занимает новое язычество – боги демократии и техники, глобализации и денег.

Почему-то так получилось, что я люблю свою страну (не знаю, ей Богу, как так вышло). Заметьте, при этом не состою ни в каких политических организациях и пионером не была. Люблю её непонятно за что, а ведь именно такое необъяснимое чувство, любовь ни за что конкретное – пожалуй, самое непредсказуемое, ведь нет для него никаких объективных оснований, чтобы в любой момент можно было напомнить себе, что вот это, мол, моя страна, и люблю я её за то-то и то-то. Вот поскольку таких хотя бы относительных оснований для любви нет – она может в любой момент переродиться в ненависть или в безразличие. Но она может быть и куда сильнее, чем любовь за что-то, ведь любое объективное основание всегда преходяще и изменчиво, так что то самое «ничто», за которое я свою страну люблю, может оказаться чем-то вечным и непреложным! В общем, такое чувство непредсказуемо, как склонность женщины, – может длиться вечно, а может испариться за пару минут…

Так или иначе, а за любимую страну, за красоту её культуры, за глубину, мощь и неповторимость духа мне бывает так ужасно горько, когда вижу презрение к ней со стороны соотечественников! Как часто загораются глаза людей, когда они слышат, что кто-то собирается переезжать куда-нибудь в европы! Такая же точно искра мелькает в глазах человека, который видит авторитет и статус, – это искра глубокой симпатии, умиления, мечтательной зависти и лицеприятия! Русские люди стремятся оторваться от корней, жаждут жить за границей, для них это – искренняя мечта, они стремятся прочь, они желают походить на эдакого «гражданина мира», они всё больше коверкают речь невыносимыми, уродливыми американизмами, которые мы уже воспринимаем как нечто органичное и естественное…

Вот, говорят, мол, импортные ценности разлагают нашу страну (или как-то ещё ей угрожают, в более устрашающих выражениях). Я не могла понять раньше: ну почему сребролюбие, корысть и прагматизм ей угрожают, если мы, говоря честно, всегда любили деньги и в принципе никогда особой честностью не отличались? Что такого в идеологии потребления, что сделает хуже отношение к стране, и может ли быть сильнее любовь к деньгам? А вот недавно поняла, чем губительна идеология потребления именно для нашей страны, как ни для одной другой. И позвольте поделиться с вами своими соображениями.

Россия – страна огромная и многонациональная, и в силу объективных причин в ней нет сытого благоденствия для каждого без исключения, и никогда не было. Ну не такие мы богатые. И вот, если люди полностью последуют за идеалом потребления и возжаждут материального довольства, сытости и комфорта своего организма, если для них это станет первой ценностью, – то ведь они не задумываясь предадут страну рождения и проживания ради любой маленькой богатой сопредельной (или не очень) страны, ради того только, что там эта первейшая потребность точно будет удовлетворена! А то, что это будет чужая земля, другие умы, чувства и традиции, – им уже мало интересно, ведь всё это вторично, а первичен – собственный живот… Вот почему, наверное, материализм для нашей эклектичной (в национальном отношении) страны кажется неприемлемым и даже губительным, и вот почему марксизм как материалистическое течение в ней всё-таки надолго (в исторических масштабах) не утвердился. Вот почему нам нельзя забывать идеалов – иначе страна просто разъедется…

Итак, продолжим теперь на время прерванные поиски бездуховности в российском обществе. В совокупности такие факторы, как ослабление религии, объективные изменения в мире, развитие наук и техники, перемены в системе воспитания, и многое другое, вызывают одно тлетворное явление – упадок нравов и морали. И уж в этой сфере наличие бездуховности кажется неопровержимым. Но вообще-то и в области нравов, если хорошенько присмотреться, мы найдём ли много нового и пагубного? Неужели когда-то люди были более достойны и хороши? Но еще в Библии описаны все основные пороки людей: и тогда не меньше было предательства, лицеприятия, стяжательства, воровства, борьбы за власть… Так ли всё сегодня плохо? Если бы в прошлом был период, в сравнении с которым современность уступала своей моральностью, то – да, было бы плохо. Но нет такого, и не стоит говорить, что человек в чём-то уступает в духовности всем предшествующим поколениям.

Теперь можно попытаться подытожить поиски бездуховности в современной России. Рассмотрели мы сферу разума, искусства, религии, морали, и нигде не найдено объективного и неопровержимого основания для того, чтобы диагностировать бездуховность! Везде возможны оговорки и оправдания. Что же это получается – нет никакой бездуховности, все – выдумка? Или автор этого скромного обзора слишком узко смотрит? Неужели все разговоры о духовном упадке – миф и домыслы, и смутное ощущение пустоты современности – иллюзия?

Ах, если бы! Одна важная сфера осталась как-то в стороне, её и рассмотрим ниже.

Есть одно очень важное новшество у нас, по сравнению с библейскими людьми и предыдущими эпохами. Люди, как известно, в сущности своей не меняются, оставаясь всё теми же, как бы ни менялся мир. Но меняется их образ жизни, отношение к ней. Самое страшное и могущественное новшество (в котором я и усматриваю источник бездуховности) – это средства массовой информации, потому что из средств информации они давно превратились в средство массового внушения, и трудно сказать, были ли когда-нибудь чем-то иным (даже когда первые их создатели и думать не думали ни о каком внушении). И второй источник проблем человеческого духа, как мне кажется, – отрыв от природы, от собственной смерти, которая есть неотъемлемая часть природы.

Современные люди ни в коем случае не глупее своих предшественников в интеллектуальном отношении, и эту проблему я рассмотрела выше. Но они, без сомнения, намного глупее экзистенциально: глупее и легкомысленнее в своём отношении к жизни, вследствие такого же отношения к смерти. Как относится современный средний человек к факту своей смертности? А никак, для него смерти не существует, она всегда происходит с кем-то иным, а у него есть работа, семья, телевизор, да и вообще, слишком много проблем.

Современный горожанин повально инфантилен в своём отношении ко времени: он считает оправданным тратить его на всякую бессмыслицу (просмотр сериалов, перманентный ремонт и проч.), и самое страшное – «убивать время»! Убивать! Собственное время! Которого так ужасно мало даётся каждому из нас, даже если ему отмерено лет сто! Вот в этом легкомыслии и заключается, на мой взгляд, самый явный и страшный симптом современной бездуховности! Я волнуюсь вопросом: всегда ли это было так? Да неужели же? Неужели никогда люди не были более сознательны и ответственны в своём отношении к жизни? С одной стороны, раньше больше времени они вынуждены были отдавать быту (доить корову, косить траву и далее). Но, с другой стороны, сегодня столько же времени (если ещё и не больше) пожирает работа, телевидение, пустое времяпрепровождение! Что-то изменилось? Скорее всего, как ты ни облегчай ежедневный труд человека, а процент времени, отдаваемый на умственное безделие, всегда останется тот же. Это – некая постоянная величина, которую никакой прогресс не отнимет. Раньше она была занята выпасом стада, изготовлением хлеба, прополкой грядки, шитьём, теперь – вот, временем в пути, покупкой одежды и пищи, телевизором…

Мне кажется, если и изменилось что-то в отношении обывателя к своей жизни – то только в худшую сторону: мы забыли о смерти и стали относиться к жизни беспечно. Раньше люди больше умирали от болезней, от войн, на казнях, и смерть была доступна глазам каждого сельского жителя, но теперь медицина развивается, войн и виселиц нет (и слава Богу!), но мы не видим смерти, – она упрятана от наших глаз. Её стремятся не выставлять напоказ, и в большом городе вы её почти никогда не увидите. Вы увидите её в избытке по телевизору и в сводках новостей, но что это будет, как не виртуальность, ведь не склонны же мы воспринимать образ на экране как нечто настоящее! Нет, то, что там мелькает – отдалённо, дистанцированно, чуждо и к нам не относится, ведь мы всегда можем нажатием кнопки эту реальность прекратить!

Кажется, развитие средств массовой информации сделало людей менее сознательными, более беспечными и глупыми. Древние люди, кажется, серьёзнее относились к жизни, о чём свидетельствуют удивительные этические системы древних мудрецов, которые сегодня многие не в силах даже постичь!

По неведению, по наивности верили люди в Бога и во всю эту метафизическую чушь, по неучёности своей, – скажут в возражение мне некоторые, и я буду с ними спорить. Нет, кажется, не по неведению и наивности они интересовались высшими материями, но потому, что видели смерть в своей повседневности, а следовательно, осознавали и свою смертность, и содрогались при этой мысли, а закономерная реакция человека на такое осознание, – это стремление искать высшего, главного, если хотите – спасаться в высших сферах, в высших силах, уповать на разум, на философию, на религию… А теперь в жизни человека смерти нет, и потому ничего помимо тлена его не интересует!

Не потому он не верует и не ищет философии, что стал более разумен и способен к критике всего этого. Помилуйте! Да насколько разумен современный человек?! Он наивен и беспечен, как никогда, и вся его наука – узкопрофессиональный инструмент для обеспечения своих потребительских нужд! Наивность и глупость и не думали ослабевать: как часто современный взрослый сознательный человек верит в духов, в привидения, а порой в такой абсурд, что его можно было бы записать в параноики!

Вот оно где – общее понижение уровня духовности, всё-таки нашлось, увы. В оправдание экзистенциальной безответственности уже не придёт на помощь спасительная статистика и закон о нормальном распределении в обществе, говорящий, что часть населения всегда будет более сознательной, часть – менее. Нет, это касается всех слоёв!

Человеку просто некогда и незачем мыслить о вечном, о чём-то нематериальном, о том, что будет с ним после смерти или о том, что там ничего не будет, и о самой смерти, – обо всём этом вздоре думать не за чем! Его мысль постоянно занята, и когда её не занимает работа и быт, – техника и электроника заступают их место.

Нам не хватает духовного страдания! Не телесного и материального (его-то в избытке, и сегодня люди изматываются на работе и голодают), не морального (хотя, быть может, и его тоже), но духовного – не хватает осознания своей смертности, не хватает мудрости, которая умножает печаль! В нас нет экзистенциальной печали, а потому и мудрости нет! Мы не видим смерти, потому что так сегодня принято и таковы условия нашей жизни. Но мы и не думаем о ней, потому что наш разум постоянно занят чем-то другим. Современным идеалом, кажется, становится беззаботное, бездумное счастье, как радость не ведающих зла детей! Только осознание смерти меняет отношение к жизни на более серьезное, но бежим от него!

Я не буду проповедовать возврат назад к природе, но всё же хотелось бы задуматься вот о чём: сравните труд крестьянина, скажем, обработку земли, или охоту, рыбалку, собирательство, и современный способ обеспечения себя посредством работы. В первом случае, в тишине и близости к природе, мысли человека свободны, он сам вправе наполнять их любым вздором, он волей-неволей что-то в них обдумывает или наблюдает. Во втором случае мысли постоянно заняты какими-то списками, компьютером, телефоном, обслуживанием техники и клиентов, и проч. (я не говорю о работе действительно любимой и интеллектуально сложной, ибо так повезло далеко не большинству). И всё это – под шум, непрекращающееся гудение и треск техники, дребезжание транспорта за окном… какие там мысли! Всё направлено на отвлечение от них!

Но вот – время досуга, отдыха. Как проводят его? В случае, когда у человека ещё не было СМИ, телевидения и радио, – в его мыслях оставался зазор, который и заняли эти средства. Если и отдавал тот человек время досуга алкогольному разгулу, празднику, – то не перманентно, а только по случаю. Но сегодняшнее телевидение – досуг, доступный постоянно, «праздник, который всегда с тобой»! Только нажми на кнопку! Не нужно собутыльника, не нужно повода, – верный друг телевизор в любой момент наполнит твой ум бесплодной умственной жвачкой, чем угодно ненужным и пустым. И человек любит её, он к ней привык, и послушно нажимает на кнопку и вызывает телевизор к жизни, только бы не остаться наедине с головой, которая начнет ещё что-то думать! И вот – появляется вёселый красочный парад, который блестящей вереницей шествует с экрана в самое сознание человека, – и он спокоен, в его голове отныне беспрерывно бултыхаются тонны мусора – сериалы, гнусные сплетни, музычка, прочее и прочее, и нет тишины, нет свободы самому мыслить и наполнять свой ум! Ведь в жизни и без того слишком много проблем, зачем же о них ещё и думать!

Безусловно, я немного утрирую. Существует часть населения, которая телевизор не смотрит, и непреодолимое пристрастие к телевидению – привычка хоть и массовая, но не абсолютная. Некоторые люди даже умеют использовать телевидение как источник информации и фильтровать его. Таких, однако, слишком мало, да и те не свободны от влияния СМИ, и нет человека, выросшего в современности, который был бы чист и свободен от такого тлетворного влияния!

Вот поройтесь в своём сознании, припомните светлые впечатления из детства. У каждого человека воспоминания детства – самые прекрасные, самые дорогие, и всё, что бы мы ни воспринимали в детстве, – прекрасно, даже самая убогая реальность! А теперь задумаемся вот о чём: в жизни любого человека современности с самого рождения присутствует он – телевизор! В каждой квартире, в каждой семье, он есть, и мы привыкаем к нему с самых младых ногтей. И вот, не знаю, как вы, а я, перебирая свои воспоминания, обнаруживаю следующие «прекрасные» идеалы своего детства: мультфильмы (даже не про Чебурашку или Буратино, а про Тома и Джерри, прочих диснеевских персонажей), всевозможные сериалы про инопланетянина Альфа, про девочку, которая может останавливать время, про трёх ведьм; и музыка – Бритни Спирс, Бэкстрит Бойз, не буду перечислять их имён. Стены комнаты увешаны плакатами с милыми американскими актрисами-близнецами из популярной тогда комедии… и даже не хочется продолжать, сколько ещё всякого мусора наполняет моё сознание! Все это составляло мой ежедневный рацион, в бытность мою младшим и старшим школьником! И заметьте – всё это (и в довесок – тысячи иностранных фильмов и рекламных роликов) – переведенные заморские творения! Как же тяжело носить с собой этот груз! И ведь я осознаю, что эта ноша теперь на всю жизнь в моём сознании, я понимаю, как она туда проникла, и даже осознавая это, я уже никогда не смогу освободиться от неё! Я, понимая разумом ложность этих идеалов, тем не менее, чувствую что-то родное и милое в Бритни Спирс, в Томе и Джерри, в американских девочках, которые живут в своих двухэтажных домиках, с большими собаками, под ярким солнцем… о Боже, я их люблю! Да-да, они милы моему сердцу потому, что это – и есть мои впечатления из детства, как бы я ни жаждала их от всей души ненавидеть – не могу!

О, как было бы чище, легче и свободнее моё сознание, если бы вместо всего этого его наполняли леса и горы, море и солнце, добрые любимые люди… всё это было, конечно, но оно так второстепенно по сравнению с Бритни Спирс. Моё сознание, как и сознание любого, даже самого выдающегося человека современности, – навсегда обречено тащить эту ношу, и мы с детства что-то потеряли, усвоив всё это, и стали немного (или намного) проще и грязнее, чем могли бы быть. Может, потому так мила нам демократия и все эти компьютеры, и гамбургеры, и заграницы… И это – только верхушка айсберга, и я прекрасно понимаю, что слишком много чего усвоено такого, что я даже не осознаю, и наверное, никогда не осознаю, что влияет на все мои мысли, чувства и склонности!

И вот, вдобавок к этой изначальной порче, телевидение продолжает воздействие на каждого человека во всю его жизнь, не позволяя ему думать и наполняя его ум чем угодно, кроме собственных мыслей. И мало кому удаётся увидеть его в том страшном свете, в котором предстает он мне, и большинство живёт, любя Бритни Спирс и усугубляя эту любовь постоянно появляющимися новыми кумирами, уже не только заморскими, но и нашими, отечественными, созданными по точному образу и подобию тех – заграничных, и не понимают этого. Таков мой нелестный портрет современного человека.

Вот где спряталась бездуховность в современном обществе. Она зиждется на отчуждении смерти, которое вызывает беспечное отношение к жизни и экзистенциальную тупость, и усугубляется телевидением, которое ни за что не даст задуматься обо всём этом! Телевидение не даст человеку понять, и насколько пагубно оно на него влияет, понять, что вместо того, чтобы развивать свои способности и серьёзно относиться к жизни, время тратится на просмотр и обсуждение сериала и рекламы. По правде сказать, мне неприятны параноидальные лозунги некоторых ораторов, что это, мол, Америка сознательно и целенаправленно подрывает наши духовные устои, что это она во всём виновата. Зачем искать внешнего врага, когда своим легкомыслием мы обязаны не ему, а телевидение давно стало мощной силой, которую сложно контролировать даже той самой Америке?

Мне почему-то кажется, что, если упразднить телевидение – вот совсем взять и запретить, – что-то определённо изменится. Очень многое изменится. Может, сначала к худшему, как если бы у курильщика с восьмидесятилетним стажем отняли сигарету, – но после бунта началась бы новая глава в жизни людей, и быть может, это была бы глава более осмысленного существования. Впрочем, я почти уверена, что сделанного уже никогда не воротить, и мы уже никогда не сможем устранить телевидение из своей жизни, и каждое новое поколение будет приносить в жертву этому страшному идолищу львиную долю самого драгоценного и самого скудного своего сокровища – времени своей жизни.