Dance, Julia, dance!

На чтение потребуется 10 минут | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Иллюстрации Саши Николаенко (заявки на иллюстрирование: newlit@newlit.ru)

 

Купить в журнале за апрель 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

…и был вечер, и мы, обнявшись, сидели у реки, такой большой, что противоположного берега не видно. Только круглая луна повисла низко над горизонтом, бросив на поверхность реки живое воплощение кисти Куинджи.

 

– Жизнь, я люблю тебя, – тихо сказала ты.

– Я люблю тебя, Жизнь! – громко и весело запел я.

– Тсс! – Ты приложила свой пальчик к моим губам, – не ори, дай послушать…

– Ты слышишь, как она течёт?

– Как сама жизнь…

– Ого! Ты научилась слушать реку?

– А ты тоже узнал у реки секрет, что время не существует, да, Жизнь?

Лицо Бинки озарила светлая улыбка.

– Да, – ответила она. – Ты ведь имеешь в виду, что каждое мгновение река находится повсюду – у истока и устья, у водопада, у переправы, на быстрине, в море, в горах, повсюду, каждое мгновение, и что для неё существует лишь настоящее и ни малейшей тени грядущего?

– Верно, – сказал я. – И когда я постиг это, то посмотрел на свою жизнь, и она тоже была рекою, ничего не было, ничего не будет; всё живо здесь и сейчас.

– Почему Жизнь – в русском языке женского рода, а в татарском – мужского?

 

Мы были детьми… Та, с которой сидели у реки и собирались прожить большую жизнь, оставила меня, а я живу, много-много лет живу без неё… Это она называла меня Жизнь, шутя переводя на русский моё имя с тюркского^[1]. Ах, как давно это было!

 

Альбинка Райнгольф была самой маленькой в классе. Да и я не гигант. Сохранилась фотография: мы на уроке физкультуры в строю, и мы с Альбиной стоим где-то в хвосте. В первом классе нас посадили за первую парту. Так мы и просидели рядом четыре года начальной школы. Когда нас куда-нибудь водили, мы шли, взявшись за руки. До сих пор помню её маленькую тёплую ладошку.

Альбинка была девочкой удивительной красоты. Кожа белая-белая, волосы иссиня-чёрные, коса толстенная, тяжёлая… А глаза такие карие, что почти бордовые, цвета перезрелой вишни. Если и бывают в этом возрасте какие-нибудь чувства, то, наверно, у нас с ней была первая любовь. Я понял это сорок лет спустя, когда выросла моя дочь и стала балериной.

Смотрю на пожелтевшую фотографию. У Альбины две косы тяжело лежат на её плечах. За них я её и дёргал.

– Ещё подёргай, – просила она и смеялась. – Мама говорит, если дёргает за косы, значит влюбился. Ты влюбился в меня?

– А ты?

– И я! Только это ничего не значит. Мама говорит, что первая любовь проходит, но не забывается.

– Ты не забудешь меня?

– Не забуду.

– Никогда?

– Никогда! А ты?

– И я.

 

Мы тогда ещё совсем малы были, с нетерпением ждали каникул, и летом тоже не расставались. На песчаном берегу чистой реки мы и пропадали всё лето. И было весело, радостно от звонкой воды и журчащего её смеха. Обычно на ночь мы расходились по домам, но однажды заигравшись, припозднились. Стемнело.

– Нам пора домой, Бинка!

– Ничего не пора. Я сказала маме, что заночую у бабушки. И ты не бойся: она скажет твоей маме, где ты.

И Альбинка повела меня к своей бабушке. Жила Фарида-опа неподалёку от реки на косогоре – до Агидели – с крутой горы сбежать. Она бросила на чистые, крашенные охрой половицы толстый пуховый матрац, подушки и огромное одеяло. Сначала мы дурачились, дрались подушками, пока бабушка на нас не шикнула. Забравшись в чёрное тёплое логово, мы слушали, как вздыхала бабушка, лаяли на улице собаки, как засыпал мир. Всё теснее прижимались друг к другу, ещё не понимая тайны законов этого тяготения.

– Гум, мы делаем что-то нехорошее? – Альбинка жарко дышала мне в ухо и, не дожидаясь моего ответа, – ты меня любишь?

Ах, Альбинка! Я помню! Помню ту сказочную ночь… А нашу реку, она ещё часто будет с нами.

 

Знаменитая танцовщица Башкирского театра оперы и балета, народная артистка СССР Тамара Худайбердина, оттанцевав своё, стала преподавать. Однажды она пришла в нашу школу и отобрала нас с Альбинкой в свою группу. Так мы с одноклассницей стали партнёрами по танцам. Увлечение танцами у нас взаимное, но до Альбины, просто влюблённой в хореографию, мне далеко. Она без умолку говорила только об этом. Как мальчишка, я больше любил футбол, однако, девочка и меня заражала своим восторгом.

– У тебя такой высокий прыжок! – Альбина восхищённо таращила на меня свои огромные глаза, когда я плюхался рядом с ней после упражнений. – Ты качайся! Скорее будь сильным! Я так хочу, чтобы ты подбрасывал меня высоко-высоко!

Особенно нам нравилось выступать. На концертах и смотрах наша пара неизменно вызывала овации, и успех немного кружил нам головы.

Наша преподавательница пришла к нам и сказала маме: «Соня, твоего сына надо отправить учиться в Ленинград, в хореографическое училище имени Вагановой. Он у тебя талантливый». А мама ответила: «Ты с ума сошла? Как я могу отправить маленького ребёнка – одного в Ленинград?».

Пройдёт много лет, я всё равно поеду учиться в Ленинград, правда, не в хореографическое училище, а в университет. Но судьбе будет угодно, чтобы дочь, по моему настоянию, поступила и закончила Академию русского балета имени Вагановой.

 

А тогда нас, конечно, никто таких маленьких в Ленинград не отпустил. А мы продолжали заниматься танцами. И вскоре вообще перестали расставаться надолго. Ходили друг к другу, вместе делали уроки, то у неё, то у нас. По воскресеньям ходили в кино. И однажды, там, в тёмном зале, в первый раз поцеловались.

Из кинотеатра пошли к ней, родителей дома не оказалось. Сидели в большой комнате на диване, слушали музыку и разговаривали. У Альбинки был набор пластинок и радиола «Урал». Она поочерёдно ставила Утёсова, Нечаева, Лемешева, Шульженко. Клавдия Ивановна была у неё любимой.

– Знаешь, я иногда думаю про то, как вырасту, выйду замуж, и сколько детей у меня будет.

Она сидела на диване, поджав под себя ноги, это была её любимая поза, в своей тёмной юбке с голубыми ромбиками и в голубом свитере, который часто был на ней. Он удивительно шел к её волосам цвета синей ночи. А мне она такая нравилась больше всего на свете! И Альбина это чувствовала. Впрочем, вряд ли тогда я мог бы что-то сказать.

– А ты задумывался об этом?

Девочка водила пальчиком по подолу, обводя свои ромбики. Я заворожено следил за её рукой и медленно соображал, что могу ответить. Чтоб в двенадцать лет думать о таких вещах, такое мне и в голову не приходило. Я неопределённо пожал плечами.

– Я думаю иногда, чем бы я стал заниматься, когда вырасту, – сказал я. – Кем я буду? Когда отец брал меня иногда с собой, уезжая далеко в командировку, мне нравилось видеть отца за рулём грузовика, и я мечтал тоже стать шофёром. Но теперь я хотел бы летать… А ведь ты права, взрослые люди женятся! Но я, правда, об этом не думал.

– А я часто об это думаю.

Альбина положила руку на спинку дивана. Я продолжал следить за её рукой.

– И сколько детей ты хочешь иметь?

– Я хочу мальчика и девочку. И чтоб мальчик был старшим и опекал сестрёнку.

– А я один сын в семье. И у меня три сестры. Самая маленькая – Надя, я опекаю её.

– Ей повезло, что у неё есть брат. А у меня только старшая сестра, но мы с ней не очень ладим. У неё свои заботы. Я бы тоже хотела иметь старшего брата.

Альбинка умолкла, приблизила своё лицо.

– Поцелуй меня.

Мы долго целовались. А Клавдия Шульженко пела. Почему-то запомнились слова:

Нет, не потому, что старость подошла,
Я в очках письмо твоё читала.
Просто слишком много слёз пролила,
Слишком часто глаз я не смыкала.

 

Сколько нам было тогда? Лет по двенадцать? Мы, наверно, учились в классе шестом. Не заметил, как стянул с неё свитерок…

Пишешь, что опять
Вернуться хочешь к нам.
Но я уже устала
и ответа не дам.
Сын умеет писать,
он тебе напишет сам.

 

Вдруг она сказала, что могут родители прийти. Мы, отвернувшись друг от друга, быстро оделись и снова сели на диван. Пластинка давно кончилась. Стемнело. Мы сидели в темноте и молчали, переживая то, что только что произошло между нами.

Когда я уходил, Альбинка в дверях обняла меня, поцеловала и сказала: «Спасибо тебе!».

Мне всё вспоминается этот диван в Альбинкином доме, первая сказка, я рассказал ей её на этом диване... Помню, пришёл в воскресенье утром, после долгой разлуки, мы накануне договорились пойти в кино, но Альбина проспала, открыла мне заспанная.

 

Много лет спустя ту же сказку я рассказал своей двенадцатилетней дочери. Только не сказал ей, что сочинил её в 12 лет для одной девочки, которой тоже было двенадцать. Было одно удивительное совпадение, о котором я вспомнил, когда дочь сказала:

– Папа, ты помнишь, что ты мне обещал?

Дочка задала вопрос с зубной щеткой во рту. Получилось:

– Уыпонишстоымнэоисял?

Но я перевёл.

И я вспомнил, как Альбина тоже чистила зубы и тоже сказала:

– Уыпонишстоымнэоисял?

Надо же! Между двумя этими вопросами 45 лет жизни! Моей жизни!

– Помню. Я обещал тебе сказку.

О чём была сказка, которую я рассказал Бинке, а потом дочке, я теперь не помню. Помню только, что, взглянув в окно, увидел двух дворняг. И на ходу сочинил историю о детской мечте. В сущности, все сказки об этом…

 

Сказка закончилась и я очнулся. На диване сидела Альбина в халатике и как девочка в сказке – забыла закрыть рот. Пауза слишком затянулась.

– Ты сам придумал?

– Тебе не понравилось?

– А давно ты это сочинил?

– Только что.

– Не ври!

– Не вру. Посмотри в окно. Видишь двух дворняг? Я про них и рассказал.

Бинка уставилась в окно и надолго замолчала.

– Ты никогда не будешь водителем грузовика, – задумчиво и грустно сказала Альбинка. – И лётчиком не будешь.

– Почему?

– Потому что ты будешь писателем и скоро навсегда уедешь из нашего города.

– А ты поедешь со мной и станешь великой балериной. Но сначала мы будем учиться в Ленинграде. Я – в университете, а ты в хореографическом училище… И затмишь славу Галины Улановой! А я, так и быть, буду писателем. Бинка! Из нас получится отличная пара!

 

 

А потом она заболела… Альбинка! Милая Бинка!

Она выходила сначала со мной в коридор, в голубом халатике, с растерянной улыбкой. Вернее, потерянной…

Однажды я пришёл к ней в больницу, и Альбинка сказала, что хочет со мной погулять. Я потеплее укутал её и повёл на улицу. Было начало апреля, весна, солнышко ласковое, небо синее. Альбинка взяла меня под руку, и мы медленно побрели по аллее.

– Как хорошо! Спасибо тебе за эту прогулку.

Но вскоре она устала, мы присели на скамейку.

– Ненавижу больницу, – сказала. – И чего мои меня здесь держат? Ясно же: моя песенка спета! Лучше бы дома провести последние дни…

– Перестань, Бин, ты поправишься!

– Вот и ты туда же! Гум, давай не будем об этом… Я же лучше знаю. Мне недолго осталось. Не хочу тратить последние силы на ненужные слова. Помолчи! Я важное хочу сказать тебе. Посмотри на меня!

Худенькая, маленькая ручка Альбинки слабо сжала мою ладонь. Она помолчала. Огромные глаза – а кроме них и не было ничего – распахнуто и жадно смотрели на меня. Будто хотели запомнить или… я не знаю, как выразить это.

– Гум, послушай, только не перебивай, ладно?.. Я много думала о тебе. Ты помнишь ту ночь? Ну, у бабушки?

– Помню! Как её можно забыть, Бинка?

– И я помню! И как ты был нежен, и как целовал… Это было мимолётно, по-детски, я понимаю… Но другой такой ночи у меня уже не будет, Гум, понимаешь! Никогда!

Бинка плакала. Слёзы градом текли по щекам, но она их не замечала, говорила всё быстрее, словно боясь не успеть сказать.

– Вот и выходит, что ты у меня – единственный мужчина… Не смейся, это правда!

– Я и не смеюсь. И ты у меня единственная! У меня такого ни с кем не было…

– Будет, Гума, будет. У тебя ещё все будет впереди! И любовь настоящая, и счастье! Вся жизнь впереди! Интересная, большая! И у тебя будут дети… Я знаю, у тебя будут чудесные дети. Хорошие! У тебя будет Жизнь! Слышишь, Жизнь, у тебя будет жизнь!.. А у меня её не будет, понимаешь? И я хочу, я прошу тебя… нет, я умоляю: помни меня! Пожалуйста! Как... как свою первую женщину.

– Альбинка, милая! – но ком застрял в горле, говорить не мог, просто обнял её и заплакал.

– Нет, ты пообещай! Поклянись, что не забудешь меня!

– Клянусь! – тихо сказал.

– Спасибо! Это важно, понимаешь? Важно для меня. Мне так будет легче уходить… Я буду думать, что проживаю жизнь рядом с тобой. А теперь поцелуй меня.

Я неловко поцеловал девочку, она порывисто обняла меня, прижалась всем тельцем и долго сидела прижавшись.

– Ну, всё! Я устала, хочу лечь. Отведи меня…

Потом уже не вставала. И таяла, таяла… Оставались только глаза – огромные, на бледном исхудавшем лице, глаза цвета зрелой вишни, пылающие жаждой жить… Лейкемия. Так называлась та болезнь. И сколько врачи ни бьются, а найти средство противоядия ей не могут.

Сколько мне было? Четырнадцать? Пятнадцать?

Пройдёт шесть лет, я женюсь, и всё пойдет, как предсказывала Альбинка.

 

Дочка нам с мамой приготовила роскошный подарок: мы сидим в артистической ложе и ждём мировую премьеру великого испанского хореографа Начо Дуато. Наша Юля занята в спектакле. Накануне премьеры на репетиции она сильно ушибла ногу. Ей сделали обезболивающие уколы, а Начо строго сказал: «Dance, Julia, dance!». И дочка танцевала! Великолепно! А я смотрел на Юльку и вдруг увидел в ней Альбинку, маленькую, хрупкую, танцующую подружку детства…

– Танцуй, Юлия, танцуй, милая! – Ком в горле мешал мне шептать эти слова молитвы. – Танцуй, родная, во имя себя, своего счастья, во имя нас, любящих тебя, во имя той девочки, которая так хотела жить, так мечтала танцевать! Танцуй, дочь! Ты в себе воплотила все наши несбывшиеся надежды и мечты! Живи, долго живи и радуй людей своим даром, даром вселенской любви!

 

 

 

 

Май 2014 г. Санкт-Петербург – Павловск

 

 

---

 

[1] Гомер – сущ. жизнь (тат).

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение апреля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.