Медуза

* * *

 

 

 

Часть 1

 

Пело майское солнце весёлую звонкую песню,

И звучало кифарой бурливое тёплое море.

В хороводе кружилась природа, шепча заклинанье

От коварных вражьих наветов и чёрного сглаза.

Поутру в семье двух божеств народились прекрасные дочки.

Три созданья беспечных, красивых и лучезарных.

Три божественных девы, крикливых комочка

С голубыми небесного цвета глазами.

Строгий Форкий отец их – хтонический демон,

Повелитель штормов и бурного моря правитель,

Увидав это чудо, воскликнул: «Возрадуйся, Кето!

Ничего не видел я в этой жизни прекрасней!

Хоть и сам я способен творить чудеса, но они – лишь

Вьюн-трава под ногами на фоне цветения розы».

Улыбнулась прекрасноланитная Кето хитрой улыбкой.

«Что ж, отец, ждут подарков три крохотных чуда.

Вынимай из мешка даров твоих сказочных гроздья

И рассыпь их к ногам этих сладких маленьких бестий».

Помрачнел строгий Форкий, и тёмные очи нахмурил.

«Что могу подарить я потомкам последних титанов?

Мало будет богатств кораблей всех, потопленных нами,

Мало неба, моря, земли и огромного мира

Мало. Я для них приготовил нечто иное,

Но лишь два поцелуя бессмертья могу даровать им.

Олимпийские боги заведуют ныне бессмертьем.

Знать, кому-то смертных удел судьбой уготовлен,

Но, клянусь, красою своей она будет подобна богиням Олимпа.

Так решай, мать, кому какой из подарков».

«Сфено первой, затем Эвриала на свет народилась,

Поцелуй их, даруя бессмертье и силу.

А Медуза пусть будет прекрасней богинь на Олимпе,

Чтоб они захлебнулись от зависти собственным ядом».

Так дочь Геи и Понта решила судьбу своих дочек.

Годы быстро неслись в беспечных дней колесницах.

Расцветая, росли три сестры, не ведая горя,

В тёплом море смывая с себя похотливые взгляды

И завистниц коварных шёпот и тайные речи.

Средь сестёр красотой неземной выделялась Медуза.

Мрамор белого тела её восхищал всех прохожих,

И волос златокудрых ручей ослеплял, словно солнце.

Звонкий смех разносился, как пение птиц по округе.

О её красоте уж поэты песни слагали,

Женихи табунами ходили следом за нею.

Но служила Афине юная дева усердно,

Непорочной и чистой для всех на земле оставаясь,

Красотою своей вызывая лишь зависть богини.

Возмущалась прекрасноланитная Кето. И Форкий

Говорил о коварстве свирепых богов Олимпийцев.

Жаль, не слышит юность родительских мудрых советов,

Лишь сжигает себя, мотыльком на огонь прилетая.

Годы шли, в неравном бою пали Кето и Форкий,

Посейдон стал властителем водной стихии.

Он решил соблазнить златокудрую деву Медузу,

Предлагая себя и богатства бескрайнего моря.

Но отвергла его притязанья на близость Медуза,

Оттолкнув похотливого бога, в храм удалилась.

И просила слёзно защиты, к Афине взывая.

Равнодушного камня ей холод молчаньем ответил.

Превратившись в огромную чёрную птицу,

Повелитель морской, лютой местью и страстью пылая,

Повалил на алтарь, словно куклу, несчастную деву,

И смеясь над небесной её красотой надругался,

Осквернив непорочной богини Афины святыню.

Гнев богини, не знающей жалости к людям,

Был поистине грозен и страшен.

Так когда-то Арахну она в паука превратила,

Ослепила Тересия и убила подругу Палладу,

Впала в ярость безумную мудрая дочь громовержца,

Увидав осквернение храма смертной и богом.

 

 

Часть 2

 

В храм влетела сова и на жертвенник села.

Извиваясь, змея поднялась по холодному камню,

Свой язык шипя выпускала наружу,

Словно перед броском в предвкушении жертвы.

Тишина задрожала вдруг тонким бокалом,

И упала на камни, калёным стеклом разлетевшись.

В храм вошла бессмертная дочь громовержца

В медных латах, в шлеме с гребнем высоким,

Гладкий, будто зеркало, щит свой крепко сжимая.

Грозен богини был лик и помыслы страшны.

Не с Посейдона спросить собиралась – с несчастной Медузы –

За осквернение храма бессмертной богини.

«Ты презренная дщерь презренных титанов,

Клеврет козлоногим сатирам и пьяным вакханкам.

Как посмела ты в доме моём величавом,

Придаваться утехам грязным с богом бессмертным?

Иль не ведаешь страха ты в сердце блудливом,

Иль тебя опоили вином Дионисовы слуги?

Иль же ты возгордилась своей красотою,

Равной бессмертным богиням себя почитая?»

Молча, главою поникнув, стояла Медуза,

Жаркие слёзы обиды душу терзали.

«Я не нарушила клятвы, данной при храме, –

Тихо рекла, убоявшись гнева Афины.

– Никто, ни бессмертный, ни смертный меня не коснулся,

Пока повелитель морей Посейдон не напился,

Словно из жертвенной чаши, телом невинным.

Был он сначала любезен, сулил мне богатства,

Речи елейные в ход пускал обольститель.

Молвил, что я красотою равна Афродите,

Станешь бессмертной, рёк, если будешь со мною.

Но оттолкнула его притязанья пустые,

В храм удалилась, моля тебя, о Паллада,

Что б поразила копьём ты своим столь презренного бога

И заступилась за жрицы твоей поруганье».

Ей отвечала смеясь дочь громовержца Афина:

«Ты соблазнила его красотой и распутством,

Ныне же просишь, что б я с Посейдоном сразилась?

Что ж ты сама за себя не вступилась во брани,

Ровня во всём самой Афродите?»

«Я Афродите не ровня, я смертная дева.

Как отобьюсь, ни медных когтей, ни клыков не имея?

Тело моё не покрыто блестящей прочной бронёю,

Робок мой взор, и члены мои слишком мягки».

«Что ж, – громыхнула мудрая дева Паллада, –

Отныне дарую тебе и то и другое:

Медные острые когти, клыки как у вепря,

Нежное тело твоё заблестит чешуёю,

Не пробиваемой острым копьём, ни стрелой.

Змеи покроют главу твою кудрями яда,

Чтобы никто их властной рукой никогда не коснулся.

А если надумает вновь Посейдон хитроумный

Птицей покрыть твоё тело, как сделал однажды,

Крылья златые позволят сразиться с ним в небе.

Взор же твой ясный вмиг обратит его в камень.

Впрочем, как всё остальное живое в округе».

Воплем истошным наполнился храм светлоокой,

Мудрой и гневной, бессмертной Афины Паллады.

Пала от боли на землю прекрасная дева Медуза,

Корчась в муках ужасных, стеная и плача.

Лопнула нежная кожа, как ветхое платье,

И сквозь прорехи полезли мощные крылья.

Звякнули когти, из камня огонь высекая,

Вздыбясь, шипя, извивались волос ядовитые змеи.

Всё чешуей, как коростой, покрылось нежное тело.

Жёлтые вепря клыки потеснили красивые зубы.

Кровь затопила глаз синевы небесные выси,

Вспыхнул огонь в них, в камень всё превращая.

Вскрикнула гулко сова и, крылья расправив, вспорхнула.

В час назначенный свой змея уползла меж каменьев.

Пуст и печален был храм, как иссохший колодец,

Наполненный мертвенным светом полночным.

В бездне этого мрачного ада, на каменном ложе

Распростёрлось чудовище с сердцем кротким Медузы

И убийственным взглядом жаждущей мести Горгоны.

 

 

Часть 3

 

Там, где солнце усталое спать опускается в море,

Где ни птиц, ни животных найти не представится случай,

В полдень Гелиос пагубный зной насылает на остров,

Ночью лютую стужу несёт Борей седовласый.

Средь безмолвных камней, в одиночестве жутком,

Где и эхо сокрылось от мест этих гиблых,

Поселилось чудовище дикого, страшного вида,

На границе миров сна и яви, жизни и смерти.

Побывало немало на острове том отважных героев,

Ратоборцев бесстрашных, дельцов и пиратов,

Всех мастей воров, фортуне дары приносящих,

Помышлявших втайне о поисках лёгкой добычи.

Но богиня удачи, страшась, стороной тот остров обходит,

Оставляя один на один всех дерзнувших на подвиг

Добывать себе славу в битве с Медузой Горгоной.

Ни один из попавших на остров не смог возвратиться обратно.

Участь страшная всех их постигла: Горгона

Превратила в камень бесславных мужей, иных разорвала клыками,

Напитав утробу свою тёплой кровью и мясом.

И повергнув последнего в камень, так рекла молчаливым героям:

«Не могу, не хочу убивать вас, статуй мрачных мне больше не надо.

Я устала жить защищаясь, порази меня громом Кронион,

Добровольно отправлюсь я в тартар, чтоб не видеть белого света,

Чтоб не быть мне убийцей живого, и не пить человеческой крови,

И не есть человечьего мяса.

Не желаю я славы посмертной, чтоб пугали мной отроков юных,

Чтобы в ужасе все трепетали, слыша имя медузы Горгоны».

Не ответил ей Тучегонитель, утруждая себя понапрасну.

На камнях лежала медуза, ожидая забвенья и смерти,

Ненавистен ей был мир живущих, в царство мрачное бога Аида

Собиралась она поскорее.

Вдруг заслышав несмелую поступь, шебуршанье в камнях молчаливых,

Зашипели медузовы змеи, встали дыбом, почуяв добычу.

Поднялась, села наземь Горгона, золотые крылья расправив,

Смертоносный, печальный свой взор устремив в океана пучину.

«Кто ты, путник? Здесь нет ни еды, ни богатства.

Что ты делаешь в этом богами оставленном месте?»

«Я Персей, – ответствовал юноша храбрый, –

Зевса сын, пришёл, чтоб лишить тебя жизни».

«Чем и как ты собрался предать меня смерти?

Моя кожа броня, без прорех, и надёжней, чем медные латы».

«Бог Гермес даровал острый серп адамантовой стали,

Пред таким, он сказал, любая броня разойдётся.

Как колосья серп беспрепятственно косит,

Так твоя голова без труда отделится от тела».

«Не боишься ли ты моего смертоносного взгляда?» –

Равнодушно Медуза, смотря в океан, вопрошала.

«Гладкий щит мне Афина вручила и наказала,

чтобы я смотрел на тебя лишь в его отраженье».

Усмехнулось печально чудовище, вспомнив былое,

Свои светлые кудри, венок из душистой лаванды,

Как играли они три сестры средь цветов на поляне,

Как плескались в водах прозрачного тёплого понта.

И проклятье богини ей вспомнилось в каменном храме.

«Что ж ты медлишь, храбрый Персей, долгожданный мой погубитель?

Сын Кронида, отца всех бессмертных и смертных,

Подходи и убей Гермеса серпом Медузу Горгону.

Конь крылатый бьётся во мне и желает скорее наружу».

Сделав пару робких шагов, Персей-ратоборец

Споткнулся о камень, упал, но тут же поднялся.

Размахнувшись, ударил серпом, смотря в щита отраженье,

Но лишь высек столб искр из стоящего рядом камня.

«Ничего. В отражении всегда всё иначе», –

Усмехнулась печально его змееносная жертва.

Закричал раздражённый Персей:

«Отчего ты сидишь безучастно, не летаешь, не бьёшься со мною?

Иль в душе своей чёрной замышляешь какое коварство?

Может, думаешь смерть никогда не коснётся тебя своим жалом?»

«Что болтать понапрасну, делай, что должен, посланник Афины, сын Зевса.

Смерти я не страшусь, я боюсь не её, а бессмертья.

При рождении сим даром меня обделили,

Но мне кажется, это вовсе не дар, а проклятье.

Что назначил злой рок мне судьбы моей испытанье.

Меч Гермеса решит твои лишь проблемы.

Мне ж, я знаю, в веках достанется слава иная.

Так руби поскорее, руби же, не медли, я могу передумать. Тогда

И боги тебе не помогут, ни Гермес, ни Афина, ни Зевс Вседержитель.

Ни моя, а твоя голова отделится от тела навеки».

Хищным ястребом острый меч серповидный взметнулся,

Отразились в стали его лучи заходящего солнца.

И скатилась к героя ногам голова змеевласой Горгоны,

Тело пало на камни, и с первыми каплями крови

Отлетела душа белогривым крылатым Пегасом

Чистым, гордым, в небе ясном сверкающим чудом.

 

 

P. S.

 

Прозрачен и тих лучезарный понт, гонит борей облака.

Кровью Медузы, как горы, встают кораллы с самого дна.

Скачет Персей на крылатом коне, бьёт его пятками в бок,

А из мешка на покатом плече капают капли в песок.

Кровь, разрывая жёлтую сыпь, ползёт извиваясь, шипя,

И аспидов сонм по пустыне кишит, смерть на чешуйках неся.

Смерть спит в пустых стеклянных глазах отрубленной головы.

И снятся ей каменных душ острова и статуй немые сады.

И вечности мало испить до конца чашу проклятья богов,

Бессмертье, стрелой пронзая века, пугает взглядом врагов.

И кроткая девочка на песке чертит медузы лик,

И словно бы кровь проступает во мгле и слышен полночный крик.

И море шипит ядовитой змеёй, пеной застряв в волосах.

И звёзды далёких созвездий горят у девочки на щеках.

 

 

 

22.06.2024

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» июле 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: