Невзошедшее солнце

 

 

 

1

 

 Белая стена и окно в полстены. А за окном сломя голову бежит поле. Вот такой у меня дом. А домашние у меня странные. В доме сидят – стены да окна – а в пальто все и шапках, со мной не говорят, а посмотришь – хмурятся да отворачиваются, будто чужие. В книги смотрят да в газеты. А ведь дома же мы! Вот стена, вот окно, а за окном поле бежит.

 

 

2

 

 Окна – глаза домов. Узкие, вытянутые, круглые от удивления, квадратные. Узкие, со зрачком посередине. Какие разные глаза у домов. В хмурый осенний день и когда дождь. И тучи сгустились вокруг домов, слетелись как стая воронья, висят, кружатся над домами. А дома испуганно глядят. А может, окна – это глаза людей, которые близко-близко подошли к домам и смотрят внутрь: а что там? Потом ушли, а глаза так и остались.

 

 

3

 

 Лампа за шторами как луна в ночном небе плывет. Квартирная луна плывет себе из квартиры в квартиру, да по всему дому, изредка показываясь в просветах-окнах – за шторами. Проплывает квартиру за квартирой, а как дом кончится – так и поплывет по небу луной.

 

 

4

 

 В метро лампы – узкая коробка через весь потолок. Пусть бы свет через нее свободно тек. Но нет, через равные промежутки перемычки стоят, обручи, чтобы не перетекал свет свободно от светильника к светильнику. А вот какие перемычки на людях стоят? Нет доступа друг к другу, нет и общения. Если бы свет одного человека свободно доходил до других… Но нет – хочешь света – добывай его сам, от других не получишь. И сам не отдашь, твой свет от зеркального обруча отразится, что на каждом человеке есть. Светят люди в даль, в пустоту, не на ближних своих.

 

 

5

 

 Сам человек никогда не выздоровеет, нужно, чтобы кто в глаза ему посмотрел, да слово ласковое сказал. И тогда хоть день темный, а свет на человека прольется, и на душе его легко-легко станет, словно воздушный шар да груз сбросили – в небо и взмыл. Да не низкое, темное, – в небо синее, просторное, с чисто белыми облаками пушистыми.

 

 

6

 

 У дерева ветки – как руки протянутые вслед кому-то, словно дерево удержать кого хочет. – Не уходи, – просит.

 Женщина руки простирает вслед милому, что навек ее покидает. Только руки, а вслед – и шагу не ступит. Застыла неподвижная, как то дерево у дороги.

 Дорога – ковер раскатали, да вдаль пустили, катится и катится себе, а дерево так и стоит неподвижное, безответное, только свои ветки все тянет вслед кому-то…

 

 

7

 

 Пламя дрожит как от озноба. – Огонь простудился, сейчас погаснет. Ночь зябкая, огню холодно, вот он и дрожит. Других грел, а самого кто согреет, если холодно? Мгла ночная, и никого вокруг.

 Дрожит, бьется в ознобе больное пламя, огонек полуугасший.

 

 

8

 

 Идешь по улице, а навстречу и мимо люди несутся. Каждый появляется на мгновение и исчезает. – По небу спичкой чиркнули, мелькнул огонек и погас. – Как метеоры падучие люди вокруг.

 

 

9

 

 Трубку телефонную на улице сжимаешь, будто горло чье… Или руку тебе протянутую.

 Специально висят. Утешение. – На, пожми, легче станет.

 Сжимают, аж костяшки побелели. – «Не один я, вот у меня друг есть». Трубка телефонная.

 

 

10

 

 И горело ясное и чистое в ночи пламя костра его. Так горело пламя, что жар его обжигал ближних, и те шажком-шажком пятились от него. Пятились – туда, где гнилушки горят холодным пламенем.

 

 

11

 

 Окна в вагонах метро – траурные портреты с черной каемкой – для каждого!

 

 

12

 

 Столбики железные стоят как солдаты, что во фрунт вытянулись, и руки по швам.

 А деревья, хоть и неподвижные, а никогда во фрунт не стоят – живые же. Хоть и на месте, а не замерли. Неподвижные, а в движении.

 У столбиков руки с телом слились, и живот подобрали, – так и стоят у меня во дворе вечные солдаты, едят глазами невидимое начальство.

 Стоят там, где раньше деревья росли.

 

 

13

 

 Дерево – растет, все выше становится, чтобы поближе стать к Солнцу. Стремится к нему изо всех сил, аж на цыпочки привстало, словно девушка к своему желанному тянется.

 Так и мы всю жизнь тянемся, стремимся к мечте своей.

 А до мечты как дереву до Солнца.

 

 

14

 

 Лоскутья кожи на спинках сидений. – Это парни сдирали ее своими когтями.

 

 

15

 

 Одуванчик смотрится в небо-зеркало, и видит свое отражение – солнце. Так много цветков одуванчиков, а отражение на всех одно.

 

 

16

 

 Небо – это стекло от часов голубое, краями к земле приставленное.

 

 

17

 

 А еще разлохматившаяся девушка, из речки вышла и головой встряхнула. – Вот что такое зеленая листва. У березок. – Вышла из воды, голову наклонила, а волосы пушистые-пушистые.

 

 

18

 

 Небо – малинник. Густые заросли малины (весной, без листьев), где красноватые прутья сливаются в закатное небо.

 Просто там вдали растет малинник. Это и есть небо.

 

 

19

 

 Народы – разводят, и как вагоны на рельсах по разным путям пускают. И нет, чтобы вместе по одному пути им ехать, – только по разным дозволяют; или пускают навстречу друг другу – в лоб.

 

 

20

 

 Воротник – зверек вокруг шеи обернувшийся. Словно рука недосжатая вокруг шеи хозяйки. Дама шубу распахивает, ворот раздвигает, – ох и душно! Душит он ее, зверек убитый, да недодушит никак.

 

 

21

 

 Каменные дома, стоя, прощаются с солнцем. Долго смотрят ему вслед, высокие, прямые. И глаз не прикрывают. Давно уже закатилось солнце, не видно его, а дома все стоят, не уходят.

 

 

22

 

 Снег – это съежившаяся от холода вода. Собралась вместе, чтобы теплее было. Словно котенок с белой шерсткой в клубок свернулся. Теплее так.

 

 

23

 

 Солнце приручили и повесили на шнурке, сделали комнатным солнышком.

 Человека в четыре стены замкнули, и сказали – дом это твой – квартира. Потолок – небо твое. Солнце – лампочка. А что над головой кто-то топает, так это не домовой, а сосед твой. Калиточки нет – плита бетонная, потому и не видно.

 Не солнце – а лампочка.

 Не мир светлый – а квартира.

 

 

24

 

 Развилка дерева – не вилка, а двоеперстие. Высоко поднятое. Береза-староверка.

 

 

25

 

 Деревья ладошки-листья вперед выставили – у солнца милостыню просят.

 

 

26

 

 Не часы, а браслет от наручников – оковы железные – на каждом из нас. И тюремщиков не надо – сами на себя каждый день их одеваем и защелкиваем. А на ночь снимаем, на ночь двери квартир – двери тюремные – накрепко запираются, наглухо захлопываются.

 Не от воров спасаемся – это мы себя запираем.

 

 

27

 

 Лампочка – головка лысая, как у маленького ребенка рожденного. И глазки еще не открыл.

 

 

28

 

 Шуба старая, мех вытертый, будто белым песком посыпан, – или в лунном свете всегда, даже когда день светлый и небо синее. Чтобы ни случилось – на нее светит луна. Ни на кого больше – только на шубу старую, обтрепанную.

 

 

29

 

 Деревья все бегут и бегут куда-то. Все им на месте не стоится. Суматошные.

 Только не видим тот бег. А бегут! А потому что они бегут друг другом, деревьями, – каждое дерево есть продолжение другого. Дереву, чтобы шаг ступить, нужно отдать от себя семечко пророщенное. Дерево шагает семенами. Казалось, на месте стоит, а через год на шаг передвинулось, взросло росточком тоненьким.

 И люди, тоже, каждый продолжение другого. И рождение ребенка, тоже, наверно, шаг. Только вот куда идет дорога, по которой шагаем, никому не ведомо. Да и есть ли она вообще дорога? Может, на месте кружим, без цели, без толку?

 А дети рождаются – люди идут, шагают, как те деревья, как все на земле. – Потому что интересней идти, чем на месте стоять.

 

 

30

 

 Закат в вагоне метро, лампочка тусклая – солнце еле светит, потому и стена – небо зеленоватого цвета – солнце заходит.

 Солнце заходит – прямо в вагоне метро, а чуть дальше, за окном, уже ночь, темень кромешная – там солнце зашло.

 

 

31

 

 У неба – синие глаза и белые волосы пушистые, непричесанные.

 

 

32

 

 Черное к черному не пристанет. Оно к белому, чистому льнет, нравится оно ему, подружиться хочет. – На белый снег садятся кусочки сажи. А в лицо летит ком грязи.

 

 

33

 

 Стригут всех под одну гребенку, что волосы, что мысли. Подравнивают – кого спереди, кого сбоку. Блестят приглаженные волосы, к голове прижатые, и ни одной волосиночки наособинку, по отдельности, ни одного волоска непослушного – все лежат придавленные. И блестят – не волосы, а рыбья чешуя.

 

 

34

 

 Кучка домиков под небом низким. А в небе облака темные клубятся, набухают, словно злость их распирает. Вот-вот извергнут сотни молний синих, изломанных, на домики малые.

 Перед грозой молчание глубокое, притихло все. И в огромном пространстве только те домики и стоят, друг к другу испуганно прижавшись. Рядом никого – одна равнина пустая, жесткой и низкой травой поросшая.

 Сжались дома испуганно – головы в плечи втянули – пониже бы стать, с землей слиться совсем. Друг к другу приткнулись, друг у друга защиты ищут. Больше не у кого. Одни стоят домики под темным небом, злостью набухающим.

 Крылечки у домиков низкие, заборов нет. Прижмутся друг к другу, глаза закроют, и нет темного неба, что как коршун-стервятник над ними повисло, когти-молнии вытянув.

 Еврейское местечко перед войной.

 

 

35

 

 Волосы у людей промежуточных тонов, а вот таких, чтобы только черные или светлые – очень мало. Каштановые, русые, шатеновые. Черных иссиня или совсем светлых почти нет – как и людей: только злых или только добрых – все больше какие-то промежуточные.

 

 

36

 

 Музыкант, в переходе, у стены плиточной, кладет шапку – плати. Перед тем как петь. А иначе не станут слушать. – Бесплатное – бесполезное. А платить – значит удовольствие.

 

 

37

 

 Роза – это изящная головка королевы. Только уж очень она тоненькая, королева, – стебелек зеленый. Потому и тоненькая, что – Королева.

 

 

38

 

 Облака – это горы, что проплывают над нами, выщербленные ветром. Высоко – потому что горы. Плывут, на месте не стоят. Облака – это бродячие горы.

 Не сидится им на месте. Нигде не прописаны. Вот и гоняет их ветер с места на место.

 А тучи – это бомжи со щетиной, облака со стажем. Побродят вот так бесприютно – станут хмурыми, злыми и обрастут щетиной.

 

 

39

 

 Тень – это наш конвоир. Навсегда приставленный.

 

 

40

 

 Жгут его изнутри раскаленные угли, от боли сам себя не помнит, а в него, знай, подкидывают уголь – все больней и больней делают, и тогда паровоз взвоет дико гудком, и побежит куда глаза глядят, не ведая, что и дорогу ему подготовили – рельсы железные. По ним и побежит, думая от боли избавиться, а его изнутри прижигают и прижигают угольком – не коняга, не сдохнет. Несется по рельсам, обезумевший от боли паровоз, а к нему уже вагоны прицеплены. Люди едут.

 

 

41

 

 Глаза, как рот приоткрытый, на тебе захлопнуться готовы.

 

 

42

 

 Бабочки разноцветные – окна ночных домов. Распяленный гербарий висит ночью на улицах. Бабочка, проткнутая иголкой, – вот что такое окно квартиры.

 

 

43

 

 Змеиные головы фонарей нагнулись над улицей. Над тобой змеи с плоскими головами. Ядом изливаются – светом желто-красным.

 

 

44

 

 Человек смотрит на другого человека и видит свое отражение, только не совсем похожее оно. Словно в кривое зеркало смотришься.

 Каждый человек для другого – зеркало кривое.

 

 

45

 

 Окно – стенка аквариума, вставленного в дом.

 

 

46

 

 Снег – это маска земли, что скалится безжизненной улыбкой. Раз в году, зимой, надевает земля эту маску для какого-то маскарада неведомого. И до самой весны не снимает.

 

 

47

 

 Фонари – тьму разгоняют, что как туча мошкары вьется вокруг них. Сомкнуться не дают, словно руками ее раздвигают – тьму ночную.

 

 

48

 

 Колокол – опрокинутая чашечка цветка, било – это пестик. А семена его – звуки.

 

 

49

 

 Электричка в Москву и обратно, изо дня в день, из года в год. За окном словно кто кинопленку прокручивает, вперед да назад. Дома, столбы, деревья – неизменные. Изо дня в день, из года в год. А если что и меняется – так это пленка от времени стареет.

 

 

50

 

 Трава – это шерсть земли. Земля, как медведица, густой шерстью обросла, травой да деревьями.

 

 

51

 

 Темные верхушки сосен. А небо над ними светлеет. Там серые облака, но они негустые и в широких разводьях между ними бело. Все светлее и светлее становится, словно белый лед тает на реке. Вот на что похож белый свет.

 

 

52

 

 Беда – тонкая, прозрачная, идет по улице, спотыкаясь. Беда – ей всегда плохо. А пожалеть некому. Стороной обходят. Как люди друг друга. Каждый человек для другого – Беда.

 

 

53

 

 Вот где холодный свет – в окнах этих, что желтым огнем полыхают. Не свет костра, что в холодной ночи согреет – окно квартиры светится.

 

 

54

 

 По вокзалу шла девушка, помахивая белой сумкой на длинном ремешке – не все же так ее носить, захотела помахала, захотела на плечо повесила. А сумка вперед отлетит и назад вернется, как собачка привязанная.

 Люди косятся – «Размахалась! А заденешь кого?» – «Так она не кусается, она у меня не злая». – «Кто не злая? Сумка что ли? Разыгралась… Все им игрушечки. Перестань махать! Людей заденешь». – «Так пусто же – нет никого, и вас нет, я – одна!» – «Как одна?!»

 А девушка не слушала, шла себе по мокрому асфальту вокзала, ни на кого не глядя, чуть задержалась у расписания, и пошла дальше, беззаботно помахивая рукой. И сумка, как послушная собака, летела за своей хозяйкой, то вперед, то назад забегая.

 

 

55

 

 Крышки на фонарях как шлемы солдат. Стоят вдоль улиц ландскнехты высокие. Так и идем меж двух рядов солдат-фонарей. А они нас сверху хлещут лучами-шпицрутенами.

 

 

56

 

 Волшебник в красной мантии распахнутой – вот что такое огонь. В полный рост стоит, попирая ветки наваленные. Чем больше их, тем выше становится. И все-все в черный пепел обращает.

 Стоит, полы плаща красного раскрыв, словно все поглотить хочет, весь мир в себя вобрать.

 Все Огня боятся, стороной обходят, только человек рядышком примостился, да, знай себе, ветки ему подкладывает. Живые еще. Подбросит и ладони поближе подставляет – «Погреться, значит».

 

 

57

 

 Освещенные окна – это картинки в ночь выставленные. Ночная картинная галерея – окна домов.

 Погасили свет и потухла картина, растаяла в воздухе. Краски выцвели.

 

 

58

 

 Речь взрослых привязана к предметам неизменного, устоявшегося быта. В ней нет раскрытия мира, ожидания, как у молодых.

 Их ожидание – как закатное небо зимой темно-красное. Над белым снежным полем.

 Быстро тускнеющий день в красном мареве. И это марево обещает надежду – после, на предстоящее.

 День умирает, свет кончается.

 Но – надежда.

 И кажется – что-то очень хорошее ждет впереди.

 

 

59

 

 Окно голубое как экран телевизора. А может, это кусочек неба проглядывает? Загляни в окно чужой квартиры. Там и ночью видно голубое небо.

 А из другого окна льется желтый свет. Загляни туда и увидишь солнце.

 На улице ночь, а у них еще день не кончился. И солнце не зашло.

 

 Что за волшебник прячет небо за своим окном? Ночью.

 А в метро Октябрьское небо спрятали за железными воротами.

 

 

60

 

 Звезды, точечки голубенькие, они далеко; они словно искорки от фейерверка, замершего в небе. Звездное небо – это небо, усыпанное искорками от фейерверка. Замерли искорки и удивленно смотрят вниз. Засмотрелись на что-то.

 

 

61

 

 Как пушистые волосы девушки ореолом вокруг головы – дальний свет фонаря.

 Круг света вокруг фонаря действительно как ореол. Фонари – святые? Свет людям дают. Тьму разгоняют. Самые настоящие святые, подвижники. И стоят они на каждом углу – прибиты к высокому столбу, как к кресту.

 А кто-то сказал: из-за вас я звезд не вижу. Светлее стало, а звезды ушли. Бывало, погаснет дневной свет и на небе появятся, проступят голубые светлячки-звезды. Далеко-далеко было видно.

 А когда фонари, небо темное, как экран потухший. В небе света не стало. Весь он теперь – от фонарей; людям под ноги льется, дорогу освещает, чтобы домой шли без задержки. И попусту на звезды не глазели.

 Ночью – фонари, а днем звезды заслоняет один большой фонарь – Солнце.

 

 

62

 

 Чтобы плодоносить завязям надо вверх, к солнцу приподняться, чуть-чуть. Деревья возносят их, вздымают руки-ветви, словно младенца бережно в ладонях держат. И показывают всем – вот он.

 

 

63

 

 Ночь – это женщина в черном плаще, которым всю землю накрывает, весь свет им заслоняет. Темно становится, лишь сквозь дырки в плаще звезды видны. Дырявый у женщины плащ, поистерся от времени.

 Но вот светлеть начинает – это ее плащ, как одеяло со спящего, потихоньку с нас соскальзывает, и наконец совсем сползает. Светло стало.

 Ушла женщина-ночь, со своим плащом черным, сквозь который сверкают прорехи-звезды.

 

 

64

 

 Столбики руки-перекладины вперед протянули, друг о друга опираются. Потому и стоят, потому и держатся. Людям бы так…

 А ты посмотри: столбики потому друг на друга опираются – что близко они, рядом стоят. Люди – далеко. Сколько руку не тяни – не дотянешься.

 Стоят столбики, в землю врытые, друг на друга опираются, каждый другого поддерживает. Людей никто близ друг друга не ставит – вот они и бродят поодиночке. Всяк сам за себя.

 

 

65

 

 Сводчатый потолок в переходе метро – полукругом, как небо, а из-за горизонта, края свода, пробивается свет (светильники там), как свет невзошедшего солнца. Утро в метро наступает и никак не наступит. Будто солнце восходит, и из-за края неба уже виден его свет. А само все никак не появляется.

 Так и идут люди каждый день, освещенные невзошедшим солнцем.

 

 

66

 

 Как росток землю прорывает, так и солнце прорывает небо. Каждый день.

 И о солнце и о растениях даже говорят одинаково. – «Взошли хлеба». – «Солнышко взошло!» Взошло – значит выросло.

 Солнце каждый день на небе вырастает.

 

 

67

 

 Летом земля загорелая. Тепло, солнце яркое, вот она и загорела.

 А зимой она беленькая. Хорошенькая.

 А на небе румянец выступил – от мороза да ветра студеного.

 

 

68

 

 Дети на улице. Взрослые – дома. В помещении, на работе.

Без света, без воздуха. Целый день. Так положено.

 Стоило жить, чтобы света белого не видеть?

 Дети на улице, ты – в помещении.

 

 

69

 

 Небо – нежно-розовое. Как сакура.

 Цветущее дерево, листва полнеба заняла. Розовые лепестки ветки закрывают. Поэтому их и не видно.

 Расцветает в морозные дни.

 

 

70

 

 Все деревья в белых лепестках. Расцвели в декабрьские морозы. А чуть потеплеет, весь цвет стечет вниз. Или сдуется ветром на землю. И плодов не останется. Таково декабрьское цветение.

 

 

71

 

 Зима – это кошка. Пушистая, белая, расстелилась по всей земле, а кусочки шерсти и на деревьях оставила, пока там лазила.

 

 

72

 

 Гаражи сбились кучкой, приткнулись друг к другу, как стайка воробьев. Если б их хозяева так же… Но нет, сердце гаража – машина – каждая поодиночке стоит.

 Сердце, а не стучит. В каждом гараже спрятано мертвое сердце человека – его машина. Как Кощей прятал свое сердце в сундуке, так и люди прячут свои сердца в гараже.

 Не человек с человеком рядышком, а сундуки, ларцы с мертвыми сердцами бок о бок стоят.

 

 

73

 

 Молния в мучительном изгибе, судороге. Ударяя, бьет о землю. Как любовь-страсть – порыв молнии к земле. Ничем не остановишь. Любое препятствие сметет. Лишь стремление – дотянуться до любимого, слиться с ним.

 

 

74

 

 Темные провалы окон – рты с выбитыми зубами.

 

 

75

 

 Не дом многоэтажный, а столб фонарный. Не квартиры, а фонари. Просто на одном столбе подвешены. И каждый вечер свет зажигают. Как и положено фонарям.

 Не квартира у тебя, а фонарь. В нем ты и живешь – фонарный человечек.

 

 

76

 

 Ночь снимет черную сорочку и откроет белое тело – день.

 

 

77

 

 Облака – это пух одуванчиков, что ветром сбивается в кучи-облака и поднимается высоко в небо. Лето ушло, осень уже, а одуванчики все летают по небу.

 А темные тучи – это промокший пух одуванчиков, вобравший в себя влагу, дождь серый.

 

 

78

 

 У берез белые лица спрятаны за волосами – зеленой листвой.

 

 

79

 

 Снег – это побелевшее лицо земли.

 Побелела земля от холода.

 

 

80

 

 Звезда похожа на ежа с крохотными иголками. Множество крохотных ежиков висят в небе. Руки-иголочки друг к другу тянут. Тянут, а ближе не становятся.

 Как взгляды людей друг на друга – только взглянем и мимо проходим. Ближе – нельзя.

 Люди – как звезды одинокие в небе ночном.

 

 

81

 

 Крохотный камешек на пальцах женщины. Как капелька воды. Выдавлена из перстня. Появилась и смотрит удивленно, как ребенок.

 

 

82

 

 Труба – это длинная сигаретина в губах земли.

 

 

83

 

 Звезды – это пчелы, разбросанные по небу. Дотронься – ужалит.

 А звездная туманность – пчелиный рой.

 Солнце – это улей, куда звезды днем слетаются.

 

 

84

 

 Столбы с проводами, как рабы связанные. Идут цепочкой.

 По всем дорогам бредут вереницы столбов, неведомо куда угоняемых.

 

 

85

 

 Лед на окне, стекло заледенело – это мороз в комнату лапку просунул, а назад выдернуть не может. Вот она и осталась.

 

 

86

 

 Балконы – подбородки домов.

 

 

87

 

 Облако закрыло луну, словно кошка ее лапой накрыла. Черной.

 

 

88

 

 Ветки елей – это ресницы. Длинные-длинные. А когда снег с ветвей падает – это они его смаргивают.

 

 

89

 

 Одинокое окно ночью – как желтый глаз немигающий. Вглядывается в ночь и не смаргивает.

 

 

90

 

Огоньки

 

 Повсюду – лишь гнилушек свет. Ничего настоящего.

 Да гнилушек свет, да обманный свет, но исчезни он – ведь совсем темно, ни намека, ни искорки. Черная ночь крыла ворона.

 А так надежда, ожидание. Среди холода болотного огонек вдали. Может, настоящее? Стынут руки на ветру – вдруг согреются? И идешь к нему, надеешься.

 Пусть обман, когда дойдешь, и холодный свет гнилушки. – Хоть на час, а верили.

 А погаси все обманные огоньки, раздави все трухлявые гнилушки – темень сплошная останется. И надежды никакой. Не на кого.

 Почему в мире не осталось настоящих огоньков?