Кто живёт у тебя под кроватью

 

 

 

С некоторых пор Иван Иванович стал подозревать вокруг себя неладное. Что-то происходило совсем рядом, но вот что – этого Иван Иваныч никак не мог определить наверняка. Наконец он понял – из холодильника непостижимым образом стали пропадать сосиски! Вместо них кто-то оставлял яйца, крупные, похожие на гусиные. Это было так странно и удивительно, что в конце концов Иван Иваныч решился устроить засаду на кухне и три ночи подряд просидел скрючившись в узком пространстве между газовой плитой и тумбочкой из нержавеющей стали.

Четвертая ночь ожидания принесла свои плоды. В спальне послышалось едва уловимое движение, затем быстрые шажки по паркету: ближе, ближе…скрипнула дверь… Яркий свет вырвался из раскрытого холодильника, и Иван Иваныч увидел…пингвина! Самого обыкновенного, в черном фраке из перьев. Птица деловито тянула из холодильника сосиски. Набрав достаточное количество, она развернулась и задом стала заползать вовнутрь, желая, видимо, снести яйцо. В свете из раскрытой дверцы холодильника Иван Иваныч оказался с ней лицом к лицу. Их взгляды встретились. Пингвин вздрогнул, уронил яйцо и понесся прочь по коридору, поспешно набирая скорость. Иван Иванович бросился вслед за ним.

Уже в спальне он успел заметить, как пингвиньи красные лапы и хвост мелькнули под кровать. Туда Иван Иванович не полез, с детства он испытывал непреодолимый мистический ужас перед этим местом.

Утром, чуть свет, он отправился в зоопарк. Там лохматый сотрудник орнитологического отделения выхватил яйцо у него из рук и, успев только крикнуть: «Пингвинье!» – скрылся за дверью с надписью «ЛАБОРАТОРИЯ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»

Через полчаса дверь снова отворилась.

– Неоплодотворенное, – не скрывая грусти сказал лохматый сотрудник. – Больше нет?

– Нету, – ответил Иван Иванович и пошел домой.

 

С тех пор он больше не устраивал засад, а только чаще стал покупать сосиски в гастрономе напротив. Иногда сквозь сон ему слышались быстрые шлепки по паркету, а яичница из пингвиньих яиц нравилась все больше и больше.

Но однажды Иван Иванович вдруг сделался директором банка, и тотчас же у него завелся свой собственный психоаналитик.

– Так, так, – возбужденно потирая руки сказал он, – пингвин, говорите, в холодильнике?

– Нет, он живет у меня под кроватью, а из холодильника только таскает сосиски.

– А яйца, говорите, оставляет?

– Угу, – ответил Иван Иванович. Как раз в этот момент он завтракал яичницей.

– Так, сосиски, яйца…пингвин под кроватью…н-да, налицо все признаки застарелого невроза, вызванного ярко выраженным эдиповым комплексом. В раннем детстве вы ревновали свою мать к отцу…

– Но у меня не было отца!

– Да? Впрочем неважно. Значит эдипов комплекс усугубляется у вас еще и нарциссовым – вы ревновали мать к самому себе!

– Правда? Я что-то ничего такого не припоминаю!

– А вы и не можете этого помнить. Невроз как раз и вызван тем, что вы вытеснили все за пределы своего сознания.

– И что же мне теперь делать?

– Я думаю, для начала вам необходимо залезть под кровать, прямо сейчас!

– Это еще зачем?

– Объясняю. Как только вы собственными глазами увидите, что никакого пингвина там нет – а его там нет, уверяю вас! – мы сможем перейти к следующей фазе лечения, когда станут явными самые глубинные, потаенные причины невроза, и вы освободитесь от преследующей вас навязчивой идеи.

– Я не полезу под кровать! Ни за что!

– Но поймите, это же совершенно необходимо!

– Там действительно живет пингвин! Откуда же, по-вашему, у меня в холодильнике берутся яйца? Я носил их в зоопарк, они – пингвиньи!

– Вы, разумеется, купили их, скорее всего в том же зоопарке, а потом вытеснили это из своего сознания, подстроив, таким образом, реальность под свои фантазии.

 

– Да? – Иван Иванович задумался.

– Ладно, будь по-вашему. Может быть, я действительно ревную пингвиниху к самому себе, а сосиски таскаю по ночам из-за эдипова комплекса, и лопаю их под кроватью, потому что вытеснил все за пределы сознания…Ладно, в конце концов, я ничего не теряю. Идемте, только, чур, вы лезете первым!

– Договорились. Ну, смелее!

Они вползли под кровать.

– Ну, и что теперь?

– Вперед и только вперед! Мы должны раз и навсегда прояснить ситуацию. На опыте, так сказать, убедиться, что здесь нет и никогда не было никаких пингвинов!

– А не слишком ли долго мы ползем? По-моему, давно уже должна быть стенка.

– Пожалуй. Кстати, у вас удивительно холодный пол, я и не замечал раньше. Такое ощущение, что это лед. Кажется, я отморозил руку!

Что-то сверкнуло. Иван Иванович остановился и посмотрел вверх. Там высоко-высоко в черном небе переливалось разными цветами северное сияние…

Психоаналитик тоже поднял голову, да так и остался стоять на четвереньках, ошарашенный открывшимся зрелищем.

Подул ветер, и земля под ногами стала слегка покачиваться.

– Мы на льдине, – констатировал Иван Иванович, – и нас уносит ветром. Какой же я был молодец в детстве, что боялся лазить под кровать!

– Под кроватью не бывает льдин,– жалобно проскулил психоаналитик.

– Да оглянитесь же вокруг! Разве вы не видите, мы – в Антарктиде!

Тут льдина качнулась сильнее и на ее краю появилась фигура какого-то зверя. В свете вспышек северного сияния они разглядели белого медведя.

– Вот видите, – радостно заявил психоаналитик, – мы не в Антарктиде! В Антарктиде не бывает белых медведей!

– Ясное дело, мы же у меня под кроватью!

– Боже, боже мой! – психоаналитик схватился за голову и побежал по льдине прочь. Раздался плеск.

– Че плеснуло-то? – спросил подошедший медведь. В лапах он держал мокрые красные плавки, которые деловито отжимал.

– Человек за бортом! – Иван Иванович неопределенно махнул рукой.

– Спасем! – медведь натянул плавки и побежал в указанном направлении. Льдина качнулась, снова раздался плеск, на этот раз куда более сильный.

 

Иван Иванович остался один. Он потихоньку дрейфовал куда-то в темноту, медленно замерзая. Глаза слипались, ему все больше хотелось спать.

И тут, сквозь заиндевелые ресницы, увидал он вдали огни. Все яснее обрисовывался корпус парусного судна, и скоро уже можно было прочитать название на его борту – «Фрам».

Сверху бросили трап, и Иван Иванович поднялся на палубу. В кубрике ярко горел свет, играл граммофон, и под его музыку лихо отплясывали одетые в матросские воротнички пингвины со своими пингвинихами. Здесь же присутствовали давешний медведь, успевший сменить плавки на пижаму из розовой фланели и психоаналитик. Закутанный в толстенное ватное одеяло он держал в руке кружку со спиртом, время от времени прикладываясь к ней.

Ивану Ивановичу тоже дали кружку, такую же жестяную и мятую, и сосиску, явно из гастронома напротив.

– Ты, Иваныч, будь как дома, отогревайся, – подал голос медведь, – а потом мы тебя назад отправим. Видишь, вон кровать в углу, к полу привинченная? Лезь под нее, и мигом дома будешь!

– А я ник-куда не пойду! – влез в разговор психоаналитик.

– Ник-куда! У них тут – спирта полный трюм! Ха-ха…

– Тогда счастливо оставаться, – не медля ни секунды, Иван Иванович полез под кровать. Все помахали ему вслед: кто лапой, кто крылом, кто кружкой со спиртом. Уже дома, лежа возле кровати на ковре, Иван Иванович заметил, что все еще сжимает в руке сосиску.

Так и живет себе Иван Иваныч, ходит в гастроном, покупает сосиски, собирает в холодильнике пингвиньи яйца. Все у него хорошо, вот только иногда вылезают из-под кровати вконец заросшие, опухшие психоаналитики!