Безумец

Он опять стоял у мусорного бака и, шаря в нём палкой с заострённым наконечником, смотрел не на мусор, а на догорающий закат в конце широкого и длинного городского проспекта. Но как будто вовсе не видел ни закат, ни вереницы машин, несмотря на вечерний час всё так же спешивших по своим делам, а думал о чём-то своём, очень важном.

Мне показалось: я уже видел его здесь, почти в самом центре чадящего, большого, хронически больного и медленно вымирающего города.

– «Его большую, благородную, великолепную отчизну какой-то скучный шут погубил ради красного словца, и это он простить не мог»1. В.В. Набоков, «Бритва» , – вдруг негромко, чётко, но без театральной патетики произнёс этот старик в длинном драповом пальто. И, покосившись на полную луну, уже набравшую свежести от спустившегося с октябрьского неба морозца, добавил ещё тише:

– И я простить не могу. Впрочем, кому до этого дело?

Точное, слово в слово, цитирование Набокова и пронзительный взгляд голубых глаз поразили меня, и я, остановившись на обычной своей вечерней прогулке с собакой возле мусорных баков, не смог просто пройти мимо необычного старца, чтобы внимательно не рассмотреть его. Остановившись, как бы ожидая завершения обычного собачьего туалета, я искоса рассмотрел незнакомца, отметив для себя немало интересного.

Он, вероятно, был очень красив в молодости, если даже теперь морщинистая старость не принуждала отводить взгляд от аристократического лица, обаяние правильных черт которого ещё более усиливалось орлиными бровями и пышной седой шевелюрой. В нём, уцелевшем каким-то невероятным чудом, явственно чувствовалась гордая порода почти полностью изведённых, разогнанных, массово расстрелянных дворян, и возможно, высокий, исхудавший и нищий потомок древних родов был бы легко узнаваем в чертах фамильных портретов иных старинных особняков, если бы сохранились дворцы эти с портретами.

– «Прости меня! – вдруг воскликнул он, обратившись к помрачневшему небу, – милосердный, серый ангел, ответь же мне, помоги, скажи мне, что спасёт мою страну?» 2. В.В. Набоков, «Слово»

– Из артистов поди, сердешный, – послышался за спиной моей голос старушки, и сама она, подойдя поближе, протянула старцу полбуханки свежего хлеба, поспешив пояснить быстренькой скороговоркой:

– Он ведь из контейнеров не ест, а всё ищет, ищет в них чего-то. А чего он там ищет, кто ж его знает, – добавила добрая бабушка, – а говорит всё складно, красиво. Может, и вправду артист. Говорят, выпустили его из шумашедшего дома. Не опасен, дескать, для обчества. Тихой такой, безобидной... Ходит-бродит себе по городу, вреда никому не делает. У церковки вчерась сидел, его привечали, болезного, потчевали. Только отчего-то долго там не задержался.

Старец низко поклонился бабуле, взял хлеб, положив его в выгоревшую матерчатую сумку, и неожиданно изрёк, глядя на меня в упор:

– «Я знаю, ты тоже тоскуешь... но твоя тоска, по сравнению с моею буйной, ветровой тоской, – лишь ровное дыхание спящего. И подумай только: никого из племени нашего на Руси не осталось. Одни туманом взвились, другие разбрелись по миру. Родные реки печальны...»3. В.В. Набоков, «Нежить»

Он вдруг умолк на полуслове, его глаза заблестели нахлынувшей влагой, а затем две слезинки, как бы соревнуясь, покатились по щёкам его, застывая под порывами обжигающего северного ветра.

Но не ветер этот, а гораздо более свирепый, жестокий холодный поток вдруг охватил всё моё существо, бросил в дрожь, заставив ещё более пристально вглядеться в лицо его и спросить важное:

– Кто ты?

– Кто я? Поймёшь ли? Я хотел объяснить ученикам своим, как прекрасна непостижимая моя страна. Не сумел. Не смог найти сильных слов, говорил о мелком и упустил большое, великое. Как оправдаться мне? Чем вину искупить? И жутко мне теперь от этого так, что не могу найти я покоя. Вот и хожу, думаю и думаю. И куда не пойду, всюду гложет меня мысль острая, как бритва, одна единственная, что не исполнил я своего предназначения. А оттого ни здесь, ни там не будет мне покоя. Кто я? Я и сам теперь этого не знаю.

Глубокий вздох вырвался из груди его, как будто сама больная душа, вырываясь из оболочки, молила о помощи поблескивающие звёзды, равнодушно взирающую с неба Луну, а может, и самого бесконечно могущественного Создателя.

Налетевший ветер бросил на старика кучу жёлтых листьев со старой липы, и один из них, как бы в награду, опустился на седую поникшую голову.

Мне очень хотелось сказать ему что-то доброе. Может быть, попросту соврать, что всё будет хорошо. Он, скорее всего, молча кивнул бы на это, ни за что не поверив словам моим, уловив глубинами подсознания, что в действительности и я, как умный человек, давно уже не жду никакого чуда.

А я так же отчётливо, так же ясно понял: нет, хорошо ему не будет, и сказать старику мне, собственно, нечего.

И лишь улыбнулся ему виновато. Он понял всё и, махнув рукой, побрёл по длинной аллее, подгоняемый дующим в спину северным ветром, который в этот час один во всем мире стал его союзником.