Тех. Анализ

Я с детства знал, «Деньги – это плохо». Плохо их иметь, а ещё хуже их желать. От денег портится характер, супруги разводятся, дети ссорятся с родителями и студенты убивают старушек.

В детстве мы все живем в чудесном мире. Мир моего детства был прекрасен, наверно, именно потому, что деньги в нем не играли никакой роли. Работа, завод, на котором служили родители – вот, что имело значение, а деньги – нет, никакого. Конечно, им платили зарплату, но и зарплата была у всех почти одинаковая. Купить на эти деньги все равно ничего было нельзя, а видеть я их в глаза не видел. Один раз за все мое детство увидел я как-то полтинник под зеркалом в прихожей, схватил его и накормил всех друзей мороженным... То был мой шанс приобщиться к таинству денег, ощутить их вес и покупательную способность, их свойство приносить радость, когда они попадают в щедрые руки. Но вместо этого в памяти моей осталась лишь горечь от того скандала, который устроили предки. Их страх от того, что я взял деньги без спроса, что я мог попасть под их власть, навсегда отпечатался в моей душе и окончательно убедил меня в том, что деньги – зло. В остальном же мое детство было прекрасно и вспоминаю я его, как большое, наполненное солнечным светом пространство. Все же ужасы жизни сконцентрировались для меня в мире, подчиненном власти денег, на Западе. Это был мир, в котором деньги были, а потому-то там происходили страшные вещи. О них я читал в детективах. Все они были порождением западного мира, а в моем мире детективов не писали, для них не было почвы, ну нельзя же, в самом деле, назвать детективами те жалкие милицейские романы, в которых преступник известен вначале книги, а причина, по которой он совершил преступление, в лучшем случае – бытовое пьянство.

Возможно, и даже наверняка, узнай мои родители о сложившемся у меня отношении к деньгам, они бы удивились, но не расстроились и уж никак бы не связали это отношение с тем влиянием, что они оказывали на меня. В конце-то концов, зарплату они получали, и те крохи, что оставались от неё в конце месяца, складывали на сберкнижку. Так же стал поступать и я, когда, следуя течению жизни, предписанному мне партией и правительством, влился в коллектив того же завода, что стал вторым домом для моих родителей. Тоненькая серая книжица с бледно-голубыми листками не вызывала во мне никаких эмоций, а цифры, которые были в ней написаны и вовсе казались мне замысловатым орнаментом. За два года, с тех пор как я стал членом общества любителей сбербанка, эта цифра составила 310 рублей. В конце концов, это было две с лишним моих зарплаты, но что я могу с ними сделать, я не понимал, все мои тогдашние потребности удовлетворялись сполна и без этих цифр. Решить эту задачу я тогда так и не успел, за меня это сделало государство. Оно заморозило мой вклад. Это было странное чувство, чем-то похожее на пробуждение ото сна, не простого, а летаргического, словно ты открыл глаза, а мир вокруг тебя оказался не тем, в котором ты заснул. Мне страшно захотелось моих денег. Первый раз в жизни. Это было как укол, как первый сигнал из будущего, но вскоре жизнь начала меняться с такой быстротой, что сумма, запертая где-то в тайниках сбербанка, перестала что-либо значить. Деньги оставались злом, но я видел: зло ворвалось в мой мир, и от него было некуда деться.

Я бросил завод, я больше не мог там находиться. Деньги оставались злом, но и мир стал злым, а значит, в нем стали нужны деньги, и я сказал себе, что я их заработаю. Ведь я молодой и сильный. На стройке уже тогда, по сравнению с заводом, платили хорошо. Было непросто, даже тяжело, тем более – мне, изнеженному интеллигентному мальчику, но я старался изо всех сил и копил. Я тогда верил, что богатство можно скопить. Вера моя в Сбербанк была подорвана, поэтому копил я наличные. Все шло неплохо, но я не знал тогда, что враг не дремлет, что государство, особенно в России, никогда не оставляет в покое своих граждан. Быть может (я ни в чем теперь не уверен), действия государства были вызваны исключительно благими намерениями, оно воспитывало нас, своих граждан, умению жить в том мире, что ожидал нас за поворотом, но тогда я думал иначе. Мне казалось, что оно ополчилось на меня лично, что я чем-то не оправдал возложенных на меня надежд и теперь меня наказывают. В тот раз возмездие за неведомые мне грехи явилось передо мной в лице товарища Павлова. С тех пор полные люди с прической ежиком вызывают у меня стойкое отвращение. Я ничего не могу поделать, я понимаю, что тем самым я отвернулся от многих приличных людей в моей жизни. Но стоит мне увидеть полные щеки, узенькие глазки и седой ежик волос, как спазмы рвоты сжимают мне желудок. Даже космонавт Леонов вызывает у меня подобные чувства, что же говорить о других?

Государство учило нас плавать, учило, как умело. Оно сталкивало нас в воду и кричало: «Плыви». Мы плыли, выбирались на берег, отряхивались, приходили в себя, а оно снова сталкивало нас в воду, снова и снова. Оно заигралось, было впечатление, что ему стала нравиться эта игра. Выплывут, не выплывут. Государство стояло на берегу, приподняв в готовности ногу и целилось мне в лоб, норовя затолкнуть меня поглубже.

Я понял: это враг.

В очередной раз оказавшись на берегу, я осмотрелся. «Куда крестьянину податься?»

Вокруг отряхивались, подобные мне, нерадивые ученики. В тот раз урок звучал так: «Не храните деньги в чулках». Я понял его. Деньги должны приносить деньги. Это было открытие. Новые горизонты. Мир раздвинулся. Он шептал тебе. Ты тяжело работал, и в чем ты преуспел? Богатство не накопишь. В мире огромное количество людей живет на проценты. Слово «инвестиции» было тогда неведомо, но «проценты» – гремело вовсю.

Кое-кто понял это раньше меня.

Если задуматься – это была война.

Тогда появились первые финансовые компании. Они брали у граждан, испуганных агрессивным поведением родного ранее государства, деньги и возвращали в несколько раз больше. Но я не спешил, я ждал. Мой одноклассник, ничем не примечательный парень, устроился в одну из них директором филиала и расцвел. Его рассказы про то, что они ходят по кассовому помещению по колено в деньгах, а филиалы их вместе с амбициями растут, как грибы после дождя, казались сказками Шахрезады, но оказались правдой. Мы выпивали, и я в лоб спросил его: «Стоит ли вкладывать к ним деньги?»

Он посмотрел на меня пьяными, но жесткими глазами и сказал:

«Вы же евреи – умные ребята, даже не думай».

Тогда я и понял: пора сдаваться, и на следующий день отнес всё, что имел, в «Русский Дом Селенга». Кто он был, этот Селенг, мне было не важно, может быть, даже и он был еврей. Это не имело значения. Я принял решение и не жалел не капли. Я смотрел на этих ребят, я следил за ними глазами охотника и был уверен в себе. Я не учел одного. Сверху, завистливыми глазами на утекающий поток средств смотрело государство. Оно не собиралось отказываться ни от денег, ни от уроков, которые оно то и дело преподносило.

Империя нанесла ответный удар. И мы снова были сброшены в воду. «Шиш тебе, а не денег» – сказал я, отряхиваясь, и пошел в «Инкомбанк». Я не ошибся, я выбрал лучшего, я уже владел анализом. Но жадный и завистливый враг не спал.

Три года власть, как хороший мясник, откармливала коммерческие банки, а потом занесло нож. Дефолта я не пережил. «В конце концов, ты еврей», – сказал я себе, – «зачем удобрять собой землю этого гойского государства… Уж пусть лучше мое тело высохнет в песках Израиля. А эту войну я досмотрю по телевизору».

Я начал с нуля, я мыл посуду, крутил гайки, я врастал в новую почву. Моя первая родина являлась мне в горячечных снах, которые только сумасшедший мог назвать ностальгическими, в виде старухи с косой. Она взмахивала ей всякий раз, когда я приподнимал голову и острие со свистом проносилось над моей головой, иногда срезая кончики волос, и они падали, как спелые колосья.

Мне казалось, что здесь можно жить иначе. Что на обетованной земле все иначе. Так и было. Здесь я узнал, что такое гуманизм.

Израиль предстал передо мной в виде гигантской картофелечистки, что срезает с тебя едва отросшую кожу. Она забирает неглубоко, но регулярно, и не дает тебе зарасти ни кожей, ни жиром, ни, боже упаси, салом.

Грубовато прозвучало. На самом деле все не так страшно. Все как везде: знай свое место и не ходи против ветра, и ты умрешь в старости.

Но я не мог успокоиться. Я искал секрет. В чем он?

Он прост, сказал я себе: каждый хочет выжить, и никому не нужны конкуренты. Все эти годы, что я провел среди братьев, они меня убеждали в том, что я русский. Но, черт возьми, я же помню, что я еврей. Другие народы, глядя на евреев, убеждены, что они умные. Какая ошибка! Столько идиотов, как здесь, я не встречал нигде в мире. Но теперь я знаю тайну. Дело не в уме. Евреи не умнее других, скорее наоборот. Они упрямее других, их упрямство либо граничит с глупостью, либо следствие её самой.

«Каждый еврей – король». Это сказал мне один из открывших тайну ранее меня.

Избранный народ. Может когда-то они в это верили, не уверен. Но нынче, я знаю точно, каждый верит в то, что он, именно он, Моше, Йоси, Яша… – лучше, умнее, талантливее других. И это ничем не вышибить. И я такой, я не сдамся. Я постиг этот секрет своим умом. И теперь осталось дело за малым. Завоевать мир. И я знаю как. Вы слышали такие слова, как биржа, форекс, технический анализ? Ещё нет? Так я и думал… Это мой шанс...

Теперь меня не остановить, государство проиграло, я непобедим.