Ничто не теряется

         «Жизнь – это великое и заманчивое приключение. Мы лишь однажды берем билет на станцию Неизвестность, лишь однажды пересекаем страну, именуемую Жизнью. Мы лишь однажды отправляемся пешком по жизни, омываемые ливнями и палимые солнцем».      
        
                                                          Д.Голсуорси

Лето быстро закончилось. Пытаюсь вспомнить что-нибудь особенное и интересное, и ничего не приходит на память. Пролетело так, что словно и не жил, а просто «завис» как компьютер. Все прошло мимо. Наступила осень. И стояли же еще нежные солнечные деньки, но я и их пропустил. А ведь помню, как любил уходящее тепло и какую-то легкость недолгих дней бабьего лета. Пробуждение наступило только тогда, когда похолодало, небо затянуло чернотой, да так, будто кто-то накрыл город черным колпаком. Это северный ветер принес эту громадину, заслонившую собой солнце и голубое небо. Я спохватился, как человек проспавший представление и с сожалением глядящий на задернутый занавес.

А потом, в одно утро, проснувшись, я услышал негромкую дробь по крыше дома. Я вылез из теплой постели и подошел к окну. Ударяясь в стекло большими каплями, дождь разбивался и непрерывными ручьями стекал вниз. Он шумел в водосточных трубах, барабанил по окнам и заливал погруженный в серость опустевший город. Ветер не переставал носиться между домами, и в считанные дни оборвал всю листву на деревьях и полностью оголил небольшой сад, где я всегда выгуливал собаку. Вот уж, действительно, унылая пора!

Мне исполнилось двадцать два года, и я решил, что наступило время начать жить самостоятельной жизнью, а потому переехал в старую квартиру моих родителей. Теперь я совсем один. Тоска. Хорошо, что пес остался со мной. Родители не хотели отдавать его мне, боясь, что он будет мне в тягость. Но я очень рад, что рядом со мной живое существо. Я впервые ощутил всю тяжесть одиночества и даже пытался разговаривать со «Жгучим» – так зовут моего пса – а он, казалось, все понимал, да только вот ответить не мог.

Все лето я прошабашил и поэтому не смог подготовиться к вступительным экзаменам. Думал, что деньги мне нужнее, чем образование. Да я и не знал, на кого пойти учиться, кем стать. И вообще, не знал, чего я хочу от жизни. Мне казалось, что где-то там, в будущем, все как-то устроится само собой. А пока, на каждый день, у меня была одна задача – придумывать себе занятие, чтобы как-то проводить время, которого девать было некуда. Я увлекся чтением и нашел, что нет лучшего провождения времени, как только с книгой в руках. Я читал все подряд. Три раза в неделю ходил в зал бокса, по выходным выпивал с друзьями, а все остальное время предавался чтению и праздности.

Как-то, в один из таких дней, я вышел на улицу прогулять Жгучего. Моросил колкий мелкий дождь, и мне поскорее хотелось вернуться домой. Когда мы уже возвращались к своему подъезду и проходили мимо автостоянки, навстречу нам из соседнего подъезда выбежали двое мальчишек, сыновья известного в нашем районе коммерсанта Бадри Урсулова. Мальчишки подбежали к Жгучему и стали его гладить и трепать за уши. Я никогда не беспокоился в таких случаях, так как все дети в нашем дворе знали Жгучего и любили с ним играть. А мой взрослый пес только и рад был тому, и казалось, понимал, что это дети и им позволено все. Через минуту из подъезда вышел сам Бадри, тучный, с полысевшей головой, в длинном кожаном плаще. Мы стояли возле его новенького «Мерса». Бадри подошел к нам и поздоровался. Знакомы мы были давно, я как-то пару месяцев работал охранником в его ночном магазине. Он осторожно, с опаской погладил Жгучего, и, открыв заднюю дверцу машины, велел мальчишкам садиться. Черноголовые пацанята тут же послушались и, помахав руками Жгучему, погрузились в «Мерс». Бадри хлопнул за ними дверью, подошел ко мне и спросил, не хочу ли я немного поработать. Летом он купил новый дом в соседнем районе и не успел построить гараж для машины. В доме сейчас заканчивают делать евроремонт, и через месяц он планирует переехать. Я немного подумал и спросил, какую работу я должен буду делать, и сколько он мне заплатит.

– Ну, ты как будто бы меня не знаешь! – с акцентом и протяжно выговорил он, имея ввиду деньги. Он всегда старался вести себя как крутой. Мол, у него везде все схвачено и деньги он платит всем своим работягам самые большие. Хотя весь бизнес его состоял в том, что он владел круглосуточной палаткой, где самым ходовым товаром был алкоголь, да еще была точка на авторынке, где он торговал запчастями.

– Да Бадри, я знаю. Делать-то что нужно будет? – спросил его я, чувствуя, что скоро промокну до нитки, и поэтому говорил быстро и всем видом показывал, что мне пора уходить.

– Я взял троих алкашей на работу, – объяснял Бадри, выставив вперед руки и растопырив жирные пятерни, – но за ними нужно присматривать и подгонять их, чтобы они работали. Ну, чтобы не пропили чего-нибудь из материалов. Будешь помогать им немного. Ну, будешь как бригадир, – договорил он и удивленно смотрел на меня, вытаращив свои большие черные глаза. Я был выше его почти на голову, а он смотрел на меня как удав на мелкого грызуна. Он привык к тому, что все всегда с ним быстро во всем соглашаются и боязливо попискивают: «Да, Бадри! Конечно, Бадри!» Я знал, что таких как Бадри в нашем городе полно как бездомных собак, и что никакие они не крутые. Про бездомных собак и про всех этих крутых я услышал на одной из наших пьянок, когда мы собирались с друзьями повеселиться и поиграть в карты или нарды. Все мои друзья тогда были, в основном, спортсмены и очень часто работали охранниками или администраторами у так называемых крутых. Не помню, почему мы завели тогда эту тему, но слова, которые сказал один мой подвыпивший друг, запомнились: «Все эти барыги, никакие они не крутые. Они понтуются больше, ведут себя как царьки, а наедешь плотно на такого, он и обделается. Развелось их, правда, много, как собак бездомных. Только собак жалко, а этих надо на место ставить, и уж тем более бояться их не стоит. Согласен, есть среди них нормальные мужики, но в основном…»

И я не боялся Бадри, а просто медленно обдумывал его предложение.

– Ну, если надумаешь, встретимся завтра на этом месте, – сказал Бадри, усаживаясь в автомобиль.

Он уехал, а я, кликнув мокрого пса, побежал домой.

Дома было тепло и уютно, и я переоделся в сухую одежду. Жгучий уже совсем собрался как следует потрясти своей мокрой шкурой, как это обычно делают мокрые собаки, но я успел подбежать к нему и быстро вывел на лестничную площадку. Пес глянул на меня озадаченно.

Потом я уселся в кресло с кружкой горячего чая и думал о том, как же скучно и тоскливо в такую погоду. Одно развлечение – читать книги, смотреть телевизор, по которому показывают всякую дребедень или, как говорит мой друг, «гонят всякую лажу». Ну, и можно послушать музыку. А вот идти никуда не хочется, это точно. «Бездельник на моей шее!» – вдруг вспомнился мне отец. Да, папа, ты своим горбом обеспечил нас всем.

Я начал думать о своем отце, потом вспоминать школьные годы, затем припомнил своих нынешних друзей, и, в конце концов, добрался до себя. Двадцать два года – а я до сих пор не знаю, как жить. Раньше никогда не задумывался об этом. Всегда был чем-то занят. Да, думал я, одиночество беспощадно провоцирует на разные вопросы. С тех пор, как я стал жить один, я начал задаваться такими вопросами, о существовании которых прежде и не подозревал. А теперь, вот, кажется, что все эти вопросы сведут меня с ума.

«Я слишком много стал думать», – вслух произнес я. Жгучий посмотрел на меня, осторожно подошел и положил свою морду мне на колени. Ну, и как мне жить, Жгучий? У тебя все по-другому. Ты не можешь мне ответить, и я сам тоже не могу. Ну что ж, завтра пойду на работу к этому толстяку. Деньги никогда не бывают лишними. А уж отец как доволен будет! Нормальный батя у меня, и все он правильно говорит. А ведь и правда горбатит он, чтобы у нас все было. Другого слова не подберешь. И я вспомнил, как несколько раз отец серьезно травмировался в шахте, и как мы с мамой ходили к нему в больницу. «В гробу я видал твою шахту!» – так однажды я заявил ему. Я знал, что отец любит меня, но так и не понял, чего он от меня ждет. Неужели все гордятся мной только тогда, когда я работаю или отправляю кого-нибудь в нокдаун?