Алексей Курганов
Сборник миниатюрНа чтение потребуется 13 минут | Скачать: Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 21.02.2014
![]()
Ах, эти чёрные глаза…
– Петь, ты в детстве кошек не мучил? – Зачем? – Вопрос поставлен неправильно. Надо спрашивать: накой? – Ну, накой? – Ну, не знаю… Просто глаза у тебя такие… – Какие? – Как будто мучил. И в собак кирпичами кидался. И тёще регулярно угрожал. – Я не угрожал! Она сама померла! – Да? Впрочем, это неважно: угрожал, не угрожал… Может, и не угрожал… Просто глаза такие. – У кого? У тёщи? – У тебя. Причём тут твоя подозрительно скончавшаяся тёща? – Слушай, чего ты ко мне приканителился со своими глазами? – Да не со своими, Петя! С твоими! С персональными! У меня-то глаза нормальные. В отличие от. – И чего? – Чего – «чего»? – Дальше чего? – Да ничего. Нормально всё. Лицо у тебя симпатичное, улыбка хорошая, добрая. Уши, нос, рот, лоб, бородавка, чирей на шее… Всё нормально. Вот только глаза… – Дурак! На букву «мэ»! Иди похмелись! – Ну, вот! И сразу грубить. Характер у тебя, Петь… Хотя с такими глазами…
Былое и думы
– У меня один знакомый есть, Иван Сидорыч Матрасов. Серьёзный мужчина, весовщиком работает на мукомольном складе, в свободное время поёт хором в нашем Дворце культуры. Так вот, Иван Сидорович всё время думает. Всё время! День, ночь, снег, жара, сытый – голодный, выпимши – не выпимши… Всё думает и думает, думает и думает! У него, бывает, уже мозги закипать начинают, уже волосья из лысины начинают снова вылезать, а он всё думает, никак остановиться не может! Вот ведь напасть-то! Гаже водки! – А о чём думает-то? – Да обо всём! Вот, например, печально известного бизнесмена из тюрьмы освободили после десятилетнего пребывания. Иван Сидорыч, как только узнал, то сразу лоб наморщил, губёнки выпятил, глазёнки закатил… Сразу понятно: ушёл в процесс – отчего его освободили, да почему, накой и с какого хе… боку? Я ему говорю: Иван Сидорыч, друг любезный, товарищ ты мой сахерный! Нах… зачем он тебе сдался, этот освобождённый бизнесмен? Он-то, в отличие от тебя, ни о чём, кроме денег, не думает – и правильно делает, потому что берегёть себя, любимого! Вот и ты тоже: избери себе какое-нибудь спокойное и совершенно чтоб безвредное для мозга и волосьев думательное направление, и чеши только по нему, никуда не сворачивая! А думать обо всём на свете – это же запросто в психиатрический дом можно угодить! Мозги могут не выдержать такого дикого в своей постоянности напряжения! – А он чего? – Да ничего! Сгорбился, рукой так огорчённо махнул, дескать, чего ж теперь поделаешь, если таким вот мозговым уродом я в жизни уродился! Видать, судьба моя такая горемычная и совершенно беспросветно задрипанная… – Да, дела… И давно он так? – Чего? – Ну… думает-то! – Да уж лет пятнадцать… как жена от него к парикмахеру ушла, так он и погрузился в эти самые раздумья… – А чего ушла-то? – Злоупотреблял категорически. В подпитии становился буен. Чуть чего – сразу в глаз. Вот она и… – Какая интересная жизнь! Выпивает – плохо, думает – тоже ничего хорошего. Как жить?
И снова о любви…
– Иду вчера к помойке. Слышу – в кустах: «Я люблю тебя, Нюра!». Любит он… Герой-любовник… И она ему: « И я люблю тебя, Вася!». Любит она… Свиристелка хренова… А он опять ей: «Ты знаешь, Нюра, мне кажется, что мы сейчас с тобой одни на всём белом свете!». Кажется ему… Одни они… Адам и Ева, блин… – Да уж, обнаглели, собаки похотливые! Никакой наглости перед людями! Хоть бы детей постеснялись! – Каких детей? – Проходящих. Которые у помойки гуляют. – Не было там никаких детей. Я ночью шёл. Ведро выносил и чтобы отравы кошарам помоешным насыпать. Достали, твари! Каждую ночь так орут, как будто их тута тигры грябуть! – Всё равно: дети, взрослые… Должен же быть элементарный стыд! Ведь она же уже замужем была. Один раз. – Вот именно. Наверно, опять хочет. Ума-то нету. – И он тоже хорош! У Зинки летом два раза ночевал. Конечно! У ней вон какие сиськи! Чего с ними не переночевать-то? Любой подушки мягше! – У Зинки-то? Канешна! У ей любой козёл за удовольствие посчитает переночевать! Проститутка легкомысленная… А я на прошлой неделе в огороде крыжовник обрывала, смотрю: идут рядом и даже за ручки держаться! Пионеры, блин… К забору подошли, я выскочила, спрашиваю: в «тридцатый» ходили? Селёдку там привезли? Они смутились, ручками расцепились. Отвечают: нет, мы не из «тридцатого». Мы здеся просто так прогуливаемся. Воздухом дышим! Не, ты поняла: воздухом они дышут! Справа – «железка», слева – свалка, а они всё дышут и дышут! Ума-то нету… И главное, врут ведь прям в наглую! У Нюрки же из сумки селёдошный хвост торчал! – А я своего вчера пельменями кормила. Пельмени очень любит. Может прям целый таз сожрать. Говорю ему: сколько положить-то? А он: ложь все! Не, ты поняла – все! Пол-банки майонезу в их вывалит, перемешает – и давай ложкой махать! Махает и молчит, махает и молчит! Всё время молчит! Я его спрашиваю: Вань, чего ты всё время молчишь? Сказал бы об чём? Об какой-нибудь политике на злобу нашего дня! А он: я тебе кто? Позьднер по телевизеру? И опять махает… Прям убила бы насовсем!
Земное притяжение
– Я тебя спросить хочу – только ты не смейся, ладно? Если Земля круглая, то почему же мы по ней ходим? Почему в космос не сваливаемся? В безвоздушное пространство? – Почему… Потому и ходим! Радуйся ещё, что пока что не лежим! Земное притяжение! Слышал такое слово? – Это я понимаю, не дурак какой: притяжение, столкновение, яблоко Моцарту на голову упало… Не, не Моцарту – Ньютону! Я одного не пойму: почему же вы всё-таки не сваливаемся? Была бы круглая – давно бы улетели к ипеней матери в бескрайние космические просторы! И Моцарт бы тоже улетел вместе со своими яблоками! А, Васьк? Ты как думаешь? – Я думаю, что выпить бы сейчас неплохо. Вот чего я думаю. – И в этом тоже есть свой философический смысл. Главное, не сваливаться никогда и ни зачем! Всегда твёрдо и тверёзво стоять на наших общих ногах! А, Васьк?
Пельмени
– Витьк, ты пельмени будешь жрать? – Лексикончик у тебя… – Чего? – Ничего. Совхозной лошади лексикон, вот что. – Фу ты, ну ты, ножки гнуты! Давно, что ль, культурным-то стал? Лошади, к твоему культурному сведению, не разговаривают. И пельмени тоже не жрут. Ну, будешь? – Со с чем? – Со с хреном на меду! – А сметана есть? – Сметаны нет. И майонеза тоже. И масла. Один хрен, зато столовый, по тридцать пять рублей банка. Ну? – Буду. – А чего таким загробным голосом? Я, между прочим, не навязываюся. Я к культурным никогда не навязываюся. – Я тоже. А, как ты говоришь, загробным, потому что жрё… кушаешь всякую гадость. И как только желудку не надоест. – Почему же гадость? Пельмени – самый универсальный харч всех разведённых мужиков. Дёшево и сердито. – И не только разведённых. Я когда с Нонкой жил, то она меня разносолами тоже не баловала. Хоть и женщина. Фемина, так сказать. – А я тебе сразу говорил, с самого начала, что не женщина она, а дура шалавая и вальтанутая ваще. Хоть и бухгалтерша. Ну и что бухгалтерша? У нас сейчас этих бухгалтершев… Всё кинулись чужие деньги считать! Лучше бы в колхоз шли работать, бухгалтерши сопливые! – Она не бухгалтерша, а финансист. Это, как говорится, двадцать две большие разницы. А в твой колхоз – больно надо! Сейчас дураков нету. Пусть в ём кони пашут. Железные. – Ага, финансист она. Рокер-брокер, киллер-триллер, фокус-покус… Те же яйца, только сбоку. Сказал бы ещё – бизнесвумен. Эти бизнесвумены, кроме яичницы, ничего толком и приготовить-то не умеют. Да и яичницы у них всегда пригорают, всегда! Профуры бесполезные, зато гонору – выше макушки! Была у меня одна такая… финансистка-аферистка… Тебе скока класть? – Чего? – Пельменей, чего! – Ты их по штукам, что ли, считаешь? – А по как надо? – Ну… Тогда восемь…
Мочалка от бабушки
– У меня в бане опять мочалку украли. Уже седьмую за этот месяц, представляешь? Нет, что за люди? Сволочи! Так бы и поубивал всех их каким-нибудь насмерть кирпичом! – А чего ты так часто в баню-то ходишь? – А это меня ещё моя покойная бабушка приучила. Она мне всегда говорила: «Иди мойся немедленно! Опять от тебя воняет как от козла!». Очень хорошая у меня была бабушка. Всё время огурцы ела: летом – свежие, замой – из бочки. Чего она их постоку ела? И ведь не надоедало! Помню, как на неё не посмотришь, а в роте у ей всегда огурец! Или сразу два! Прям смотреть неприятно. Во, до чего скока огурцов! – Почему как от козла-то? – У нас козёл был, звали Гвидон. Ласковый, собака! Чуть остановишься – оно тут как тут. Подойдёт и тереться об тебя начинает. А меня как любил! Вообще, без памяти! Только выйдешь во двор, крикнешь: «Гвидон! Гвидон! Где ты, собака плешивая?» – а он уже около тебя стоит, уже трётся! И прям, когда тока подошёл-то? Откуда? – А чего это его так звали-то чудно? – А он очень был на царевича похож одноимённого, который в кине́ про Руслана и Людмилу. Который Людмилин сыночек в бочке. Только без рогов. – Кто? – Царевич. А наш был с рогами, собака. Он сразу за бабушкой помер. – Козёл? – Ну! Не царевич же! И вот теперь мочалку украли. А мне её как раз моя покойная бабушка подарила. А ей – ейная бабушка, ещё дореволюционная. – Это сколько же получается той мочалке лет? – Много. А всё равно была как новая. Я же ей до этого не мылся! Она у меня в комнате висела, в рамочке. Как память о бабушке. – А я думал, о Гвидоне…
Шуба-дуба
– … а у этого мужика специальный дом есть. Так и называется – шубохранилище. – Целый дом! У него их много, что ли? – Кого? Домов? – Шубов! – Ну, наверно! Если б мало было, то он бы их в шкаф вешал. Там бы умещались, если одна или две. – Песня такая была: «Шуба-ду́ба, шуба-дуба́!». Вуячич пел. Который «па-та-лок ли-дя-ной! Дверь скри-пу-чая!» Небось, тоже в шубе ходил… Артист же! У этих артистов-куплетистов знаешь, сколько этих самых шубов! Им же дорют, собакам! А за что? За песенки ихние легкомысленные? – Какой Вуячич? Это группа такая пела. Называется «Балаган лимитед». Вуячич… – А хрен их разберёт! Их сейчас, артистов этих, с ихними группами – как собак! Да… А зачем ему их много-то? – Кому? – Ну, этому, который дом для шубов построил. У нас сейчас зимой редко когда градусник минус десять показывает. В обычном пальте запросто можно ходить, не замёрзнешь. А от соплей можно платок носить. Это культурно, чтобы из ноздри пальцем не выковыривать и в кулак не сморкаться. – Причём тут твои ноздри! У богатых – свои причуды… Захотел – и построил… Он, может, ещё чего построит, если денег – целый вагон… Спроси его… Может, он-то как раз зимой в польтах и мёрзнет. Вон, Степаныч, круглый год в телогрейке ходит… И в валенках своих вонючих… А может, тот богатей просто так выделывается. Дескать, ни у кого нет дома для шубов, а у меня есть! – А ещё чего у него есть? – Три пруда! – Целых три? Накой три-то? – Я откуда знаю? Может, в одном сам купается, в другом – бабу свою полоскает, а в третьем карасей разводит. – Зачем? – Чего? – Караси ему зачем? – Зачем караси нужны? Чтобы ловить и жрать! Иль кошку кормить. – Вот я и спрашиваю: у него жрать, что ли, нечего? Небось, каждый день ананасы молотит. С кивями. И шашлыки с коньяком. А по утрам сухоньким разговляется. Красота! – Не знаю. Он меня к себе на обеды не приглашал. Может, он вообще не пьёт. – Ага! За себя льёт! Чтоб с таким богатством – и не буха́л! Я бы – обязательно! – Буха́ем мы, а он – освежается. – Ага. Конечно! Понятно, что не бухарик какой… Небось, и машина есть. – Машина… Машины! У него одни гаражей штук пять! Или восемь! – Накой? – Чего «накой-то»? Чего тебе всё – «накой»? Чего ты такой дубовый-то, «накой»? – А чего ты сразу обзываться-то? – А чего ты «накой»-то! Задолбал этим своим «накой»! – А я с тобой тогда вообще говорить не буду! – Ну, и не говори! Испугал девку яйцами!
– Вовк, ну, ладно, чего ты… Обидчивый ты стал больно… Прям как этот… Зачем ему восемь гаражей-то? – Да для машин же! Я ж тебе уже тыщу раз! – А я понимаю! Не дурак какой! Только на восьми сразу не поедешь! Не поедешь ведь? У тебя же руков не хватит, чтобы за восемь рулей держаться! Согласен? – А он, может, на всех и не ездит. Может, он на одной сам ездит, на другой – бабу свою катает, на третьей – этих… как их сейчас называют-то… женщин легкодоступного поведения и общего пользования для ихнего круга лиц. А остальные авто – так, для собирания коллекции. Чтоб все спрашивали и восторгались. – Я тоже, когда пионером был, марки собирал… А кем он работает? – Говорю же – начальником! «Жри дрова и жуй опилки! Я – хозяин лесопилки!». А может, депутат какой. Слуга народа. – Тогда понятно. Тогда можно собирать. Тогда не посодют. – Конечно, не посодют. Если б посадили, то он не стал бы для шубов целый дом строить. Дурак, что ли, он совсем?
Песочница
– Я вчера в кабаке, знаешь, кого видел? Не поверишь! Севку Слюнявого! Посидели, поговорили… – Иди ты! Севку! Вот уж действительно, сколько лет, сколько зим… Я же помню, с ним вместе в детстве босоногом в одной песочнице играл… Ну, и как он, бродяга? – Цветёт и пахнет! Такой кабан! Отсидел, стал успешным бизнесменом. Сейчас – директор бани, собирается в депутаты. – В депутаты? Слюнявый – и в депутаты? Какие ему депутаты? – Какие… Народные, какие ещё бывают! А чего такого необычного? Пострадал от режима, хочет стать слугой народа… Всё пучком! Тем более, денег на это дело он уже кому надо зарядил. Так что… – Вот уж действительно – чёрт слюнявый! Мы же с ним в одной песочнице – а сейчас уже бизнесмен, депутат, директор бани… Ни одна холера его не берёт! С бабой-то своей живёт? – С какой бабой? – С Нонкой! Здоровая такая! Ж… как кастрюля! Она тоже в детстве с нами в той песочнице играла! – А-а-а. Нонка… А чего ему? Живёт! Только не с Нонкой! С Веркой! – Верка? При чём тут, какая ещё Верка? Никакая Верка с нами в песочнице не играла! – А при чём тут твоя песочница? Верка вообще не из нашего города. Она из Москвы, МГИМО закончила. Дочь одного видного деятеля бывшего коммунистического движения. – Да-а-а… Какая же интересная бывает у людей жизнь! И отсидел, и бизнесменничал, и в депутаты лезет, и спит с бывшим коммунистическим движением. А тут… И ведь в одной песочнице играли! Куличиками в друг друга швырялись! Сопли вместе жевали! – Да уж! Как говорится, если бы у бабушки был х…, то она бы называлась не бабушкой, а дедушкой. – И вот к чему ты это сейчас сказал? – К философии жизни. Потому что одному – только куличики, а другому – целая песочница…
Всё ясненько, всё понятненько…
– Собирайся. Пошли. – Куда? – Тащить верблюда́ из пруда́! – Понял. Шутка. Зачем? – Чего «зачем»? – Патамушта! Куда итить-то? – Как – куда? Только вперёд! – Понял. А всё-таки? – Выпить хочешь? – Спросил! – Тогда пошли! – Ясненько. Куда? – Тащить… В лавку, куда… Куда ж ещё-то? – Можно к Дуське. Она как раз вчера гнала. – Травиться? Не-е-е… Только вперёд! В лавку, тоись. – Понял. А чё за повод-то? – Тыща лет гранёному стакану. Двести лет русской балалайке. Вопросы? – Нету. Всё понял. Шутка. – Это уже не шутка. Это правда. Суровая правда жизни. – Понял. Ну? – Чего? – Пойдём? – Куда? – Тащить верблюда́! Сам же сказал! Тока што! – Я пошутил. – Понял. За такие шутки… – Да пойдём, пойдём! Есть деньги! Чего ты такой, шуток не понимаешь, что ли?
Кому чего…
– Владимир, ответьте мне честно: вы либерал или консерватор? – М-м-м-м… – Не слышу конкретности в вашем звуке! – Ну… Скорее, консерватор. – Накой? То есть, почему? – А ты никому не расскажешь? – Могила! Крест! Гроб! – Я консервы очень люблю. Сайру в масле. И ещё у меня мечта есть, ещё с детства: в консерваторию хоть когда-нибудь зайтить. – С какой целью? – Чтоб восторгнуться и обомлеть. – Нет, Владимир, вы не консерватор. Вы дурак, Владимир. При чём тут консервы? При чём консерватория? Вы, Владимир, простой, как вся ваша рабоче-крестьянская жизнь. Так что лучше сайру свою жрите. И мойвой закусывайте. – А в лоб? – Ну вот, видите: сразу обижаться! На справедливую критику, Владимир, не надо обижаться! Её надо воспринимать и делать выводы! Что вы делаете, Вла…
Через десять минут.
– Ты снежку к глазику-то приложи. Снежок хорошо оттягивает. А то завтра к утру глазик-то и не раскроется. Неделю будешь с таким фонарём ходить. – Ох… Нет, Владимир, вы всё-таки не консереватор и не либерал. Вы – оголтелый экстремист. Герой нашего непредсказуемого времени. Вы что, боксом занимаетесь? – Да нет, какой боксой… Скотоводы мы. Г…но с-под коров вычищаем на нашей ферме номер восемь. – Я так и думал. Крестьянство, вот чем сильна наша Россия-матушка!
![]() ![]() ![]()
|
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев 27.12.2024 Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев 17.12.2024 Поздравляю вас, ваш коллектив и читателей вашего издания с наступающим Новым годом и Рождеством! Желаю вам крепкого здоровья, и чтобы в самые трудные моменты жизни вас подхватывала бы волна предновогоднего волшебства, смывала бы все невзгоды и выносила к свершению добрых и неизбежных перемен! Юрий Генч ![]()
![]() |
||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Игры в виртуальной реальности иркутск клуб виртуальнои реальности матрица в иркутске. . Купить купели goodwood уличные: уличная купель купить. |