Лачин
СтатьяОпубликовано редактором: Игорь Якушко, 13.09.2010
Я помечена печатью… Яна Ка́ндова
Есть биографии, чья романтика бросается в глаза. Когда поэт, отрекшись от творчества, блуждает по пустыням Африки и Ближнего ВостокаРэмбо, или когда с него заживо сдирают кожу на площадиНасими, 1370-1417 гг., трудно не приметить живописность, «картинность» его положения. Хорошо также быть наследником большого состояния – можно купить корабль, вооружить отряд солдат и поехать с ними бороться за независимость ГрецииБайрон. Без больших денег, дальних поездок и войны романтика менее приметна – ультраромантизм поведения человека, его положения, могут пройти незамеченными. Особость положения отличает Яну Кандову с самого начала: налицо болезнь, отмечающая одного человека из пятидесяти тысяч. «У меня в жизни ничего хорошего с самого раннего детства»из писем. Итак, особость задана изначально, и все дальнейшее, характер, поведение и творчество, доводят ситуацию до ультраромантизма – без больших денег, дальних поездок и войны. Детство и отрочество угадать нетрудно, все, как полагается в подобных случаях. Детская жестокость к болезням и слабости со стороны сверстников, и прочее – не будем описывать достоевские ситуации. Далее эта обычная история – обычная для одного из многих тысяч – получает несколько странное продолжение. В восточном городе, среди русских литераторов, появляется девушка двадцати с лишним лет, выпускница Славянского Университета (болгарская филология). Странно не то, что она пишет стихи и прозу, а то, что она собирает вокруг себя людей – чтобы издавать их. Кипучая жизнь, беспрестанные звонки и встречи, сборники и презентации. Трудно догадаться о физическом состоянии улыбчивой девушки с львиной гривой русых волос. Когда автор этих строк допытывался у нескольких литераторов – кто из писателей нашей страны за последние лет сто, до тридцатилетнего возраста больше сделал для коллег по перу – никто не назвал ни одной фамилии. Мопассан отмечал, что среди французских писателей есть только один порядочный человек – это Флобер. Автор данной статьи на протяжении последнего месяца вспомнил сто с лишним литераторов, чьи характер и манера поведения ему хорошо знакомы, и попытался найти альтруиста, аналогичного хрупкой девушке, терзаемой болями. Не нашел. Со времен Флобера ничего не изменилось. Странности сыплются из нашей героини, как из рога изобилия. Хрупкое, улыбчивое существо преисполняется яростью, если ей говорят, что сделанное добро на небесах ей окупится райским блаженством. Добро делается по собственному хотению, а не по указанию свыше – среди граждан нефтеносной республики, где она проживает, подобное встречается не чаще, чем ее врожденная болезнь. Оккультный дурман, буржуазная психология, попсовая культура, матерщина, национализм, эротомания – разбиваются об этот хрупкий облик, как об скалу. Вдвойне странное обстоятельство, если учесть, что Кандова: семьдесят восьмого года рождения – в этом поколении скал уже очень немного. В «утонченном, почти неземном» теле (как часто о ней вспоминают), сидит стальная воля. Эту волю можно охарактеризовать и как моральный принцип. Мораль превыше всего. В одной из бесед с Кандовой автор статьи развивал мысль, высказанную советским искусствоведом Прокофьевым: для итальянской культуры главным является понятие Красоты, для испанской – Истины, французской – Разума, русской – Справедливости. Дальше собеседник Кандовой упоенно вещал: он де не может выбрать, какое из этих понятий важнее. И тут улыбчивая, немногословная слушательница нежданно преобразилась, отчеканила с властным вызовом: «Справедливость». Контраст с недавней улыбчивостью был впечатляющим. Многое в поведении Кандовой объясняется одним обстоятельством: ей куда важнее не демонстрировать свои таланты, знания, обаяние, важно другое – скрыть недостатки, врожденное клеймо болезни, слабости, пусть даже это не ее вина, а слепая игра случая. Пусть мало кто заметит, что она порядочно знает Ницше, легко овладевает языками и уже читает на нескольких, что по знанию Кортасара и Карпентьера уступит только испаноязычному читателю, а касательно Андрея Белого не уступит вообще никому, ей даже не очень интересно – и это нонсенс для женского пола – подчеркивать косметикой свою в целом выигрышную внешность. Пишущий эти строки никогда не забудет сцену пяти-шестилетней давности: Кандова обедала у него вместе с одним литератором. Что-то включилось в ней – выпрямилась, тряхнула головой, может еще что-то, уже не помнится, что. Включила красоту. Следующие несколько минут двое мужчин глядели на нее неотрывно, второй гость густо покраснел: «М-да… Во-от как…». Гостья, опустив глаза, спокойно ела суп – с каким-то презрением к своему преимуществу. Главное не это, главное: скрыть, уничтожить недостатки, изъян. Самое отвратительное, что может произойти – вызвать жалость. Самый немыслимый вариант поведения – бить на жалость. В хрупком тельце живет яростная, ожесточенная гордость. Жизнь претворяется в героическую попытку, усилие быть обычной, как все – как будто со столь длинным списком романтических странностей можно не быть белой вороной, где бы то ни было. Но надо же ведь – жизнь во многом задается, она (то есть жизнь, но можно и Кандова) не то, чтобы просто нормальна, она активна, шумлива – она председатель клуба бакинских фантастов, ею же созданного, издает сборники местной фантастики (впервые с брежневских времен, с 1970 года), корректирует, редактирует, ей приходится отключать мобильный и не подходить к домашнему телефону, спасаясь от армады звонящих, почтальон таскает кипы корреспонденции со всех континентов (буквально), ей посвящаются стихи и даже цикл стихов. Все идет прекрасно, удачливо. Ничего подозрительного – разве что эти на редкость удлиненные кисти рук, эта угловатая хрупкость телодвижений и жестов, эта странная ходьба на улице, когда деловито вышагивающая девушка вдруг останавливается как вкопанная, стоит минуты две, переводя дыхание, идет дальше. Разве что эти непроизвольно яростные взгляды, вспыхивающие изредка на литсобраниях и в гостях, это почти беспрестанное покачивание ногой за столом. Но все это изредка, почти неосознанно. Как вспоминает хорошо ее знавшая белорусский литератор Екатерина Медведева: «…между строк мелькало что-то такое, тяжелое, темное… я всегда удивлялась, как в ней уживаются два человека – веселая, игривая, как кошка, любопытная, всем интересующаяся девчонка – и мрачная, такая взрослая, с трагическим восприятием жизни, с огромной усталостью…» Тяжелое, темное – от достоевщины детских воспоминаний до непрестанных болей – волевым усилием загоняется вовнутрь. Озорная кошечка продолжает веселый бег. Не хватает еще чего-то – ах да, романтической истории любви. Она крайне маловероятна для нашей героини в городе, где девять десятых населения не говорит по-русски. А при учете всех обстоятельств, ее характера, мыслей, и прочего – вероятность страстной взаимной любви сведена почти к нулю. Но все, что случается с Кандовой, начиная от врожденного изъяна, имеет почти нулевую вероятность. Происходит встреча – назовем его Л., в честь ее (и его) кумира Лермонтова. Л. также литератор, также предпочитает ритмичную прозу; их совпадение решительно во всем, от политических взглядов до обожания кошек, от литературных авторитетов до цветов и запахов, ежедневно ввергает их в недоумение и изумление. И вот Л. страстно излагает ей свою теорию: о пушкинистах и лермонтистах. Обрисуем вкратце эту теорию – она имеет прямое отношение к Кандовой. Писатели, да и все интеллигенты, и многие другие, делятся на представителей Пушкина и Лермонтова – осознанно или неосознанно. Пушкинизм – это приятие мира таким, как он есть. Пушкинисты гармоничны, они от мира сего. В их сочинениях, даже в трагедиях, есть спокойная уравновешенность. После смерти их обычно канонизируют, превращают в небожителей – тут и сам Пушкин, и Гете, и Сервантес, и Низами. Далее Л. напоминает Кандовой «Демона» Лермонтова. Демон прилетел к Тамаре, и она услышала его зов. Демон – это сам Лермонтов, Тамары – его поклонники. Их счастье: не от мира сего, в них дух бунтарства, на них печать отверженности. Это белые вороны любого общества. Живут лермонтисты заметно меньше пушкинистов, чаще подвергаются гонениям, казни, чаще доводятся до самоубийства и сумасшествия. Пока никому из них не удалось дотянуть до пятидесяти лет (Цветаева повесилась в сорок девять). Кандова молча и цепко слушает. Понукает его: напиши монографию «Пушкинисты и лермонтисты». Л. с удивлением начинает замечать, что Кандова – более фанатичный приверженец лермонтизма, чем он сам. И он в восторге от такого единомышленника, и долгими вечерами он развивает, оттачивает пред ней свою теорию, а Кандова, слушая, заодно набирает, корректирует его, ведет его переписку, издает в своих сборниках, размещает на литературных сайтах и подсказывает варианты стилистических оборотов. Заодно пишет свою прозу и стихи, пишет в соавторстве с Л., составляет словарь неологизмов Андрея Белого. Часто наказывает Л. беречь сердце – возможно, ее беспокоит мысль, что лермонтисты редко живут долго. Повторимся: вся жизнь Кандовой есть сцепление редкостных случайностей, доводящих ситуацию до ультраромантичности, пусть и без громких эффектов. На протяжении семи лет (из восьми лет знакомства) они с Л. не могут расписаться – он никак не справит себе документы, он все еще гражданин страны Советов. Наконец, утром 27 мая 2009 года в паспортном столе ему сообщают, что все улажено, и документы будут выданы через две–три недели, фактически они уже есть. Исторический день, в равной степени для них обоих. Он приезжает домой, чтобы переодеться, садится на стул. Звонит телефон, и ему сообщают, что Кандовой не стало несколько часов назад. Семь лет – это около двух с половиной тысяч дней. Был один шанс из двух с лишним тысяч, что оба вышеназванные события придутся на один день, с разницей в пять-шесть часов. Один шанс из пятидесяти тысяч, что Кандову поразит эта болезнь. Один шанс из сотен тысяч, что ей мог встретиться человек, настолько совпадающий с ней во всем, от творческих установок до пристрастий в личной жизни. Если учесть, что произошло это в не русскоязычном и, мягко говоря, нелитературном городе, то вероятность подобного равнялась одному из нескольких миллионов (преувеличения здесь нет, автор статьи досконально знает этот город). В этом парадоксальном сочетании злосчастности и какой-то невероятной везучести, счастливости – вся Кандова. И, глядя на многие десятки окружавшего ее пишущего люду, заседающего на литсобраниях больше времени, чем она прожила на свете от самого рождения, о жизни и произведениях которых трудно сказать пару слов, стоит удивиться, какую яркую и насыщенную жизнь она прожила – писала сама и в соавторстве, корректировала и редактировала книги, издавала других, организовала литобъединение и председательствовала в нем, переписывалась со всем светом, занимала призовые места на фотоконкурсах, и многое другое, ей даже не помешала ее болезнь, и влюбила в себя человека (того самого Л.) так, как бывает только в кино, а не в жизни. И кстати об этом Л., создателе теории лермонтизма. В беседах с Кандовой он вспоминал эпизод из «Демона» Лермонтова: Демон целует Тамару, и она умирает после краткого мига неземного счастья. Такова жизнь лермонтистов, отверженных, белых ворон – она коротка, но достойней долгого мирного благоденствия. Так проповедует Л., а после ухода Яны Кандовой замечает странное – он зависел от нее больше, чем она от него. Он был старше, опытнее, эрудированнее, но без нее мало что значит. Перечитывает спешно ее сочинения, анализирует биографию: и, наконец, понимает одно. Он был лишь теоретиком лермонтизма, все понявшим и объяснившим, но по странной своей слепоте не заметившим лишь одного – большим лермонтистом, бунтарем, отверженцем, была его спутница. По меткому замечанию из ее писем (их он тоже прочел), «Л. думает о мертвых больше, чем о живых». Понадобился ее уход, чтобы осознать это. Лермонтов, в образе Демона, прилетал, возможно, к обоим. И оба отдались ему. Но поцелована была – она.
|
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 01.10.2024 Журнал НЛ отличается фундаментальным подходом к Слову. Екатерина Сердюкова 28.09.2024 Всё у вас замечательно. Думаю, многим бы польстило появление на страницах НОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Александр Жиляков 12.09.2024 Честно, говоря, я не надеялась увидеть в современном журнале что-то стоящее. Но Вы меня удивили. Ольга Севостьянова, член Союза журналистов РФ, писатель, публицист
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Моторное масло gazpromneft diesel premium 10w 40 20л. |