Замкнутый круг

Трагикомедия в двух действиях, шести картинах

 

На чтение потребуется 1 час 15 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Перед закрытым занавесом, в углу сцены, – гостиничный номер. Из-за кулис входит гурьбой группа: мистер Спаркс, Квашнин, Лена и Горшков. В руках у них – пакеты с едой, плоская коробка с пиццей и бутылки.

 

ЛЕНА: Я закажу кофе. (Поднимает трубку телефона) Пожалуйста, четыре кофе в комнату 212. (Весело; обращаясь ко всем) Ну, гуси-лебеди, что будем делать?

 

СПАРКС (говорит на ломаном русском): Причём тут гуси? И причём тут лебеди?

 

ГОРШКОВ (хлопает Спаркса по колену): Это такая русская поговорка. У вас есть Микки-Маус, а у нас – гуси-лебеди.

 

Девушка приносит кофе. Квашнин откупоривает бутылки.

 

КВАШНИН: Сволочь этот прокурор! «Как вам не стыдно! Как вам не совестно!» Мудак!

 

СПАРКС: Что такое «мудак»?

 

Все переглядываются и невесело ухмыляются – им сейчас не до смеха.

 

Этот мудак имеет стопроцентные шансы арестовать послезавтра ваши заграничные паспорта. (Все разбирают рюмки с водкой) Я пью водку только с апельсиновым соком.

 

КВАШНИН: Судя по всему, у него нет сведений, где мы храним деньги.

 

СПАРКС: Я адвокат, и я не хочу и не имею права знать что-либо о ваших деньгах. Обсуждайте этот вопрос, когда я уйду... Значит, первое: ваши паспорта будут послезавтра арестованы. Второе: вам угрожает от восьми до пятнадцати лет за мошенничество, содержание публичных домов, уклонение от налогов и лжесвидетельство. У меня в руках нет вещественных доказательств для защиты; я могу только взывать к добрым чувствам присяжных. Через неделю суд будет закончен. (Встаёт) Ladies and gentlemen, время позднее; я должен вас покинуть – мне ещё ехать домой полтора часа. До послезавтра. (Уходит).

 

ГОРШКОВ: Гуси-лебеди, говоришь? Куда же лететь гусям-лебедям?

 

КВАШНИН (кричит): Я не могу больше убегать! Не могу!

 

ЛЕНА: Папа, не впадай в истерику. Вы оба должны завтра улететь. Завтра! Послезавтра будет поздно. Ты знаешь, что такое американская тюрьма? Тебя посадят к черножопым. Ты знаешь, что они с тобой сделают?!

 

КВАШНИН: Куда лететь? На Луну?

 

ГОРШКОВ: Жора, я скажу тебе, куда надо смыться, – в Россию!.. Давай выпьем. (Пьют).

 

КВАШНИН (устало): Что нам делать в России? Там очередной бардак. Разве можно жить в бардаке?

 

ЛЕНА: Папа, там сейчас не бардак, а мутная водичка, а в мутной водичке и скрыться удобно, и легче всего ловить золотую рыбку. Так что, может, Паша и прав... Наливай, Паша. (Пьют).

 

ГОРШКОВ: Жора, пойми, нам сейчас, с нашим западным опытом и бабками, можно творить чудеса! Деньги на Кипре и Ямайке лежат надёжно. Можем в Москве купить солидный бизнес. Можем заняться нефтью, или алюминием, или шмотками, или ввозом электроники, или снимать порнофильмы... В Москве сейчас рестораны – обалдеешь! Бардаки – лучшие в мире!.. Ну, а снаружи демонстрации – то коммунисты с портретом Ильича, то национал-большевики с изображением Лимонова, то либералы с бюстом Жириновского... А под ногами – интеллигентные старушки просят милостыню Христа ради... А однажды – Лена! Жора! – вижу, в подземном переходе на Арбате сидит сценарист, с которым ты меня знакомил – помнишь?

 

КВАШНИН: Половников?

 

ГОРШКОВ: Вот-вот! Половников. Грязный, рваный, зарос бородой... Бомж, одним словом. И над ним висит плакат: «Мгновенно сочиняю стихи, баллады и поэмы на любую тему». Я ему и говорю – я, мол, приехал из одноэтажной Америки; там, конечно, жизнь хороша, но больно, говорю, однообразная. Так ты мне выдай частушку на эту тему за пять долларов... И что вы думаете? За три минуты он отстучал на машинке частушку:

 

«В Штатах жизнь одна и та ж;

Удивляюсь ажно я –

Ну, до чего же хороша

Жизнь одноэтажная».

 

Вот талант! Пушкин! Лермонтов! Лебедев-Кумач!.. Не оскудела русская земля талантами!

 

ЛЕНА: Паша, ты дурак. Что мне до твоих бардаков, демонстрантов и бомжей? Ты мне перспективу дай, для бизнеса перспективу.

 

ГОРШКОВ: Я вам скажу, ребята, какой бизнес в России сейчас самый перспективный. Политика! Стать мэром города, губернатором, членом Думы – это то же самое, что открыть нефтяной фонтан или золотоносную жилу... Жора, ты у нас юрист, говоришь по-английски, имеешь западный опыт в бизнесе, бабки имеются! – тебе надо обосноваться в Москве и с нашей помощью выдвинуть свою кандидатуру куда-нибудь... Может, даже в президенты...

 

ЛЕНА: Ладно, так или иначе, выхода у нас нет. Надо смываться. В Россию – так в Россию. Я пошла спать. Спокойной ночи. (Уходит).

 

ГОРШКОВ: Выпьем, Жора!

 

Разливает водку по рюмкам. В последующие несколько минут они пьют, закусывают, о чём-то беззвучно спорят – и всё более пьянеют. Наконец, обессиленные, они валятся – Квашнин на диван, а Горшков в кресло – и засыпают.

 

И едва они впадают в сон, как медленно, под металлический грохот рок-оркестра, раздвигается занавес, ползут клубы белёсого тумана, словно на концерте поп-мызуки – и перед нами разворачивается пьяный сон Жоры и Паши.

 

...Посреди сцены – невысокий помост, в центре которого водружён шест – обычный атрибут стриптиз-баров. Вокруг шеста, извиваясь и сбрасывая с себя одежду, крутится Света – тель-авивская уличная девица. По краям помоста, за столами, заставленными спиртным и закусками, расположились полупьяные молодчики в кожаных куртках и рубашках с расстёгнутой грудью. Тель-авивские девицы – Брюнетка и Рыжая – сидят у них на коленях.

 

Перед помостом, упираясь в него спинами, сидят трое нищих: Виктор Андреевич Половников со старой пишущей машинкой на коленях и плакатом «Мгновенно сочиняю стихи, баллады и поэмы на любую тему»; Евгения Александровна в потёртом пальто и стоптанных туфлях держит плакат «Помогите пенсионерам!»; Валентина Петровна Райкова играет что-то на скрипке, но звука не слышно из-за грохота оркестра.

 

Вдруг Света перестаёт извиваться и, подбежав к краю помоста, кричит в сторону спящих: «Жора, Паша!!! Идите сюда!» И весь бар присоединяется к ним, крича: «Жора! Паша!»

 

Первым очнулся Горшков. Он взбирается на помост, обнимает Свету. Рок-оркестр замолкает, и Паша кричит: «Внимание! Начинается пресс-конференция кандидата в президенты Георгия Николаевича Квашнина!»

 

Мгновенно молодчики сбрасывают с себя кожаные доспехи и остаются в майках с огромными надписями – «Квашнина в Президенты!», «Мы любим Квашнина!», «Россия без Квашнина – ничто!»

 

Паша кричит: «Жора – сюда!» Квашнин восстаёт ото сна, аккуратно причёсывается, поправляет галстук и взбирается на помост. Света передаёт Горшкову микрофон. Паша кричит в зрительный зал:

 

– Господа! Соотечественники! Друзья! Начинаем пресс-конференцию кандидата в президенты Георгия Николаевича Квашнина!»

 

И в эту же минуту по проходам зрительного зала бегут к сцене подростки, разбрасывая газеты и крича:

 

– «Независимый курьер»! Газета «Независимый курьер»! Последние новости о подозрительной кандидатуре Квашнина!

 

– Покупайте газету «Взгляд изнутри». Подробности грязной интимной жизни сиониста Квашнина!

 

– Где спрятаны деньги Квашнина? Читайте эту статью в нашем прекрасном еженедельнике «Вестник России»!

 

– Кто стоит за спиной Квашнина? Этот вопрос уже решён на страницах журнала «Русское эхо»!

 

Квашнин берёт в руки микрофон. Мгновенно наступает полная тишина.

 

КВАШНИН (тычет пальцем в зрительный зал): Я вас слушаю...

 

ПЕРВЫЙ ЖУРНАЛИСТ (встаёт из рядов зрителей): Господин Квашнин, что вы сделаете как президент для облегчения участи несчастных пенсионеров, получающих гроши?

 

КВАШНИН: Будучи избранным президентом, я отниму многотысячные зарплаты у министров, членов Думы, губернаторов и мэров и разделю эти деньги между нашими несчастными пенсионерами. Мои любимые арифметические действия – отнять и разделить! (Показывает пальцем) Ваш вопрос?

 

ВТОРОЙ ЖУРНАЛИСТ: Господин Квашнин, как вы собираетесь решить проблему Курильских островов, на которые претендует Япония?

 

КВАШНИН: Очень просто. Я предлагаю продать Курилы японцам за триллион долларов. Эти острова нам не нужны, а деньги всегда пригодятся. Я вообще предлагаю продать все обременяющие нас окраины: Камчатку и Сахалин – японцам, Чукотку и Якутию – американцам, Дальний Восток – китайцам, Карелию – финнам и Калининград – немцам... Мои советники подсчитали, что на вырученные нами триллионы долларов каждый россиянин сможет иметь двухэтажный коттедж, две машины и сто тысяч долларов в банке… (Показывает пальцем) Слушаю вас.

 

ТРЕТИЙ ЖУРНАЛИСТ: Георгий Николаевич, собираетесь ли вы бороться с засильем олигархов в российской экономике?

 

КВАШНИН: Несомненно – и самым решительным образом! Олигархов надо расстреливать! Без суда и следствия! Стрелять до тех пор, пока в стране не останется ни одного олигарха. А их деньги и имущество надо – что? Правильно – отнять и разделить! (Смеётся).

 

ЧЕТВЁРТЫЙ ЖУРНАЛИСТ: Господин Квашнин, западные газеты пишут, что вы работали в КГБ, что вы якобы проворовались и были вынуждены эмигрировать в восемьдесят пятом году, что вы опять проворовались в Израиле, а в Америке вас судили за мошенничество. Правда ли это?

 

КВАШНИН: Господа, время позднее. Благодарю вас за внимание. До свидания.

 

Едва Квашнин отходит от микрофона, как перед помостом начинается шумная демонстрация сторонников и противников нового кандидата в президенты. Конфронтация перерастает в потасовку, вмешивается милиция, раздаются выстрелы. В страхе толпа разбегается. И только трое нищих остаются сидеть неподвижно перед помостом.

 

На фоне медленно ползущего занавеса на авансцену выходит Алик с гитарой, – но не тридцатилетний Алик девяносто восьмого года а шестнадцатилетний мальчик восемьдесят четвёртого. Гаснет свет, и только фигура Алика ярко освещена. В полной тишине Алик перебирает струны и начинает петь. Голос Владимира Высоцкого вплетается в песню и, наконец, перекрывает голос Алика:

 

«Кто сказал: всё сгорело дотла,

Больше в землю не бросите семя?

Кто сказал, что Земля умерла?

Нет, она затаилась на время.

 

Материнства не взять у Земли,

Не отнять, как не вычерпать моря.

Кто сказал, будто Землю сожгли?

Нет, она почернела от горя...

 

Как разрезы, траншеи легли,

И воронки, как раны, зияют.

Обнажённые нервы Земли

Неземное страдание знают!

 

Она вытерпит всё, переждёт.

Не записывай Землю в калеки!

Кто сказал, что Земля не поёт,

Что она замолчала навеки?

 

Нет, звенит она, стоны глуша

Изо всех своих ран, из отдушин.

Ведь Земля – это наша душа;

Сапогами не вытоптать душу...

 

Кто поверил, что Землю сожгли?

Нет, она затаилась на время...»

 

 

КОНЕЦ

 

 

Вильнюс – Принстон – Тель-Авив

 

 

Copyright: Александр Левковский, 2003–2012