Дело чрезвычайной важности

 

 

 

Телефонный звонок вспугнул вечернюю тишину. Потушив недокуренную сигарету, начальник лесхоза подумал: «Поздновато для хороших новостей».

Взял трубку:

– Слушаю!

– Не разбудил, Николай Иванович?

Узнав голос главы районной администрации, Николай Иванович напрягся, покраснел вдруг:

– Да нет, Владимир Сергеевич, не спится…

– Знаю, знаю, потому и звоню. Удалось локализовать пожар?

– Нет, горят десятки гектаров леса. Людей не хватает, техника нужна, – Николай Иванович нервно заходил по комнате.

– Завтра людей пришлю, трактора подгонят, вертолет из области обещали.

– Хорошо бы… Спасибо, Владимир Сергеевич, – облегченно вздохнув, начальник лесхоза опустился в кресло.

– Не за «спасибо» работаем, а для пользы дела, Николай Иванович, – в голосе собеседника промелькнула усмешка и недосказанность. – А если серьезно, просьба у меня к тебе.

– Слушаю, – Николай Иванович насторожился, пальцы стиснули трубку телефона.

– Девочка в лесу заблудилась, слышал?

О девочке, заблудившейся в лесу, Николай Иванович видел сюжет в вечерних новостях. Десятилетняя Таня ушла за козой, которая паслась на опушке леса. Коза с оборванной веревкой пришла вечером одна. Девочку искали родители и соседи. На следующий день в поисках помогали знакомые, милиция.

– Нашли?

– Нашли бы – не беспокоил.

– А я-то чем могу?

– Выдели лесников десятка два на поиски.

– Как только пожар потушим, берите хоть всех.

Из трубки донеслось покашливание.

– Мы с тобой, Николай Иванович, не первый год вместе работаем. Сам знаешь: мог бы без твоей помощи обойтись – не обратился бы. Завтра они мне нужны. Завтра! Это дело чрезвычайной важности.

– Так ведь, говорят, вся милиция на ногах, МЧС работает, а сегодня целый автобус курсантов привезли на помощь, – пробовал возразить начальник лесхоза, пальцы непроизвольно начали выбивать дробь по обивке кресла.

– Видел бы ты тех курсантов! Мальчишки! Да их потом самих в лесу искать – не сыскать. Красавцы! В безрукавных рубашках – в лес! И ни у кого нет прививки от энцефалита, – разгорячился глава, но тут же взял себя в руки. – Милиция патрулирует трассу. Эмчээсники прочесывают лес, население помогает, но тут возникли непредвиденные обстоятельства…

Непредвиденные обстоятельства оказались весьма странными. Девочку заметили в 28 выделе, но она не откликнулась на зов, более того, она спряталась, затаилась.

– У тебя люди опытные, – продолжал Владимир Сергеевич, – леса здешние хорошо знают, по лесу умеют ходить тихо, и глаз у них наметан. Егеря, охотники тоже обещали помочь. Вы ее за день найдете. А на пожар я все силы брошу…

– Пришлю лесников, Владимир Сергеевич.

– Вот теперь и тебе спасибо.

Николай Иванович задумался. Жаль девочку. Двое суток в лесу одна – на комарах, без пищи. Кроме того, в лесу сушь, может быть, и воды не найти. Такое даже взрослому человеку трудно выдержать. Но все же неспроста глава администрации взял это дело под свой личный контроль и лесников с пожара снял.

– А, пусть над этим лошадь думает: у нее голова больше, мне бы свои проблемы разрулить, – оборвал размышления Николай Иванович и набрал номер заместителя.

– Александр Анатольевич, извини за поздний звонок. Вот какое дело…

 

Двадцать лесников прибыли на рассвете к месту сбора. Егеря тоже приехали вовремя. Подтягивались по одному охотники. Все томились в ожидании указаний, нервничали, курили.

– Вот найду я эту девочку и как следует отлуплю, – сердился высокий черноглазый лесник.

– Молод ты, Серега, еще и горяч, – усмехнулся приземистый седобородый дед. – Вишь, сразу за вицу! Сначала найди! А тебя самого батька в детстве порол?

Серега усмехнулся, покраснев:

– Было дело. За курево крапивой отхлестал и в штаны напихал.

Собравшиеся дружно захохотали.

– Мало напихал: до сих пор куришь, – пошутил кто-то.

– Вот и меня за курево, – дед Егорыч глубоко затянулся, прищурился, вспоминая. – В доме у отца на стене три вицы висели: тонкая, средняя и потолще. Как прознает батя, что я курил, выбирает вицу, а я кричу: «Папонька, не тронь, не буду больше!» Однако, вишь, смолю до сих пор, будь оно неладно… Так что, Серега, лупить бесполезно, а девчонка уж сама себя наказала.

Повисло молчаливое согласие. К пункту сбора подъехала машина, из нее вышел моложавый, солидно одетый мужчина.

– Гляди-ка, сам Барин приехал, – удивился дед.

– Барин? Это ты главу района так величаешь?

– Величаю… Человек он деловой, слов на ветер не бросает, тут уж напраслину возводить не стану. – Егорыч нахмурился, поплевал на окурок, затушил в пыли и продолжил:

– Бывало, приедет в сельсовет; народу сразу соберется, все с просьбами лезут, а он морщится. Того и гляди платочек надушенный достанет. Вот за то и прозвали его у нас Барином.

Разговор оборвал незаметно подошедший заместитель начальника лесхоза.

– Время уходит, потому сразу к делу. Прочешем 27, 28 и 29 выдела. Девочку зовут Таня, вчера ее видели в 28 выделе. Далеко уйти она не могла. Не разговаривайте, не шумите, смотрите в оба: похоже, она не в себе, на голос не идет, прячется. – Александр Анатольевич окинул взглядом собравшихся и слегка изменившимся голосом добавил:

– Найдите ее, мужики…

Спасатели разошлись цепью по указанному маршруту. Шли молча, ступая бесшумно, цепко вглядываясь в заросли. В лесу было жарко. Пахло смолой, сухой травой. Днем морила духота. Пот заливал глаза. Хотелось пить. Вода, которую взяли с собой, нагрелась, жажду утоляла плохо. Каждый мечтал поскорее закончить поиски, напиться вдоволь студеной водицы из колодца, облиться этой же водой или окунуть разгоряченное тело в речку.

Искали до темноты. Возвращались домой понурые, словно обманутые.

– Ни следа, ни звука, – сокрушался Серега.

– Откуда следам-то взяться? Такая сушь! – Егорыч курил не переставая. – Я уж засумлевался: жива ли девчонка-то? Воды нигде не видел, все лужи высохли…

– Вчера жива была.

– Так то – вчера! Я вон день тут пробыл, а уж и сил нет. А ей-то каково?

– Жалко девчонку, пропадет ведь…

– Не каркай! Найдем.

Утром все снова двинулись на поиски, понимая, что, возможно, время отсчитывает для Тани последние часы.

 

 

*   *   *

 

Таня бросилась за козой.

– Майка! Майка! Ну, куда же ты?!

Коза забежала в подлесок, оглянулась, проблеяла что-то и исчезла в зарослях. У Тани от досады выступили слезы.

– Майка!

Девочка шла по следу, оставленному козой в траве.

– Ну вот, дура и есть дура, – ругала Таня козу. – Прямо через крапиву ломанулась, теперь вот я вся изожглась… Майка!

Майка не отзывалась. Подлесок закончился, вместе с ним – крапива и высокая трава. Таня оказалась в сосновом бору. Под ногами – хвойный опад и никаких следов.

– Ма-а-а-ечка! Ма-а-а-йка! – голос девочки взметнулся, отрикошетил от стройных, рвущихся к небу сосен и затерялся. Таня прислушалась. Впереди хрустнула ветка. Девочка бросилась на звук. Звук удалялся. Время от времени Таня останавливалась, прислушивалась и звала:

– Майка! Ну, постой же…

Девочка выбилась из сил, тяжело дыша, опустилась на землю, снова прислушалась. Шумели верхушки сосен, щебетали птицы, гудели комары.

– Ма-а-а-йка, – изо всех сил крикнула Таня. Ее голос утонул в звуках леса.

– Глупая коза, – жаловалась деревьям девочка. – Вот зацепится веревкой за сучок – и все! А, может, уже зацепилась?

Эта мысль вернула ей силы. Таня вскочила на ноги и снова двинулась на поиски. Она искала и звала козу до сумерек. Вместе с сумерками накатила безысходность.

– Майка, – всхлипывала девочка. – Маечка? Где же ты? Как я без тебя домой пойду?

Слезы душили, досада сжимала горло, отдавала давящей болью в затылок, стучала в висках. Надо идти домой. Таня осмотрелась. Позади толпились вековые сосны, а впереди лес казался ей более редким, там было светлей, и она пошла вперед. Девочка шла уже довольно долго, а лес не кончался. Совсем стемнело. Стало трудно идти; Таня то и дело спотыкалась, падала, вставала и снова шла, пока не поняла, что находится среди бурелома и дальше идти не может. Она села и зарыдала, выплескивая обиду и отчаянье.

Лес притих, словно испугался этого плача. Деревья смотрели с головокружительной высоты на маленькую беспомощную девочку и, тихонько качаясь, зашуршали, запели, успокаивая.

 

Таню разбудил птичий гомон. Спросонья она не сразу поняла, где находится. Девочка осмотрелась, но местность не узнала. Какая-то старая вырубка, заросли малины и крапивы. Все еще не отдавая себе отчета в том, что она заблудилась, Таня утолила голод мелкой лесной малиной и пошла искать дорогу домой, думая о том, что родные волнуются и ждут ее.

Девочка направилась, как ей казалось, в ту сторону, откуда пришла. Она миновала просеку, и ее встретил вчерашний сосновый бор. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, обдавало жаром, плавило смолу на шероховатых светло-коричневых с рыжеватым оттенком стволах.

Таня вспомнила о горбушке хлеба, припасенной для Майки. Достала из кармана, откусила. Дома хлеб казался обычным приложением к основным блюдам. Совсем другой, ни с чем не сравнимый вкус тот же самый хлеб приобретал вечером, когда Таня шла за козой. Аромат ржаного хлеба будоражил, манил. Таня отщипывала кусочек и клала в рот; хлеб быстро растворялся, казался таким вкусным, что вскоре от горбушки оставалась лишь четвертинка. Вот и сейчас девочка не заметила, как съела всю краюху.

Какой-то звук, похожий на Майкино блеяние, раздался вдали. Звук повторился:

– я-а-а-а…

– Зацепилась, глупая, веревкой и орет. Так тебе и надо, – подумала Таня и побежала на звук.

Что-то белое мелькнуло между сосен. Таня воспрянула духом, сердечко подскочило, забилось радостно; усталость и жажда улетучились в один миг. Девочка бежала, не разбирая дороги, не глядя под ноги, с одной мыслью догнать козу, но запнулась и скатилась в яму. Ногу пронзила острая боль, мир исчез за серой пеленой.

 

Таня пришла в себя, попыталась подняться. Боль обожгла, мурашками пробежала по коже, слезами выступила на глазах и испариной на лбу. С трудом девочке удалось принять сидячее положение. Теперь она могла осмотреться.

Яма оказалась довольно глубокой. Судя по всему, образовалась она в результате того, что неведомая сила повалила дерево, вывернув корневую систему из земли и обнажив причудливые, похожие на скопище змей, корни. На самом дне воронки, в красной глине, виднелась лужица. Небольшая, с Танину пригоршню. Вода звала, манила прильнуть и выпить ее всю до дна большими глотками. Но девочка не двигалась, боялась снова растревожить боль в ноге. Облизывая пересохшие губы, Таня собиралась с духом.

Поторопила темнота. Девочка не спеша, осторожно, сантиметр за сантиметром двигалась к заветной лужице, наклонилась, но не могла достать до воды. Превозмогая боль, Таня повалилась на бок, повернулась на живот, припала губами к теплой мутноватой водице и выпила всю, не отрываясь.

Ночь принесла облегчение от зноя всему живому. Застрекотали в траве кузнечики, оживленно начали переговариваться какие-то птицы, воздух стал прохладнее, дышалось легче. Таня сидела в яме и думала, что дома мама с бабушкой плачут, ждут ее, и никто не знает, что она сидит в этой яме, как в могиле, и не может из нее выбраться. Слезы горько-соленым комом подкатили к горлу; девочка задрожала всем телом, раскинула руки в стороны и в бессильной ярости начала бить кулачками по бокам ямы.

– Помоги-и-и-ите-е-е-е! Кто-нибудь помоги-и-и-те-е-е-е!

Этот отчаянный крик вспугнул птиц. Шумно хлопая крыльями, они улетели. Таня плакала, не сдерживая себя, размазывая по лицу слезы. Она рыдала до опустошения, до бесчувствия, а потом долго не могла уснуть и смотрела со дна ямы на звезды, не думая ни о чем.

Солнце заглянуло в яму только к полудню. Его косые лучи осветили спящую девочку. Спала она беспокойно, время от времени вздрагивала худеньким тельцем; потрескавшиеся губы едва заметно шевелились, бледное личико облепили комары; у глаза, ближе к переносице, грязно-серым шаром надулся клещ.

Таня проснулась вечером, с надеждой посмотрела на дно ямы, где была лужица. Воды больше не было. Кружилась голова, веки казались тяжелыми, руки дрожали. Теперь Тане стало по-настоящему страшно. Это был не тот леденящий ужас, который она испытала в кошмарном сне, и не тот, сжимающий сердце ночной страх, когда ей мерещились в темноте сверкающие глаза диких зверей. Это был страх перед одиночеством, безысходность. Конечно, ее ищут, но никому и в голову не придет заглянуть в эту яму.

Вдруг лицо Тани посветлело. Она стащила со здоровой ноги кроссовок, размахнувшись, выбросила его из ямы и закричала:

– Лю-ю-ю-ди-и-и-и! Помоги-и-и-те-е-е!

Девочка звала на помощь, пока не обессилела. В горле пересохло, губы кровоточили, перед глазами заплясали темные круги, руки безвольно упали, голова запрокинулась. Таня впала в беспамятство. Изредка она открывала глаза, видела сквозь пелену тусклые звезды или желтый диск луны, или светлеющее предрассветное небо и снова проваливалась в пустоту. Иногда ей слышались голоса: мамин, бабушкин, брата… А вот чей-то чужой голос позвал:

– Таня, Таня, ты меня слышишь?

Тело стало легким, оторвалось от земли, покинуло ненавистную яму, поплыло к свету, к солнцу, к воде…

 

 

*   *   *

 

Николай Иванович включил телевизор.

– Мы сделали все возможное, чтобы в кратчайшие сроки найти ребенка. Лучшие следопыты района работали и – нашли. Девочка доставлена в больницу. Ее состояние врачи оценивают как удовлетворительное, – ровным, приятным голосом сообщил Владимир Сергеевич.

– А как дела обстоят с тушением лесных пожаров? – интересовалась корреспондентка.

– Благодаря слаженным действиям профессионалов и добровольцев пожар локализован. В лесу организовано патрулирование. Пользуясь случаем, – глава администрации посмотрел прямо в объектив камеры, – обращаюсь ко всем жителям города и района с просьбой соблюдать пожарную безопасность.

Николай Иванович откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, улыбнулся:

– Ну, что же, серьезная заявка на победу в выборах…

До всероссийского дня голосования оставалось 64 дня.