Психология творчества и Южнорусская школа

Понятие "южнорусская школа" весьма мирно существует в богословии и в иконописи. Южнорусское товарищество художников также яркое явление, вполне вписывающееся в анналы истории искусства. Т.Г.Шевченко составлял "Южно-русский словарь"… Но не так просто обстоит дело с понятием южнорусской школы литературы. Точнее – далеко не так просто. Не прекращаются попытки как возвысить, так и принизить само понятие, причем зачастую у противников южнорусской школы, прорываются нотки ненависти вместо аргументов.

Все это объяснимо, но, как бывает в нашей двуличной действительности, ответ находится не там, где пытаются показать, что его ищут. Саму полемику надо рассматривать не с точки зрения понятия южнорусской школы литературы, да и вообще литературы, а с точки зрения амбиций литературных, именно в этом месте теснейшим образом смыкающихся с имперскими амбициями, которые одновременно, в свою очередь, поразительно смахивают на местечковые.

Причем истинная подоплека надуманной проблемы старательно затушевывается, поскольку обе стороны никогда не признаются в ней. Редкий случай в литературной традиции, когда борьба ведется совсем в другом направлении, с другими целями, чем декларируется. Своеобразный сговор непримиримых противников…

В бессмысленных с точки зрения здравого смысла спорах о существовании или отсутствия южнорусской школы литературы есть своя логика. С одной стороны всегда существовала для Москвы опасность возникновения конкуренции, тем более что исходила она от нового, но успевшего получить мировое признание культурного центра. С другой стороны, как следствие первого, да и сам по себе, терялся приоритет "русского писателя", своеобразный "знак качества", который только и давали друг другу исключительно москвичи. Действительно, нет понятия "Московский писатель", зато есть "уральский", "самарский", "украинский"(при СССР, как знак уничижительно-покровительственного отношения), дальневосточный и т.д.

Теперь времена изменились и южнорусскую школу сначала не очень навязчиво, но чем далее, тем более упорно называют южно-украинской. Дело дошло до того, что диссертацию посвященной южнорусской школе заставили переделать "в духе времени". Это не удивительно, потому, что Киевские чиновники всегда спали и мечтали о возможности пожить, "как люди", т.е. "как в Москве". Отсюда – украинский писатель – только из Киева, поскольку нет понятия "киевский писатель". Но национальный союз, все-таки вводит и замыкает литературу в рамках нации, вместо мировой семьи. Впрочем, о мировой литературе говорить рановато все равно, даже если исходить из этнической исключительности, как того требует "злоба дня", управляемая непримиримыми борцами за свои и чужие (которые тоже "свои") посты.

Всему этому, имперскому и местечковому, как раз и противостоит понятие Южнорусская школа литературы. Южнорусская школа литературы такое же своеобразное творчество, как и другие понятия творческого потенциала, который сам по себе полностью реализуется только при условии свободы духа. Причем – без деления на национальности – а по признакам литературы с большой буквы. Это понятие не могло не возникнуть именно в Одессе, хотя бы потому, что литература никогда не существует вне времени, вне общества.

Одесса в данном случае – выбор судьбы. Она появилась именно тогда, когда пришло ее время, время прорыва общества в новую формацию. Впрочем, как мы укажем ниже – идеи и принципы создания Одессы не уникальны. И в Одессу, как и в другие места, где главенствовали идеи творчества, устремились люди, которые хотели быть услышанными, понятыми другими.

Писателю нужен читатель. А на юге, когда появилась возможность приложить свои знания и умения, не востребованные в метрополии, которая всегда была есть и будет воплощением консерватизма по крайней мере на уровне бюрократии, ибо она в первую очередь и пытается управлять всеми абсолютно жизненными процессами, немедленно образовался слой людей, которым был присущ дух творчества, не скованного канонами. Они и читали и понимали, и, в конце концов, требовали литературу, которая "о тяжкой" и тем более "безысходной долюшке" не очень распространялась, зато приветствовала инициативных персонажей, причем не "бессмысленного протеста (бунта)", а людей дела.

Как уже указывалось, Одесса не была уникальна, иначе говоря – не одинока и, не стоит голословно утверждать, что только тут аккумулировались творческие силы. Точно так же создавались и США. Такая же основа – активные творческие люди, невостребованные у себя на родине, обрели себя на новом месте.

Вот что действительно необычно, так это то, что лень и косность помогли Одессе. Дело в том, что российская лень и, как следствие, нежелание утруждаться делать что-либо без наград или подрядов, т.е. воровства, дали возможность Одессе получить в руководство людей, которым как воздух была необходима свобода действий. Да – время было такое, время искания, время переломов. Французская революция – насильственным путем пыталась изменить мир. Не вышло. Энергия требовала выход и на окраине Российского государства появилась возможность реализоваться творческим исканиям многих талантов.

Вот почему Одесса и создавалась исключительно творческими личностями. Их несомненный успех манил других и Одесса немедленно стала местом аккумулирования, а значит и созревания талантов, которые после "шли на Москву", неся в себе тот творческий потенциал, который практически невозможно было получить на севере.

Но долгое время Москва, а теперь, кроме нее и Киев, все-таки центр, со всеми вытекающими приемами, в первую очередь имперскими замашками. А главный постулат – разделяй и властвуй. Так и происходит. Кому предложили в Москву – тот зачастую уже "поплевывает на провинцию". Но на старости лет, или по приезду – рассыпается в словах любви к родному городу. Почему так происходит – особый разговор. Это уже приспособленчество. И именно сейчас оно наиболее успешно процветает. Тут эффект отсутствия. Уезжающему писателю, именно потому, что он решает уехать, дорого только то, что он написал, свои мысли и оценка их (конечно, только хорошая). И потому он рассматривает свой отъезд, как невосполнимую потерю для Одессы, но никак не для себя.

Не секрет, что именно писатели, еще в большей мере чем политики, отличаются исключительной амбициозностью и нескрываемо-ревнивым отношением к своим коллегам, рассматривая всех пишущих как личных врагов. И как бы не лицемерно не говорили одно, факт неприятия творчества друг друга остается фактом. Причем, используется один прием – чем более будет осведомлена общественность об анафеме коллеги, тем весомее. Причем навет – главное оружие, поскольку находясь в более выгодной ситуации, чем другие деятели, писатели используют печатное слово "на всю катушку". Ситуация до смешного кардинально меняется после смерти писателя, что тоже ненавязчиво указывает на лицемерие, как естественное состояние. Впрочем, сейчас кого-кого, а откровенных перевертышей хватает. От партии – к казакам, оттуда к националистам, потом к Филарету, затем к папе римскому, затем к Москве, а для "дела" по ходу дела – наплевать на казачество. И везде с "честными глазами" – таков естественный путь, по словам Ольги Ильницкой "жуткой сволочи по всем параметрам". И это никого не удивляет. Уж чем-чем, а Одессу подлецами не удивишь.

А Одесса, обладая бесконечным творческим потенциалом никак не реагировала, не реагирует и вряд ли будет реагировать в дальнейшем на отъезд писателей, да и не только их. Придет время – может быть, кому-либо поставят памятник. А может, и не поставят. И в контексте сказанного, совершенно неудивительно, что Одесса получив огромный творческий потенциал, просто вынуждена дорожить тем, чего у нее мало – серостью, предоставляя ей как можно более постов, включая литературные. Вот тут-то действительно возник одесский феномен.

Но именно это и подчеркивает, что никто и ничего не может изменить в творческом наследии Одессы. Нить творчества непрерывна и иначе просто не может быть, покуда Одесса остается Одессой. И выход сборника (первого из серии) "Южный город" – как раз и напоминает о неисчерпаемости творческого потенциала города – потенциала озвученного в понятии Южнорусская школа.