Найти чёрную кошку в тёмной комнате

На чтение потребуется полтора часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

«Как удивительно, – думал Йенс. – Сколько радости, оказывается, может принести человеку обыкновенная китайская лампа на батарейках!» С тех пор, как он подарил Саре купленный у Ханса ночник – «аварийный, – сказал, – на случай, если опять электричество выбьет», – девочка сильно изменилась. Оживилась, повеселела, заметно округлилась лицом. Бледные щёки разрумянились и заблестели – глянцево, как спелые яблоки. Тревожная мимика смягчилась, уступив место доверчиво-детской, и даже речь из прерывисто-пугливой сделалась медленной, текучей. Сара больше не боялась остаться без света и не плакала по ночам от страха перед доппельгангерами.

– Я теперь гораздо лучше сплю, – похвасталась она Йенсу.

Зеркальце, пилочки, заколки и прочие штучки были изгнаны в выдвижной ящик, а на столике воцарился зелёный камень, оттеснив в угол больничный ночник.

Девочка скучала. К ней никто не приходил – парализованная после инсульта бабушка и страдающий болезнью Альцгеймера дед не могли навещать внучку. И отчего-то так повелось, что в конце каждого рабочего дня, а иногда и во время него – в свободную минутку – Йенс заглядывал в палату к Саре. То ли сироту жалел, то ли сам возле нее отогревался. Девчачья болтовня отвлекала от ненужных рефлексий и казалась путешествием в прошлое, где все было молодо, беззаботно, и любая беда виделась не преградой, а кочкой на пути.

– …ничего, говорит, не знаю. Он нам так сказал, господин Хоффман, хватит вам гулять, будете каждую неделю писать по тесту. Кто не подготовился – пеняйте на себя. Я, говорит, ненавижу детей...

– Кто? – улыбался Йенс.

– Да физик наш. А дед – он тогда еще нормальный был, ну, более или менее. Сейчас-то совсем забывчивым стал, чайник сам заварить не может... Смотрит на него и не знает, что раньше делать: плиту включить, заварку насыпать или воду налить.

– Как же вы живёте?

Девчонка передёрнула худыми плечами.

– А так. Я по дому хлопотала. А сейчас к ним социальный работник ходит. Да, так дед, значит, в школу позвонил и...

 

– Сара, – перебил ее Йенс, – ты расскажи лучше, как всё у вас в Андсдорфе начиналось?

– Ну... – она задумалась. – Я тогда маленькая была. Мы на Шиллерштрассе жили, в самом центре города. И вот, помню, уже месяца за два начало потряхивать. То чашка со стола упадёт, то люстра трясётся и посуда в шкафу дзинькает. Мама смеялась, что это дракон просыпается, есть хочет.

– Какой дракон? – спросил Йенс.

– Жёлтый, земляной. Сказка была такая... Мама всё время сказки придумывала, чтобы я лучше засыпала. Не помню, чтобы кто-нибудь боялся подземных толчков. Взрослые переглядывались – но без паники. Может, их городские власти успокаивали или ещё что. Они всегда себя так ведут: говорят, что все нормально, а на самом деле...

Йенс кивнул.

– А в самый день землетрясения, – продолжала Сара, – мы с дедом и бабулей гуляли в парке – в том, что вдоль набережной тянулся. Красивый парк. Мраморные статуи, лавочки, лесенка к воде. Бабуля, помню, для меня кораблик смастерила из голландской туфли – паруса из сумки выкроила, как настоящие получились. Он мне нравился очень. Я по ступеням вниз сошла – там отмель песчаная – так я на отмели присела на корточки – спустила кораблик на воду. И тут вода стеной вздыбилась – чуть меня в реку не смыла, и слышу: дед кричит. «Сара, сюда, скорее!» Кричал так, что я перепугалась. Бросилась наверх. Еле успела. Земля ходуном заходила – так, что стоять невозможно, потом раскололась и река вся в трещину утекла. Ужас такой, господин Хоффман. Деревья падают, камни какие-то, куски асфальта. Люди бегут, а я реву – мне кораблик жалко. Мы с дедом и бабулей выбрались кое-как, а кто дома был – мама, папа, Моника – всех засыпало.

– Моника – это твоя сестра? Она тоже погибла?

– Да... Она болела в тот день, поэтому с нами гулять не пошла. Пошла бы – жива осталась. Она такая была... кра-си-ва-я...

 

Сара всхлипнула, и Йенс протянул ей бумажную салфетку, в которую девочка сразу уткнулась покрасневшим носом. Как там Элькем говорил: «приходится иногда быть и терапевтом, и психологом...»? Что ж... Иногда Йенс представлял себе, что такой, как Сара, могла вырасти их с Джессикой дочка – легкомысленной болтушкой, упрямым подростком с крашеной чёлкой – и по сердцу проходила волна нежности. Хотелось приобнять девчонку, потрепать по щеке, сказать что-нибудь доброе. Потом вспоминал, что никакая она ему не дочь, и готов был сквозь землю провалиться от неловкости.

– Ну вот, – Сара швырнула мокрую салфетку на столик. – Потом город отстраивать начали – магазины, дома... но, как раньше, уже не стало. Нам с дедом и бабулей муниципалитет квартиру выделил – на отшибе, но мы и тому порадовались, потому что во времянке жили. А через пару лет эти полезли из разлома, как черти из ада.

– Доппельгангеры?

– Ага, доппели. Сначала по темным окраинам шастали, где фонарей нет. А когда с нашими главными договорились, чтобы свет везде выключать и окна задраивать – повсюду начали бродить. Теперь уже мы ночью на улицу выйти не можем. Оккупировали город, – сказала сердито и, заметив удивлённый взгляд Йенса, добавила: – Так дед говорит. А я их ненавижу.

– Сара, а откуда они вылезают? – спросил Йенс. – Доппели?

– Из-под моста, где я упала. Там их главная «дверь». Вы там были, господин Хоффман, видели...

– Нет.

– А почему? – заинтересовалась Сара. – Все, кто к нам, в Андсдорф приезжают, туда ходят. Что-то вроде местного аттракциона, иначе что у нас делать? Говорят: «нам всё равно, мы про них ничего знать не хотим, про ваших двойников», а сами идут.

– Я работать приехал, – сухо ответил Йенс.

«И я не любопытен», – прибавил мысленно.