HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Елена Маючая

Здравствуй, дорогой…

Обсудить

Рассказ

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 14.03.2011
Иллюстрация. Название: "Письмо". Автор: Дима Скутин. Источник: http://www.photosight.ru/photos/4141854/

 

 

 

Было очень любопытно, где весь долгий август пряталось глупое солнце, наверное, где-то за горами. Но первого сентября оно вдруг вспомнило о нашем городе и вернулось назад, виновато прикрывшись небольшим облаком.

– Марин, букет не помни. Да не держи ты его как веник! Ну все, иди. До вечера, – наставляла меня мама.

Я поплелась на линейку, размахивая новым дипломатом. «Ну, что там нового?» – спрашивала я саму себя и тут же отвечала: «Ни-че-го».

Действительно, в школе, как и все прошлые первые сентября, пахло свежей краской, окна горделиво демонстрировали новые стекла, а кабинеты приветливо распахивали двери стремящимся в них ученикам. Как и всегда, стоял равномерный гул от сотен голосов школяров и их родителей. Как всегда, голос директора, усиленный шипящим микрофоном, взлетел над головами, а потом всем разом влупил по ушам, заставляя поморщиться.

– Дорогие ребята! – заорала директор. – Поздравляю вас с началом нового учебного года…

Ни-че-го нового.

Чтобы не уснуть под скучные крики, я начала гадать «любит – не любит» на самом большом георгине из моего букета. Лепестки я предусмотрительно складывала в карман. Произнеся последнее счастливое «любит», я мысленно поздравила себя и посмотрела на то, что осталось в руках: в шикарной упаковке, перетянутой серебристой ленточкой красовались два розовых георгина, а между ними торчала тоненькая зеленая палочка с желтенькой макушкой. «Да, любовь не обходится без жертв», – подумала я и отдала один цветок Нерпе – своему однокласснику, получившему сие прозвище за невероятную схожесть фигуры и глаз с детенышем тюленя, который пришел без букета и теперь с сосредоточенным видом доставал пальцем что-то из уха и разглядывал. Зеленый стебелек жалко согнулся и спрятался в дипломате.

А потом, в классе, стало еще скучней, потому что, свалив на учительском столе все цветы в кучу, одноклассники принялись обсуждать новую прическу Макарихи – самой симпатичной девочки в классе. Мое обычное прямое и русоволосое каре тяжело вздохнуло, изрекло: «Нам под барана не пойдет» и утащило меня к парте, самой последней в среднем ряду. Ко мне подошел Нерпа и попробовал сесть рядом. Однако я не позволила.

– Ну, нет! – твердо заявила я, подкрепляя слова ударом дипломата по круглой Нерпиной башке. – Если мы будем списывать друг у друга, то нас выкинут еще в начале года.

Дело в том, что Нерпа учился почти хуже всех. Почти – это потому что хуже него училась только я. Сидеть вместе было бы полной катастрофой. Я очень надеялась, что меня прикрепят к кому-нибудь из хорошистов-отличников. К тому же Нерпа, по моим понятиям, находился только на начальной стадии становления личности. Я была твердо убеждена, что человек взрослеет поэтапно: сначала он перестает искать ископаемые в носу и ушах, потом без напоминаний подстригает ногти, причем даже на ногах и в зимний период, и, в конце концов, начинает носить в кармане чистый платок и рассуждать на разные интересные темы. Нерпа пока никак не мог перешагнуть первый рубеж, я же считала себя абсолютно взрослой.

В тот момент, когда кто-то из мальчишек, виртуозно матерясь, поставил прическе Макаровой наивысший балл, в класс протиснулась сначала левая, а потом и правая половины нашей классной – Нины Алексеевны, которую весь класс называл Квашней. Она была не одна, рядом с ней стоял неизвестный высокий и темноволосый молодой человек в очках в золотистой оправе.

– Садитесь, садитесь, ребятки. Ну, садитесь же! – сказала классная, медленно оплывая на стуле. – Поздравляю с началом учебного года, надеюсь, что вы за лето хорошо отдохнули и приметесь грызть гранит науки с новыми силами. Это Никита Максимов – наш новый ученик. Прошу любить и жаловать.

Пока она говорила, в моей голове отчего-то вдруг возник огромный мыльный пузырь. Он издал победное «Ур-р-ра!», лопнул и оставил после себя радужную лужицу, в которой начали поочередно отражаться солнечные блики и стекла Никитиных очков. Мне даже показалось, что, на самом деле, Квашня пробубнила: «Поздравляю тебя, Марина Новоселова, с Никитой. Он – наш новый мученик. Прошу любить и не жаловаться».

– Ты не против, если я посажу тебя вон туда, – обратилась к нему классная, указывая на меня. – Нет? Ну и славно.

Он подошел к моей парте, сел на стул и, улыбнувшись, спросил:

– Как у тебя с русским?

– Нормально, – заплетающимся языком едва выговорила я, – я на нем вполне свободно разговариваю.

– А пишешь ты по-русски вполне свободно или с ошибками? – поинтересовался он.

– Одно другому не мешает. А как у тебя с геометрией?

– Хорошо. Могу помочь, – предложил Никита.             

– Вообще-то помощь нужна не мне, а несчастным параллельным прямым, которые окончательно запутались в накрест лежащих и соответственных углах, появившихся на этих доверчивых прямых после неравной схватки с коварной секущей прямой.

Пока я молола всю эту белиберду, Никита разглядывал сногсшибательную по кудрявости голову Макаровой. Моя рука судорожно сжала лепестки, жалобно застонавшие: «Любит, любит, только отпусти».

– Какая безвкусица, – усмехнулся он. – Ты где живешь, рядом?

Я облегченно выдохнула, погладила себя по каре и кивнула.

– А я в центре, езжу на пятом автобусе.

– Чего так далеко? Там негде получать знания? – поинтересовалась я.

–   Есть, конечно. Отцу посоветовали отправить меня сюда, эта школа считается лучшей.     

– Правда? – искренне удивилась я.

– Да. Она же с углубленным изучением английского, – пояснил Никита.

–Точно! – вспомнила я. – С углубленным!

Нам выдали учебники, объявили расписание, назначили дежурных на неделю и отпустили.

На крыльце Никита спросил: «Тебе в какую сторону?». Тут я впервые в жизни соврала.

– Вправо, – махнула я рукой в направлении автобусной остановки, – надо хлеба купить в булочной, дома нет.

Мы молча пошли вместе. К концу пути размах наглости моих мечтаний зашкаливало. Стоя посреди зала бракосочетаний в ослепительном белом платье, я уж было приготовилась сказать «да» и обменяться с улыбающимся Никитой кольцами, как он вдруг опередил меня:

– Надоест, конечно, мотаться туда-сюда каждый день. Но, что поделаешь, придется полгода потерпеть.

– Вы переедете поближе к школе? – наивно предположила я.

– Нет. Я с отцом улетаю в Америку на три года.

У меня затряслись колени и намокли ладони, я почувствовала, как кровь отливает от лица. Надо было срочно что-то делать, что-то сказать, иначе он мог это заметить.

– В Северную или в Южную? – бодрым голосом спросила я.

– В США. Там у папы брат живет, он должен прислать нам приглашение. Понимаешь, отец – хороший инженер, дядя Саша устроит его на завод, – пояснил Никита.

– А почему на три года?

– Родители разошлись. Отец договорился с матерью, что я три года поживу с ним в Штатах, а позже вернусь обратно.

Я мысленно отвесила Никите-жениху хорошую затрещину и даже попыталась выйти замуж за Нерпу, но в самый последний момент передумала.

Мимо нас проехал пятый автобус.

– Вот, черт! Опоздали! – в сердцах крикнул новоиспеченный сосед по парте, подбегая к остановке и глядя вслед желтому «Икарусу». – Следующий только через полчаса, придется здесь торчать.

Я решила «поторчать» с ним, мы устроились на лавке.

– Слушай, Марин, – обратился ко мне Никита. – Будешь мороженое?

Я, как взрослый человек, хотела сказать: «Нет, что ты. Спасибо, но я не буду», однако мое плохое настроение опередило, выдало: «Валяй!» и прибавило: «Лучше пломбир».

«А что, – размышляла я, оставшись наедине и сосредоточенно ковыряя землю носком туфли, – махну-ка и я куда-нибудь, да хоть в ту же Америку. Выучу инфинитивные формы костлявых английских глаголов, выйду замуж за какого-нибудь Роберта, рожу Полли и Молли. Потом, конечно, разведусь, оттяпаю у него половину денег и имущества, заберу Полли и Молли и вернусь домой к маме». Однако где-то выходила нестыковка. «Э-э-э, стоп! – одернула я себя. – А зачем я тогда вообще в эту долбаную Америку попрусь, если все равно домой собралась!?».

Я мысленно нарисовала на асфальте контуры США, собралась с силами, пробормотала: «На! Вот тебе, гадина!» и смачно плюнула в страну, подарившую мне часть состояния Роберта. Плевок приземлился примерно в районе Лос-Анджелеса. Америка, понятное дело, заорала: «Вашу российскую мать!» и тоже харкнула в мою сторону, но, само собой, промахнулась.

Кто-то рядом хлопал в ладоши, я очнулась и подняла глаза. Это был Никита.

– Браво, – смеялся он, – никогда не видел такой далеко плюющей девицы. Угощайся.

Он достал из пакета пломбир и протянул мне.       

– Кстати, я тебе хлеба купил. Две булки. Тебе столько надо было?

Пришлось врать, что, да, столько.

– Я летом отдыхал в Одессе. Знаешь, там очень здорово. Порт такой большой, лестница, теплоходов и сухогрузов много-много. Только вода грязная, плавает всякая дрянь: окурки, бутылки, пивные банки. А ты ездила куда-нибудь?

– Нет, я дома все лето просидела, – ответила я, и тут у меня мелькнула догадка. – Ты в Одессу в августе ездил?

– Ага, путевка недорогая подвернулась, – сказал он, откусывая кусок мороженого.

Теперь все стало понятно, почему глупое солнце куда-то запропастилось. Оно помчалось в Одессу и преспокойно устроилось на скамеечке возле загаженного причала. В его обязанности весь август входило лишь будить Никиту, перепрыгивая с теплохода на сухогруз с криками «Опля!» и закидывая в окно прибрежной гостиницы пригоршни солнечных зайчиков. А в конце месяца оно едва успело на поезд, который должен был домчать Никиту домой, запрыгнуло на крышу вагона, растеряв в вокзальной суматохе все свое тепло, в котором так нуждался наш плачущий мелкими грибными дождями город.

– Марин, ты вечером что думаешь делать? – обратился ко мне сосед по парте, снимая очки и глядя незащищенными близорукими глазами.

– Вечером я пишу письмо одному очень хорошему человеку, – поворачиваясь к нему, ответила я. – Кажется, у тебя у самого должно быть дел невпроворот. Разве тебе не надо английским заниматься, загранпаспорт оформлять, с близкими и родными прощаться…

– Да все уже оформлено, а прощаться еще рано, я же только через полгода улетаю, да и то не навсегда, а всего на три года, и потом, Марина, я непременно вернусь.

Вероломная Америка схватила Никиту за шиворот цепкими пальцами, крикнула: «Хрен тебе, а не три года!» и скрутила кукиш, злорадно хохоча.

– А известно ли тебе, Никита, ЧТО за три года может случиться с человеком? – спросила я.

– Ничего особенного, я думаю, – предположил он и как-то очень по-взрослому посмотрел прямо в глаза.

– Ошибаешься! За три года можно выйти замуж и родить троих детей, а еще можно успеть постареть и поседеть. Но самое главное, за три года можно забыть все-превсе и всех-превсех, – выпалила я, подбоченясь. – Ладно, я пойду, мне и самой надо собираться.

– Марин, нам только четырнадцать лет, – пытался вразумить меня Никита.

Мне очень хотелось уйти красиво, покачивая бедрами, помахивая пакетом с хлебом и насвистывая веселую песенку. Но, как только я вознамерилась все это исполнить, тяжелый, набитый учебниками дипломат стукнул ручкой и спросил: «А я!?». Пришлось потихоньку плестись.

Никита нагнал меня.

– Марин, я же вернусь, в конце концов, все куда-нибудь уезжают, а потом возвращаются. Пойдем сегодня гулять, а?

– Нет. Я не могу. Мне надо собираться, я и сама скоро улечу, только не на три года, а навсегда.

– В Америку? – с надеждой в голосе спросил он.

– В Анадырь, – уверенно соврала я.

Он снова нагнал меня.

– Зачем? Почему именно туда?

– Потому что это тоже очень далеко, – ответила я и пошла прочь.

 

 

*   *   *

 

Придя домой, я провела с собой серьезную разъяснительную беседу относительно всяких высоких молодых людей в очках, однако, это не помогало. Никита стал преследовать меня повсюду. Я шла на кухню, наливала чай, а он сидел на соседнем табурете и улыбался совсем так же, как час тому назад на остановке. Я включала телевизор, он преспокойно устраивался рядом на диване. «Пошел вон, в Америку!» – кричала я, но призрак Никиты никуда не уходил, и, по-моему, даже не обижался. Я оборачивала учебники целлофаном, а он предупреждал: «Осторожно, не обожгись!» и смотрел на меня, близоруко щурясь.

Он никак не мог понять, в чем состоит моя проблема, что мешает мне спокойно отвечать ему на письма и закончить одиннадцать классов. Это была моя вина, я ничего не рассказала Никите. Ему было невдомек, что последние четыре года я уже ждала одного человека, и что ждать двоих я просто не смогу, просто не выдержу. Никита не мог догадаться, что того – другого я тоже полюбила с первой минуты, как только увидела. Он не мог почувствовать, что я уже писала другому любимому человеку длинные письма с ошибками, и что однажды, ясным мартовским днем, получила их все обратно нераскрытыми. А еще этот парень в очках в золотистой оправе, конечно же, не знал, что я и сейчас продолжаю каждый день заклеивать конверты с вложенными посланиями, правда, уже не отдаю их матери, идущей на работу мимо почтамта, а просто складываю в коробку с прорезью под кроватью. Кто бы успел ему рассказать о том, что моя мама втихушку плачет всякий раз, когда я вывожу очередное «Здравствуй, дорогой…», и пытается приводить какие-то глупые доводы? Конечно, Никита не знал, что тем «другим» был мой отец – единственный человек, которого не смогли найти вместе с другими погибшими в геологической экспедиции на Камчатке. Почти год я строчила письма, отдавала маме, хранившей их на антресолях у бабушки (конечно же, сама я о том и не догадывалась). Как страшно злилась я на отца за то, что не ответил ни на одно из них, и, сломя голову, неслась к телефону, чтобы услышать, как трубка знакомым хрипловатым голосом спросит: «Ну, как ты там, дочка?». Очевидно, мама просто не выдержала моих бесконечных «Когда?!» и провела черту между прошлым и настоящим, возвратив мне назад мешок с нераспечатанными, подписанными моей рукой конвертами, в каждый из которых я старательно вкладывала маленький кусочек надежды. Их было больше трехсот – белых прямоугольников с марками. Я ненавидела маму и бабушку несколько долгих часов, но, увидев их глаза с одинаковой застывшей болью, простила. Вот только поверить, что отец больше никогда не переступит порог нашей квартиры, не скинет с плеч тяжелый рюкзак с гостинцами и не крикнет: «Девчата, айда подарки разбирать!», я наотрез отказалась. Каждый вечер я усаживалась за письменный стол, брала бумагу, ручку и «протестовала», как говорил психиатр, к которому меня водила мать, и который предположил, что у меня это пройдет безо всякого лечения.

– Ты зачем хлеба купила, да еще две булки? – спросила мать, вернувшаяся с работы. – Мы их за неделю не осилим.

– Понимаешь, эти булки сами нечаянно купились, мне ничего не оставалось делать, как забрать их домой, – разливая суп, честно призналась я.

Никита хотел было попросить тарелку и сесть с нами, но я, собрав всю волю в кулак, сказала: «Нет, голубчик, никак нельзя». Он тяжело вздохнул: «Эх, ты!» и ушел дожидаться меня в комнату.

Перед сном я, как обычно, написала отцу письмо, рассказав в нем о мальчике в очках, о проклятой Америке и о лепестках, что лежали в кармане юбки. Потом взяла альбомный лист, нарисовала космический корабль «Земля-Юпитер» и запихнула туда почти плачущего Никиту Максимова, помахав на прощание рукой. А после нажала на «пуск», отправляя соседа по парте к далекой и холодной планете. Эти меры помогли лишь на ночь, а утром Никита, легко сбежав по трапу, вновь уверенно занял все мои мысли.

 

Оказалось очень трудно, сидя на уроках, не скашивать глаза в его сторону, особенно, когда я сама чувствовала, как он смотрит на меня. Ах, как было тяжело не схватить его случайно за руку, рассказывая какую-нибудь веселую чепуху, пока мы шли к автобусной остановке. Стоит ли говорить, что покупка хлеба стала моим ежедневным ритуалом. Правда, опасаясь тащить домой, я скармливала его воробьям и голубям.

Хитрая Америка терпеливо выжидала.

Смешно, конечно, но моим врагом номер один стала вовсе не она и даже не дядя Саша, который должен был устроить Никиткиного отца на работу, нет. Им стал Христофор Колумб. Я открывала энциклопедию, находила нужную страницу и выговаривала изображенному на ней отважному мореплавателю: «Что ж ты, брат, язык за зубами держать не умеешь!? Плыл, понимаешь ли, в Индию, потом напутал что-то и приплыл в Америку. Понял ведь, что слонов и специй там нет, так чего было о своих ошибках на весь белый свет кричать. Видишь, что из этого получилось!». Колумб пытался оправдаться, ссылаясь на неточности тогдашних научных познаний, чем еще больше злил меня, вынуждая лупить линейкой.

В октябре меня угораздило сильно простудиться, неделю я пролежала дома, глотая лекарства и температуря. Никита навещал каждый день, приносил школьные новости и натравливал на меня геометрию и физику, заботясь, чтобы я не сильно отстала. Временами начинало казаться, что никуда мой одноклассник не уедет, и что про Америку он соврал точно так же, как я про Анадырь.

Я рассказала ему об отце, о Камчатке и об экспедиции, а потом показала свою боль – мешки и коробку с прорезью для писем. Он внимательно слушал, не перебивал и лишь изредка задавал вопросы. А потом, уходя, надевая в коридоре пальто, очень серьезно сказал:

– Мне очень жаль. А ты – молодец, я бы так не смог! Марина, если не станешь писать мне, я пойму, хотя будет очень тяжело, не зная, как ты здесь. Но я пойму! И, слышишь, я обещаю, что вернусь, веришь ты в это или нет!

 

 

*   *   *

 

Дурные новости пришли намного раньше, чем их ожидали. Америка начала упаковывать Никитины вещи, победно размахивая вызовом от дяди Саши, в начале зимы.

В последний раз проводив его до остановки и усадив в автобус номер пять, я пришла домой, упала лицом вниз на подушку и разрыдалась. От Никиты остались: фотография, ручка, которую он подарил мне накануне, и записка с новым адресом, написанная несмелыми английскими буквами.

– Ну, что ты, дружок!? – гладила меня по волосам мама. – Ты же сильная и очень терпеливая. Ну же! Посмотри на меня. Я не выдержала, сдалась, а ты каждый вечер пишешь отцу письма. Правда, писать обоим будет трудно, но ты справишься. Знаешь, папа бы не одобрил, что ты вместо того, чтобы надеяться и ждать, сидишь вот так и горько плачешь. И потом, вспомни, Марина, как он любил повторять: «Жизнь только начинается».

Позже, вечером, я включила настольную лампу, как обычно достала чистый лист бумаги и написала письмо, которое некуда было отправить.

 

 

Здравствуй, дорогой папа. Это мое последнее письмо к тебе. Послезавтра Никита улетает в Америку. Я отметила в атласе точки, где находишься ты, и где будет жить Никита, и померила расстояние линейкой. Глупая, конечно, затея, но я решила, что до кого будет дальше, тому и буду писать. Можно было бы писать вам двоим, но всегда приходится выбирать. Неправда ли, ты и сам это часто повторял? Получилось, что до тебя всего восемь с половиной сантиметров, а до него все шестнадцать, выходит, что он намного дальше. А еще, помнишь, ты говорил, что даже плохим людям надо давать шанс, что этосправедливо. Огромная несправедливость – то, что тебе этот шанс не дали, но я, к сожалению, ничего не могу с этим поделать. А Никита не кажется мне плохим, поэтому я должна дать шанс ему, а, может быть, заодно и себе. Знаешь, это очень тяжело больше четырех лет писать человеку и ни разу не получить ответа. А вероятность того, что Никитка будет отвечать, все же существует, и даже есть небольшая надежда, что он вернется назад через три года. Ты только не подумай, что я жалуюсь, просто, наверное, я действительно повзрослела. Прости меня, папа, пожалуйста, но писать я теперь буду только ему. В школе у меня, как всегда, неважнецки. Бабушка чуть-чуть приболела, но ты не переживай, врач сказал, что ничего серьезного. Мама держится молодцом, только немножечко поседела, но ей это даже идет, жаль, что ты ее давно не видел. Если ты приедешь, когда нас не будет дома, то запасной ключ можно взять у соседки. Мама специально там его держит, потому что, ты и сам, поди, помнишь, я все постоянно теряю. Ну вот, пожалуй, и все. Заканчиваю, потому что могу расплакаться, а ты не любишь, когда я реву. Крепко целую тебя. Помню и жду.

Твоя дочь Марина.

 

Я вложила письмо в конверт, убрала в коробку и подошла к окну.

На улице быстро темнело. На небе уже уютно устроилась рогалик-луна, окружив себя десятком маленьких белых звездочек. В домах зажигался свет, ребята во дворе строили горку, где-то играла музыка.

 

 

*   *   *

 

Мама оказалась права, да и сам Никита сдержал слово, вернувшись через два года.

Прошло десять лет, а мой муж до сих пор помнит то самое первое сентября и трепетно хранит всю нашу переписку. Он часто повторяет, что не верил до последнего в то, что я буду ему отвечать, и все спрашивает, почему я все же решилась. Я так и не рассказала ему о том – самом важном письме в моей жизни, пусть это останется секретом.

 

 

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Каталог детских лагерей
Поддержите «Новую Литературу»!