Огонёк

На чтение потребуется 40 минут | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за февраль 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

 

 

– Тссс, – сказала Янка. – Смотри, какая кучерявая. Думаешь, для супа сгодится?

Она придирчиво вертела в руке пучок петрушки. Петрушка источала дивный аромат. А зеленщица источала страх, такой явный, что её было даже не жаль.

– Мы это берём, – велела Янка и раскрыла кошелёк. – Сколько?

Торговка пролепетала цену. Страх её явно усилился. Тссс передёрнуло. От чужих эмоций ей всё время становилось не по себе. Потом, дома, она долго умывалась ледяной водой, смывая липкий страх, чёрную зависть, колючую ядовитую ненависть – всё, что подобно саже оседало на них с Янкой, пока они бродили по городскому рынку. Что поделать, люди в городе испытывали к Янке всё что угодно, кроме любви. Заодно доставалось и Тссс.

Она сгребла зелень в корзину и поспешила за Янкой, которая уже в другом ряду приценивалась к хурме.

– Мягкая, – недовольно говорила она. – Дайте мне твёрдую. Твёрдую!

Торговка дрожащими руками перебирала плоды в своей корзине. От неё тоже несло страхом. Тссс вздохнула. Хорошо хоть, торговке достаёт ума молчать. А значит, поживёт ещё на этом свете.

 

По дороге домой Янка насвистывала песенку. Тссс тащила по тяжёлой корзине в каждой руке, но они не мешали ей раздумывать обо всём понемножку. Вот была когда-то на рынке зеленщица Минна. Сварливая, громкая. Тссс ужасно её боялась – но всегда брала зелень только у неё. Лучший шпинат, сочнейший латук, свежайший кресс-салат! Но потом Янка повадилась ходить на рынок вместе с ней, – и, уж конечно, Минна наорала на неё. Что ты мне салат мнёшь, покупай или проваливай, что-то такое из своего обычного репертуара. Янка ничего не ответила, нет. Молча швырнула зелень на прилавок и ушла. Вот только на следующее утро Минну нашли в её огородике, с пучком щавеля во рту. Мёртвую. Сейчас, поди, из её тела уже трава проросла.

Потом был старик Якоб. Он продавал жареные каштаны. Когда Янка попросила насыпать ей кулёк, но только не самых горелых, он буркнул, мол, пригарки – это ж самый смак, что ты понимаешь, дура рыжехвостая… Она ничего не ответила, нет, Янка у нас вежливая, да и не очень-то любит с незнакомыми разговаривать. Вот только ночью сгорел у старого Якоба дом, и сам старик лежал обугленный, как пригоревший пирог, и вряд ли он теперь сказал бы, что корочка – это самый смак, поскольку сам этой корочкой покрылся.

Эти два случая поначалу никто не связал с Янкой. Ведь не одну ж её за день обхамила Минна да Якоб дурой назвал. Рынок – такое дело, там с тобой не церемонятся.

А вот когда случился зефирный скандал, тогда уж Янке не удалось в тени остаться. Да она и не собиралась, в общем-то.

Тссс вздохнула. Печёшь, печёшь пироги да штрудели, а Янка всё равно нет-нет да и купит на рынке какую-нибудь сладкую дрянь. И ведь не любит сладкое. Из любопытства, что ли, она тогда купила тот яблочный зефир? Тссс вздохнула. Кондитер уверял, что зефир свежайший, тает во рту. Янка попросила отвесить ей полкило. Он отвесил, взял у неё деньги, протянул кулёк. А потом раздался громкий стук. Это Янка постучала зефиром о прилавок. А прилавок возьми да и тресни…

Дан людям голос – а на что они его тратят? Слова мерзкие произносят, кричат, ругаются, скандалы устраивают. Тому кондитеру извиниться бы потихоньку, деньги Янке вернуть да засахаренного имбиря ей подарить, чтоб не серчала. А он, дурак, вместо этого кричать принялся, что она ему прилавок испортила. Сбежалась толпа народу, шум поднялся несусветный, Тссс тогда так растерялась, что чуть не плакала. А Янка – это Янка. «Да подавись ты своим зефиром», – сказала тихо, швырнула кулек на землю и ушла. И все бы позабыли тот скандал – ведь какой день обходится на рынке без обмана да надувательства? – если б назавтра не нашли кондитера мёртвого, с выпученными глазами, и уж конечно, с куском яблочного зефира в горле. Тогда-то и вспомнили рыжую покупательницу с недобрым взглядом. И зеленщицу Минну вспомнили, и старого Якоба, и сразу как-то одно с другим сплелось и состыковалось, лучше не придумаешь. Тогда и поняли горожане, что в старом замке на холме поселилась ведьма….

 

Тссс улыбнулась. Люди такие забавные. Они не видят очевидного, зато горазды придумывать разные небылицы. Как-то она пришла на рынок одна, без хозяйки, и тут же несколько торговок обступили её, и лица их были фальшиво-ласковые.

– Послушай, девочка, а правда, что хозяйка твоя – ведьма? – шептали они и совали ей в карманы и в корзину кто горсть леденцов, кто яблоко, кто пёстрый платочек. – А правда ли, что это она сжила со свету старую Минну и напустила огонь на дом Якоба? Ты скажи нам, предупреди, ведь все мы простые люди, как и ты, и должны помогать друг другу.

Они долго терзали её разными смешными вопросами, покуда колбасница Ханна сообразила наконец:

– Бабоньки, да она ж немая!

Смесь страха и жалости проступила на лицах, и Тссс оставили в покое. Она развела руками и пошла себе за покупками, а по городу пополз слух, что ведьма с холма отрезала своей служанке язык. Понятное дело, чтоб не болтала лишнего.

Тссс высунула язык и показала его своему отражению в начищенной кастрюле. Отрезать язык. Вот придумают же. И вовсе Янка не такая злая, как о ней говорят. Она и не била Тссс ни разу, и слов грубых не говорила. Ей ни к чему грубить, она и ласковым тоном может такое сказать, что потом полночи будешь не спать, вздрагивать, глотать слёзы. Да уж, с людьми Янка не ладила, зато слова были у неё лучшими друзьями.

 

Тссс случайно открыла эту тайну. Вообще-то она просто хотела вытереть пыль. В кабинете Янки всегда много пыли – странной чёрной пыли, напоминающей пепел от сгоревшей бумаги, но Тссс никогда не замечала, чтоб Янка что-то жгла. Вот так и вышло, что тогда она вошла и увидела на столе свиток, и как-то нечаянно взяла его и стала читать…

«…и пришли страшные карлики, и взяли старого Томаса за руки, и набросили ему на шею верёвку, и подвесили его под потолком. Старик захрипел и задёргался, но никто не мог ему помочь, и только часы равнодушно тикали, отсчитывая последние секунды его жизни…».

Тссс в страхе выронила свиток, он упал на пол, вспыхнул чёрным пламенем – и сгорел, оставив после себя маленькую горстку чёрной пыли…

Когда поутру она пришла на рынок, все только и говорили, что о происшествии в доме часовщика. Повесился старик, не оставив ни завещания, ни записки. Судачили горожане: кому же отойдёт знаменитая коллекция часов, что тикала, стучала и пела, не давая уснуть его соседям? Тссс помнила этого старика. Неделю назад он взялся починить старинный морской хронометр, который Янка случайно отыскала в сундуке старьёвщика, да видно, вещица оказалась слишком редкая, не устоял коллекционер, присвоил, а Янке заявил, что выбросил эту рухлядь на помойку как не подлежащую ремонту. Теперь вот и его самого выбросят на свалку для людей, на кладбище, то бишь. И покроется пылью его коллекция, один за другим остановятся маятники, замрут стрелки, всё тише и тише будет становиться в доме, где умирает само время…

Тссс долго не могла понять, откуда Янка узнала о самоубийстве старика. Неужели она умеет видеть будущее?

Но всё оказалось гораздо проще – и гораздо страшнее.

 

Как-то вечером Янка засиделась в своём кабинете. Тссс принесла глинтвейн, и Янка велела ей остаться.

– Как ты считаешь, что хуже, – лениво спросила она, – узнать, что любимая девушка тебе изменяет с твоим братом или что она смертельно больна?

Тссс пожала плечами. В самом деле, ну как такое выберешь?

– Да уж, – сказала Янка, пробуя вино, – если невеста будет ему изменять, любящий женишок сам лично нажелает ей смертей египетских, казней всевозможных и мигом про любовь свою забудет. А вот если, верная ему, сляжет девушка на смертный одр, так этот дуралей будет горевать и «всё что угодно» отдаст – на словах, конечно, – за её выздоровление. Смешные люди. Он лучше сам лично похоронит её и будет по воскресеньям лилии носить на могилу, чем допустит, чтоб она была жива-здорова в объятьях другого.

Тссс взяла пустой бокал и хотела уйти, но Янка остановила её.

– Ты думаешь, я злая? Нет, я просто справедливая… Ладно, могилку ему оставим, так и быть. Девицу эту мне не жалко, она надменна и горделива. Да и торговцу лилиями надо подсобить, совсем у него продажи не идут. Пышные похороны поправят его дела.

На другой день на рынке Тссс узнала, что дочка городского главы больна смертельно и жизнь её считается на часы. Тогда она и поняла, что Янка не угадывает и не заказывает все эти горести и беды. Она их просто сочиняет. Выдумывает своей рыжей головой, попивая горячее вино и крутя между пальцами белое гусиное перо. Она частенько развлекалась так вечерами и выходила из кабинета только, когда появлялся Тим.

 

Тим приходил всегда неожиданно, вдруг. Просто стучался в дверь, Тссс впускала его и бежала сообщить Янке, – а та уже будто чувствовала что-то и сбегала вниз по ступеням, босая, в развевающихся одеждах… Тим обнимал её за талию, и они уходили наверх, и наступала та особенная тишина, которую Тссс было невыносимо слушать.

К Янке и раньше приходили мужчины. Разные они были – галантный кавалер с розой в петлице, смуглый цыган с голым торсом, ангелоподобный белокурый юноша, – но никого из них она не встречала на лестнице, никого так не ждала, как Тима. Только потом Тссс узнала, в чём было отличие. Все эти ангелы, кавалеры и пираты с цыганами были выдуманными. Янка сама сочиняла их, и они стучались в дверь. Чтобы вести себя точно по придуманному ею сценарию. Чтобы говорить то, что она хочет услышать, и целовать туда, где ей нравится. Это было приятно – и невыносимо скучно. Ведь настоящая любовь тем и хороша, что неожиданна…

 

Тссс помнила тот день, когда они впервые увидели Тима. Всё там же, на рынке, они медленно шли среди цветочных рядов, Янка искала какие-то особенные цветы. Не розы, не лилии, не львиный зев, не надоевшие уже орхидеи… Она сама не знала, чего хотела, и за цветами ли пришла на рынок, и когда она вдруг замерла напротив Тима и его цветов, Тссс поняла – вот оно. Вот зачем Янка в такой палящий душный полдень не поленилась спуститься с холма. Не за цветами, нет. За продавцом цветов.

Хотя надо отдать должное – и цветы у Тима были уникальные.

– Ты знаешь, как они называются? – спросила Янка.

– Не знаю, – ответил он. – Там, где они растут, нет ни единой души, и мне не у кого спросить…

– Что же ты делаешь там, где нет ни единой души?

– Я там живу.

Все это время они глядели друг другу в глаза, а Тссс смотрела на них обоих и чувствовала, как пропитывается потом её тёмное платье. А Янке было всё нипочём, она любила жару, как ящерица, любила солнце и зной, а на Тиме не было рубашки, и Тссс смотрела на его татуировку, над левым соском, маленький огонёк с тремя языками пламени, и Янка тоже смотрела на эту татуировку, а потом сказала:

– Твои цветы называются амариллисы, и это самые любимые мои цветы. Видишь замок на холме? Я там живу. Как спадёт жара, принеси мне всю корзину, я их покупаю.

И она ушла, рыжая, в белом платье, и Тссс тащилась следом, чувствуя, что Тим провожает их глазами. Хотя почему – их? Он не видел никого, кроме Янки. Они, что называется, нашли друг друга.

Воздух был словно наэлектризован в тот день. Янка нервно ходила по комнатам и не отпускала Тссс от окна. Он пришёл позже, чем ожидалось, и никаких цветов при нём не было. Но Янка этого даже не заметила. Они молча ушли наверх, и Тссс скребла котелки песком, яростно возила по ним тряпкой, только бы не слышать этой сладкой и такой обидной тишины.

Так и повелось – Тим приходил, поднимался с Янкой в её покои, а Тссс принималась за уборку. Это позволяло ей не думать о том, как сейчас наверху Тим держит Янку в объятьях, и его смуглая кожа льнёт к её нежно-розовой. Янка рыжая, у неё очень нежная кожа, не то что у Тссс. Да и вообще в Тссс нет ничего особенного, серое платьице, мышиный хвостик реденьких волос, невыразительные глаза. Она могла бы быть тенью Янки – но, увы, даже тень более оригинальна.

 

Тссс часто думала о том, чего не было у неё самой. Например, о том, как люди находят друг друга, как они живут вместе. Отношения некоторых похожи на иглу с ниткой. Игла вонзается в ткань, нитка послушно ползёт следом по проторённой дорожке и скрепляет начатое. Другие союзы похожи на капли, долбящие камень – там один всё время пытается изменить другого, и постепенно ему это удаётся. А союз Янки и Тима был похож на фейерверк: яркая вспышка – а потом тишина, пока чья-то невидимая рука не запустит следующую ракету.

Их отношения были непонятны Тссс. Они любили друг друга, это было очевидно. Тссс подслушивала их разговоры – иногда случайно, а чаще – нарочно затаившись на балконе или за ширмой.

Не имея своей любовной истории, она впитывала, впечатывала в себя чужую, становясь соучастником, зрителем и слушателем. И то, что она узнавала, приводило её в недоумение.

 

Когда страсти утихали и силы кончались, начинались слова.

– Я люблю тебя, как же я тебя люблю, – говорила Янка хриплым шёпотом.

Он молчал.

– А ты? Ты любишь меня? – спрашивала она.

Он молчал.

Потом Тссс слышала тяжёлый вздох – и никогда не могла понять, чей…

– Тебе пора идти, – говорила Янка горько.

– Почему ты прогоняешь меня? – спрашивал он.

– А почему ты хочешь остаться? – парировала она, с жадностью вглядываясь в его лицо. Она хотела услышать только три слова – но он их не говорил, никогда не говорил.

– Потому что я хочу быть с тобой… – уворачивался он.

– Но почему? – упорствовала она.

И он снова молчал.

– Можно, я останусь хотя бы до утра? – спрашивал он. – В темноте я не найду дорогу домой.

– Нет, уходи прямо сейчас, – сердито говорила Янка. – Уходи!

 

И он уходил – чтобы потом появиться снова. И всё повторялось заново – бешеный танец любви, усталые и витающие по одному кругу разговоры и неизменное расставание. Они словно шли одной и той же дорожкой, всякий раз отказываясь с неё соступить, хотя оба прекрасно знали, что эта дорожка никуда не ведёт. Странные. Тссс не понимала их.

 

Однажды, спасаясь от звонкой тишины, которую умело создавали эти двое, Тссс снова вошла в кабинет Янки. Она смахивала пыль со столешницы, а потом зачем-то стала выдвигать ящики. Стало вдруг интересно, что может храниться в недрах письменного стола, – пузырьки с чернилами, связки перьев, очиненные карандаши, а может быть, любовные письма или фляжка с коньяком? Но оказалось, стол был под завязку набит свитками, Тссс отодвигала ящик за ящиком, и свитки сыпались наружу, и раскрывались, и Тссс сама не заметила, как опустилась на колени и принялась читать…

Всё это были сказки – о красивой девушке, мечтавшей встретить принца, о мужчине, что жаждал власти, о старушке, которая хотела вырастить неувядаемую лилию, о подростке, желавшем поймать дракона за хвост… Странно было то, что все сказки обрывались на полуслове, ни одна не добралась до конца. А потом Тссс наткнулась на сказку, от которой ей стало вдруг почему-то очень холодно…

 

«Жила-была в одном северном приморском городке сказочница. Была она бедна неимоверно, ничего не имела, кроме копны рыжих волос, старого платья да шляпы с петушиным пером. Но ещё у неё была голова, под завязку набитая сказками. Эти сказки и выручали её, когда становилось голодно и зябко. Всегда находились желающие послушать красивую историю о жар-птицах и летающих сундуках, волооких принцессах и мужественных принцах, срубающих голову огнедышащему змею. За изящно сплетённую сказку можно было получить похлёбку и ночлег, а то и пару медяков.

А когда становилось совсем уж туго и никому не хотелось волшебных историй, сказочница шла на рыночную площадь, потом в переулок, потом по ступенькам вниз, – и там, в подвале одного дома, в сырости и холоде, её всегда ждала горбушка хлеба и куча соломы, на которой можно переночевать. Там жил старый нищий, который тоже любил слушать сказки, а иногда и сам рассказывал – всё время одну и ту же историю, про Огонёк…

Огонёк этот показывается не всякому, а лишь тому, кто в отчаянии, кто не видит смысла жить. Тогда пламя свечи вдруг вспыхивает пурпуром и начинает разговаривать, или в камине взмётываются искорки, складываясь в заманчивые слова, или костёр разгорается ярким пламенем, и раздаётся манящий голос, который утешает и обещает всё, что ты только захочешь, всего лишь с одним маленьким условием. И не было ещё ни одного человека, который бы отказался от исполнения своего заветного желания. Хотя, может быть, и нашёлся один, – говорил нищий и хитро подмигивал, – всего один, кому свобода оказалась дороже мыслей о богатстве и бездельной жизни…

Но вот однажды, лютой зимней ночью, когда городок заметала пурга и даже море замерзало у берегов, сказочница пришла в подвал – но её никто не встретил. Старик-нищий лежал на соломенной постели окоченевший, и глаза его были открыты. Девушка закрыла его глаза – и подумала, что закрыла бы и свои. Она так устала бороться за жизнь в этом мире, где никому нет до неё дела и где лежит мёртвый единственный человек, которого она считала родным…

В очаге едва тлел огонь, но когда сказочница протянула к нему озябшие руки, вдруг вспыхнуло яркое малиновое пламя, такое тёплое, такое доброе, и то ли померещилось девушке, то ли и правда раздались в холодном подвале неведомо откуда идущие заманчивые слова:

– Не плачь, милая девушка, не надо плакать. Всё поправимо, всё наладится. Скажи мне только – чего ты хочешь, и я исполню любое твоё желание!

– Любое? – переспросила сказочница, и в голове её завертелись хороводы мыслей. Миску горячего супа, новые башмаки, мешок золотых монет, большой тёплый дом…

– Не торопись, – журчал невидимый голос. – Думай как следует. Этого желания тебе должно хватить на всю жизнь».

 

Тссс подняла глаза и вздрогнула, потому что в дверях кабинета стояла Янка и неотрывно смотрела на неё.

– Ну как тебе? – спросила она нервно.

Тссс пожала плечами. Янка глядела пристально, недобро, и на миг Тссс стало страшно. Она позабыла о своей немоте и подумала: сейчас мне отрежут язык…

Янка приблизилась к ней и резким движением вырвала свиток из её рук.

– Никогда, – сказала она, – ты слышишь, никогда и ничего не проси у Огонька…

 

А как попросить, если не можешь вымолвить ни слова, думала потом Тссс. Да и что просить?

Тссс не помнила, где она родилась, откуда пришла в замок на холме. Кажется, она всегда была тут, чистила серебро, отдирала воск от старых подсвечников, натирала мастикой полы и припудривала сажей черные замшевые туфли хозяйки. Тссс не умела говорить и поэтому любила слушать. Она умела слышать то, на что другие не обращают внимания, – как скрипят чистые тарелки, когда по ним проводишь пальцем, как звенит тихонько сахар, пересыпаемый в сахарницу, как хрустит в орехоколе коричневая скорлупка фундука. Шуршала в мешочке крупа, булькал закипающий чайник, скворчало мясо на сковороде. У всего в доме был голос – только не у неё, не у Тссс. Тикали часы, шелестели шёлковые платья, журчал во дворе фонтан. Жучок точил ножку комода. Бабочка стучала крыльями в стекло. А Тссс молчала. Её жизнь не была озвучена.

«Да, вот что бы я попросила, – подумала Тссс. – Голос».

 

Но вряд ли у Тссс возникла бы возможность встретиться с Огоньком. Ведь он являлся только к отчаявшимся, к потерявшим веру и надежду, к тем, кто не видел смысла жить. А у Тссс в жизни всё было просто и спокойно. Она жила по распорядку, неведомо откуда взявшемуся в её голове, она знала, что за чем следует в жизни и что она должна делать, а чего не должна. Всё просто: она делала то, что хотела Янка.

Утро у них в доме не приветствовалось. Только после полудня Янка звонила в колокольчик, чтобы ей принесли холодный чай с лимоном и почту. Не раздвигая плотных штор, вскрывала письма и, не читая, швыряла их на пол.

– Одно и то же, – говорила она, – одно и то же. Приворотите любимого, одолжите денег, будьте моей женой, спасите умирающего… Тссс, как думаешь, есть на земле люди, которые ничего не хотят?

Тссс пожимала плечами. Откуда ей знать.

Весь день Янка пила холодный чай, читала книги, дремала и изредка принимала посетителей. Гости приносили конфеты, ветки белых орхидей и сплетни. Иногда оставались на ужин, но чаще Янка выгоняла всех и запиралась в кабинете, и Тссс в страхе прислушивалась к скрипу белого пера. А потом на рынке она узнавала последние городские сплетни – кого опозорили и бросили перед свадьбой, кто умер, неосторожно наступив в своём саду в свой собственный хитроумно поставленный капкан, а кто попал в долговую яму, не сумев умерить страсть к игре.

– Тебе жалко этих людишек? – спрашивала с удивлением Янка. – Тех, кто забавы ради плюёт девушке на нарядную юбку, кто пинает ногой уличную кошку, кто отказывается от родных детей или продаёт в ломбарде любимое кольцо своей матери? Ты считаешь, их стоит пожалеть и простить? А мне вот их не жаль. Если человек способен на мелкую жестокость, то рано или поздно он совершит и крупное зло. А может, и не совершит, смелости не хватит, зато всю жизнь, день за днём, будет отравлять жизнь окружающим. К чему такие люди на земле? Их нужно давить, как тараканов…

 

Так просто – взять тонкими пальцами белое перо и вписать имя врага в свою новую чёрную сказку. Янка часто так делала. Её боялись. Когда она шла по улице, укутавшись в тонкую вышитую пашмину, прохожие расступались, многие кланялись, некоторые складывали фигу в кармане. А Янка шла по городу, и лепестки акации осыпались к её ногам, и солнце приглушало свет, прячась за облачком, и кошки из окрестных домов выбегали приветствовать её.

За Янкой следовала Тссс. Тащила неподъёмные корзины с хурмой и пахлавой, пучками кинзы и спелыми гранатами, шербетом и сладкой жёлтой дыней. Янка любила ходить на рынок. Не в магазины, где продавался антиквариат, шелка и бархат, фарфоровая посуда или книги, где стояли мягкие диваны и посетителям подносили вкусный чёрный кофе. Нет, Янка любила рыночную толчею, любила разглядывать пёстрые платки, корзины со снедью, детишек, держащихся за длинные юбки матерей, нищих, что подбирали гнилые фрукты и просили копеечку… Тссс недоумевала, почему чистенькая, брезгливая, окружённая блеском и драгоценностями Янка всякое воскресенье поутру спускается с холма, чтобы лично выбрать фрукты и зелень, и перемолвиться парой слов с рыбной торговкой, и примерить дешёвые разноцветные стеклянные бусы, и купить какую-нибудь безделушку у старьёвщика, порывшись в его сундуке. Янка чувствовала себя в этой толпе, как рыба в воде, будто всю жизнь только и делала, что общалась с подобными людьми. Тссс не могла подумать, что так и было на самом деле.

 

Совсем другим был Тим. Он жил где-то в горах и вовсе не походил на горожан. Смуглый, темноволосый, с серебряными серьгами в ушах, он появлялся откуда-то с корзиной амариллисов, такой нездешний, отличный от других, что иногда он казался Тссс ненастоящим. Казалось, Янка сама его выдумала. Взяла в левую руку белое перо и сочинила душной летней ночью – шаг за шагом, стук в дверь и первый бокал чая, выпитый не в одиночестве. Но Тссс знала, что Тим настоящий. Иначе бы Янка не вздрагивала на каждый стук в дверь и не смотрела бы тоскливо в окно. Она никогда не знала, когда Тим придёт снова, да он и сам, похоже, не знал. Тссс недоумевала, что может сдерживать двух людей, если они любят друг друга, что не пускает их, не даёт быть вместе. Но её дело было не думать, а чистить котелки да ощипывать цыплят, и она усердно дёргала перья, дожидаясь момента, когда хлопнет дверь и со второго этажа донесутся рыдания. Янка плакала всякий раз, как Тим покидал её, и тогда делом Тссс было нести наверх напиток из пустырника и мака, поить Янку, укладывать её в постель и раскрывать пошире окно, впуская свежий ветер, что выметет, унесёт тоску-печаль и заставит смежиться заплаканные веки…

 

Хоть убей, Тссс не понимала, зачем Янке так нужны эти слова любви, если Тим и так рядом. Зачем слова, когда можно обхватить руками, прильнуть и ни о чём больше не думать? Странные люди эти сказочники, всё им нужно проговорить вслух, расставить по местам, каждую вещь и каждое движение назвать нужным словом. Пожили б они в немоте – быстро б поняли, что слова не так уж и важны.

Но Янка не понимала этого. И одной жаркой ночью, когда Тссс уже не делала никакую работу по дому, а просто бездумно сидела под дверью хозяйской спальни и подслушивала, слова окончательно навредили этим двоим.

 

– Почему ты не можешь просто быть вместе со мной? Зачем тебе слова, пустые слова, разве ты не видишь все ответы на свои вопросы в моих глазах? Разве не чувствуешь, когда я прикасаюсь к тебе? – говорил Тим. – Давай уйдём из этого огромного пустого замка, давай поселимся в моей хижине, там сладко пахнут цветы, там тишина и покой и никто не будет нам мешать быть вместе всю жизнь.

Янка молчала. Тссс смотрела в замочную скважину и видела, как хозяйка качает головой, блестят в свете ламп рыжие кудряшки, пружинят, повторяя снова и снова резкое «нет».

– Значит, моя хижина тебя не устраивает? – воскликнул Тим горько. – Тебе нужны камины, серебро и вся эта роскошь, в которой ты сама как красивая кукла, и не стирает ли служанка по утрам пыль и с тебя, когда проходит мимо со своей перьевой щеткой? Ты так зависима от слов, а они – всего лишь пустые звуки. Но раз они для тебя важнее, чем я сам… тогда что же… да, я люблю тебя, я люблю тебя больше жизни, слушай это, раз тебе так важно это знать – знай, я люблю одну тебя и буду любить всегда… но больше мы никогда не увидимся, и в этом виновата одна ты…

Наступила тишина. Сколько ни щурилась Тссс, но не могла ничего разглядеть. Где же Тим? Похоже, он попросту исчез. Раздались привычные Янкины рыдания, и Тссс распахнула дверь, начиная обычный ритуал. У нее и успокоительное питьё было уже готово, стояло рядом на подносе, дожидаясь, когда понадобится. Она взбивала подушки и раздвигала занавески на окне, а Янка повторяла приглушённо сквозь слёзы:

– Он ушёл навсегда… он не вернётся…

 

Потянулись скучные, однообразные дни. Каждый был занят делом: Тссс прибирала, готовила, сновала с подносом наверх и назад в кухню, а Янка – та просто ждала. То сидела у окна, глядя на дорогу, ведущую к замку, то шла в город, бродила по улицам, надеясь встретить Тима и понимая, что не встретит. Тим тоже был занят делом, и его делом было отсутствие.

Заглядывала Янка и на цветочный рынок, но продавцы цветов пожимали плечами. Амариллисы? Да что вы. В нашем климате такие цветы не растут.

 

Как-то вечером, когда Янка плакала у себя в спальне, Тссс опять прокралась в кабинет. Ей не давала покоя та сказка, про сказочницу и Огонёк. Хотелось узнать, что будет дальше.

Но свиток исчез. Напрасно Тссс перебирала один ящик за другим – там было полно недописанных историй, о принцессах и троллях, о сквалыгах и добряках, о бедных невестах и жадных мачехах, но сказка о девушке в шляпе с петушиным пером куда-то запропастилась…

Вдруг стукнула дверь. На пороге стояла Янка, и слёзы ещё блестели на её щеках.

– Шпионишь? – усмехнулась она. – Роешь, ищешь, вынюхиваешь? Нет, тут отрезанным языком не обойтись, придётся мне отравить тебя и сбросить тёмной ночью в колодец.

Тссс перепугалась, хотя и понимала, что хозяйка шутит. Это было очень в духе Янки, произносить подобные зловещие слова. Но когда она говорит – это ещё не так страшно. Главное, чтобы она не принялась писать. Скрипучее перо предвещало кому-нибудь смерть, и Тссс всякий раз надеялась, что её черёд ещё не настал.

– Вот сокровище, которое ты ищешь, – сказала Янка и сняла с консоли тяжелую деревянную шкатулку, запертую на ключ. Открыв её, она достала шляпу с петушиным пером и нахлобучила её на свои рыжие кудри. – Ну как, идёт мне?

Тссс молчала, не зная, нужно ли кивнуть или покачать головой.

Следом за шляпой Янка достала свиток. Развернула, поглядела задумчиво.

– Это моя самая первая сказка, – сказала тихо.

«Почему они все недописанные?» – хотела спросить Тссс. Янка вздохнула, пробежала по свитку глазами и начала читать вслух, ровно с того места, где в прошлый раз запнулась Тссс:

 

«– Я хочу, – сказала сказочница, и голос её окреп, – я хочу, чтобы любая сказка, которую я сочиню, сбывалась. Чтобы сказанное мною становилось явью.

– Ай, хорошо! – воскликнул Огонёк. – Люблю нестандартные желания! Ты мне нравишься, девочка. Но правила есть правила, я исполню твоё желание, если ты согласишься на одно маленькое условие. Условие это я скажу потом, когда желание будет исполнено. Маленький штрих к твоим словам, не более.

– Я согласна, – выпалила она, не раздумывая. Казалось, ничто не могло испортить той волшебной идиллии, в которой она вот-вот окажется.

– Так вот, – сказал Огонек. – Твои сказки будут сбываться. Все и всегда. Но они должны заканчиваться плохо. Смерть, расставание, разочарование, неудача – у тебя богатая фантазия, ты справишься. А как только завершишь хоть одну историю чем-нибудь вроде «и жили они долго и счастливо» – раз и навсегда лишишься моего дара.

Огонёк вспыхнул ярким малиновым пламенем и погас.

Девушка сидела и смотрела на холодеющий очаг.

– Ну что же, значит, мои сказки не будут заканчиваться вовсе, – проговорила она и принялась сочинять первую – о прекрасной и загадочной рыжеволосой сказочнице, живущей в замке на холме, у берегов тёплого южного моря…».

 

– Поэтому я не все сказки дописываю, – сказала Янка. – Не хочу заканчивать плохо – вот и не заканчиваю вовсе. Оставляю героев проживать снова и снова один момент своей жизни, ходить по кругу с нерешёнными проблемами. Они ссорятся, плачут или смиряются и приспосабливаются, но никогда, никогда не бывают счастливыми. Потому что, как бы хорошо и светло я ни писала, рано или поздно мне приходилось ставить это проклятое НО, – Янка невесело усмехнулась. – Видишь, совсем как в жизни. Людям часто не хватает смелости что-то изменить, принять решение, сказать правду… и тогда они сваливают всю вину на некоего несуществующего сказочника по имени Судьба, который якобы решает всё за них…

 

Несколько дней после этого разговора Янка не приближалась к кабинету, и белое перо валялось без дела. И значит, никто в городе не свалился с крыши, не отравился несвежими улитками и не сошёл с ума, обнаружив скелет в семейном шкафу. Тссс ходила на рынок каждое утро, привычно наполняя корзину снедью, хотя Янка почти перестала есть. Ну да у Тссс дело маленькое – купил, принёс, приготовил, выбросил остывшую еду с тарелок в помойное ведро…

Но как-то вечером Янка позвонила в колокольчик в неурочное время. Обычно эти часы она проводила на кушетке с книгой или развлекалась, разглядывая город в подзорную трубу с балкона, а Тссс в это время начищала мелом столовое серебро или крутила ручку кофемолки, наслаждаясь пряным ароматом кофейных зёрен.

– У меня для тебя важное поручение, – услышала Тссс, войдя.

Янка сидела за карточным столиком и держала в руках запечатанное письмо.

– Ты должна найти Тима и передать ему вот это.

«Но как же я его найду?» – хотела бы спросить Тссс.

– Уж об этом я позабочусь, – нервно сказала Янка и достала из кармана что-то круглое. – Это волшебный клубок. Да, как в старых добрых сказках. Назови или подумай имя того, кого ищешь, – да знай не теряй клубок из виду.

Тссс стояла, опустив руки, и на лице её явно читалось нежелание куда-либо идти. Ей было страшно. Ведь она знала только один привычный путь – от замка в город, на рыночную площадь, в скобяную да галантерейную лавки, обычный маршрут служанки, спешащей по поручениям. Мысль о том, что придётся пойти новой, незнакомой дорогой, а то и без дороги вовсе, следуя за волшебной неживой вещью, у которой не пойми что на уме, – мысль эта привела Тссс в ужас. А вдруг клубок этот заведёт в трясину или прикажет прыгнуть в пропасть? Поди знай, на что способны эти штуковины из сказок…

– Выбора у тебя всё равно нет, – спокойно сказала Янка. – Да и никогда не было. Вспомни, хоть раз случалось ли тебе самой принимать решения? Ну кроме вечных подслушиваний за дверью да рытья в моих личных вещах? А? Ты живёшь как механизм, по раз и навсегда заведённому порядку, разве ты не замечала этого?

Тссс удручённо кивнула.

– А знаешь, почему? – спросила Янка. – Потому что ты не настоящий человек. Ты всего лишь персонаж одной из моих сказок, и вся твоя история занимает строчек пятнадцать, не больше…

Тссс в ужасе покачала головой, глаза её расширились от страха. Нет, только не это!

– Да, да, – кивнула Янка. – Я могла бы показать тебе этот свиток, странно, что ты сама на него не наткнулась в своих изысканиях. Но нет нужды искать, я помню твою историю наизусть.

Она улыбнулась и продекламировала:

«Жила-была на свете девочка без голоса, и звали её так, как шепчут, приложив палец к губам, – Тссс! Была она неприметная и серая, ничем не выдающаяся, и умела только одно – прислуживать своей хозяйке, ходить на рынок, содержать дом в чистоте, готовить вкусные блюда и – самое главное – быть незаметной тенью и не напоминать о себе без нужды. Слушая пение птиц и стук дождя по оконному стеклу, она мечтала когда-нибудь обрести голос».

Тссс стояла неподвижно, по её щекам текли слёзы.

Янка нахмурилась.

– И нечего реветь, – сказала она. – Ты должна быть благодарна, что вообще существуешь. Если б не я, тебя бы не было вовсе. А так – ты дышишь, гуляешь, смотришь на этот мир, и наверняка он тебе нравится….

Она села в кресло и покачала головой.

– Мир устроен точно так же, как и любой сочинённый текст. У всего есть завязка – рождение, есть концовка – смерть. А уж что будет в середине жизни, в страничку это выльется или в десять томов, тут уж каждый решает сам. Каждый сам пишет свою жизнь. А некоторые жизни пишу я. Я могу придумать человека, описать его, и через минуту он постучится в дверь. А могу сочинить сказку про любого, живущего по соседству или за тысячи миль отсюда, лишь бы мне было известно его имя, – и этот человек начнёт жить по моим словам, и делать то, что я ему велю…

Янка помолчала.

– Я раньше не была такой, – проговорила она тихо. – Я умела прощать, я не обращала внимания на мелочи. А теперь я запросто могу накликать несчастья на человека только за то, что он обозвал меня ведьмой или обсчитал на рынке. Это так заманчиво, так просто – взять и отомстить, не марая рук, убить – всего лишь росчерком пера. Я чувствую себя всемогущей – но такой одинокой, Тссс, если бы ты знала. Я могу заставить любого человека полюбить меня, но мне быстро наскучила придуманная любовь. И вот нашёлся Тим. Он любит меня – любит просто так, не потому, что я дала ему эту роль, а потому, что он сам так решил. Я уже не раз хотела взять и написать кому-нибудь счастливый финал, отказаться от своего дара, стать самой обычной – и уйти с Тимом куда глаза глядят. Мне нужно было только одно – знать наверняка, что он любит меня. Я была такая дура, Тссс! Я требовала от него слов – всего лишь слов – не замечая всей той любви, что он дарил мне, что светилась в его глазах, что переходила от его кожи в мою, когда мы были вместе. А теперь он исчез. Я могу легко найти его, ты знаешь. Просто написать пару слов в своей собственной сказке, сочинить себе немного счастья, – но я больше не хочу выдуманной жизни, я хочу настоящую. Поэтому я не могу пойти на поиски Тима. Нет. Пусть решает сам, не видя меня, не слыша. Ты отнесёшь ему это письмо – и будь что будет…

Она уронила голову на руки, и в комнате наступила тишина. Тссс прождала ещё немного и осторожно вышла.

 

Лил дождь. Дорога превратилась в грязное месиво, и ботинки Тссс размокли, полные холодной воды. Промокло и письмо, и Тссс мстительно радовалась. Ведь это не она, это дождь, а она совершенно ни при чём. Янка сама виновата, что выгнала Тссс из дома в такую непогоду.

Сейчас бы сесть у огня, развесить плащ и чулки на просушку, закутаться в одеяло и выпить горячего вина… А Янка в эти минуты наверняка пьёт прохладный мятный чай, лениво листает книжку и смотрит в окно, любуясь грозой. Янка любит бушующую стихию, гром и молнии не пугают ее, а наоборот, приводят в состояние кошачьей неги, из которого потом получаются страшные чёрные сказки. А вот Тссс боится, она вздрагивает при каждом раскате, при каждой вспышке, и больше всего на свете мечтает сейчас оказаться под крышей. Но волшебный клубок равнодушно скачет по лужам, ему не скажешь: «Эй ты, давай переждём дождь, остановись!», ему не страшна вода и простуда не грозит.

Она брела и брела, не разбирая дороги. Уже и дождь прошёл, и перестало капать с деревьев при порывах ветра, наступила глухая ночь, и только волшебный клубок слабо светился в темноте. Жаль, не светились все те ямы с грязью, в которые Тссс проваливалась по щиколотку, и все те корни и сучья, за которые она запиналась. Если б она могла говорить, то чертыхалась бы всю дорогу. А так только плакала от злости, когда в очередной раз зацепилась за невидимый сучок и порвала юбку. И когда клубок, подпрыгнув в воздухе, плавно опустился на крыльцо какого-то дома и замер, Тссс не сразу поверила глазам. Неужели так просто, и она уже пришла?

 

Окошки дома слабо мерцали, значит, внутри кто-то был и, наверное, не спал. Она сунула клубок в карман и несмело постучала. Дверь открыл Тим.

– Ты?! – вымолвил он изумлённо.

Она кивнула. Промокшее письмо лежало в кармане плаща, но Тссс не спешила его доставать. Сначала она хотела получить хоть какую-нибудь награду за своё путешествие. Посидеть у огня, согреться и съесть что-то горячее.

– Да ты совсем промокла! – Тим распахнул дверь. – Входи скорей!

Через минуту Тссс уже сидела на скамеечке у очага, завернувшись в одеяло и прихлебывая тёплое питьё. Тим возился с щепками и бумажками, раздувая пламя, потом подбросил несколько дровишек. То и дело он поглядывал на Тссс, словно ожидая каких-то объяснений её ночному визиту. Тссс поняла: он и знать не знает, что она немая. Верно, думал всё это время, что она просто хорошая служанка, не вступающая в разговоры с хозяевами.

– Ты, наверное, удивляешься, почему я не хожу больше к вам? – спросил он. – А я не могу. Я забыл дорогу.

Он помолчал. Тссс смотрела в огонь.

– Моя семья всегда жила здесь, в горах. Вроде и близко к городу, а вроде и сами по себе. Уж не знаю, почему мои предки так не любили горожан, что поселились тут. Но так повелось, и я остался тут, когда родители умерли. Что мне было делать в городе? Там нужно делать много бессмысленных вещей, чтобы тебя уважали и знались с тобой. И девушки там… странные… Я не смог сблизиться ни с одной. В какой-то момент меня накрыло отчаяние. Я сидел у огня и мрачно размышлял, а не подпалить ли хижину и не покончить ли со всем этим. Моя жизнь показалась мне пустой и никчемной. Я водил острым ножом по запястью и мрачно размышлял, сколько же во мне крови, интересно. И вот тогда… тогда поленья ярко вспыхнули, и я услышал голос, прямо из огня…

Тссс вздрогнула. Тим взглянул на нее и решил, наверное, что она никак не может согреться.

 

– Я тоже вздрогнул, вот как ты, когда услышал этот голос. Тихий, добрый, утешающий. Он вкрадчиво предложил исполнить любое желание в обмен на маленькую оговорочку… Огонёк – он знал, когда появляться. Ловил момент. И я сказал: «Хочу найти настоящую любовь, встретить ту, которая мне суждена судьбою». И Огонёк вспыхнул ярким малиновым светом и сказал: «Чудненько, чудненько, ты встретишь её. Но как только ты признаешься ей в любви – потеряешь её навсегда».

Я думал потом, что мне всё это приснилось. Но на другой день закончилась соль в доме, и я понёс на рынок охапку цветов. И встретил Янку. Я сразу заметил её, она отличалась от остальных горожан – не только белой кожей и рыжими волосами, нет. От неё как будто исходило сияние, которого почему-то никто не замечал, только я. И, кажется, она увидела что-то подобное во мне, потому что нас сразу притянуло друг к другу.

Он подбросил ещё поленце в огонь.

– Я старался делать её счастливой, как мог. Но ей нужны были эти проклятые слова. И когда я не выдержал её грустного взгляда и сказал, что люблю её, я вмиг оказался здесь и понял, что напрочь потерял дорогу в город. Я пытался идти в разных направлениях, но неизменно попадал в чащобу или в болото или выходил назад к своему дому. Оговорочка Огонька сбылась. Если б тогда, загадывая желание, я знал, чем всё кончится, я бежал бы от Огонька без оглядки. Никому не пожелаю встречи с ним…

Он провёл рукой по лицу. «Неужели плачет?» – подумала Тссс. Ей казалось смешным и неправильным, чтобы мужчина плакал из-за любви. Ведь плакать и сожалеть – это удел женщин, а мужчины просто идут дальше, не оглядываясь, разве нет?

– Спущусь в погреб, поищу что-нибудь съестное, – сказал он виновато.

 

Когда его шаги стихли, Тссс достала из кармана письмо. Мятое, сырое, с какими-то ужасно важными словами внутри. Тссс держала его в руках и очень сильно хотела одного: взять и бросить этот листок бумаги в огонь, сжечь без следа, как будто его и не было.

При этих её мыслях огонь вспыхнул ярче, как будто протянул жёлтые ладони к письму. Отдай, отдай его мне, как будто шептал он, никто ничего не узнает, а ты вернёшься домой и скажешь Янке, что не нашла дорогу.

Тссс вздохнула и спрятала письмо назад в карман. И стала думать о том, что произойдёт дальше. Она отдаст письмо, Тим прочтёт его и уж наверняка обрадуется. Что-что, а писать Янка умеет. Наверное, он напишет ей ответ, объяснит, что попал в ловушку Огонька, как и сама Янка, вот бывают же совпадения в жизни. И тогда она, уж конечно, схватит белое перо, макнёт в чернильницу и примется выводить – слово за словом – счастливую развязку для их любовной истории. И пусть она потеряет свой дар, что с того, главное ведь – успеть написать нечто вроде «он нашёл к ней дорогу».

А что будет с Тссс? А ничего нового. Всё так же толочь в ступке корицу, выгребать золу, заваривать чай, прислуживать и угождать, ведь всё равно она ничего больше не умеет. Её жизнь уже написана за неё, и пускай там всего пара строчек, в силах ли Тссс что-то изменить? Она маленькое, беспомощное существо, и единственный выбор, что ей остается, это пойти и броситься головой вниз с какой-нибудь обрывистой скалы. Чего там, никто и не заметит…

 

– Ну что ты. Незачем так отчаиваться, – сказал вдруг кто-то медовым голоском.

Она вздрогнула и огляделась, но Тим ещё не вернулся, и в дом никто больше не входил, она была одна.

– Да здесь я, здесь, – раздалось от очага.

Она повернула голову и увидела маленький малиновый Огонёк, что приплясывал на догорающих полешках.

– Ты ведь знаешь, кто я, – сказал он довольно. – Не ожидала, да?

Он был круглый и вихрастый, этот Огонёк, совсем не обжигающий на вид, его так и хотелось подержать на ладони. Тссс с улыбкой смотрела, как он меняет цвет от золотистого к горячему красному, как летят от поленьев искорки, как ползёт невидимое тепло от очага, согревая её озябшие ноги и руки…

– Давай же, девочка, смелее, – говорил он, посверкивая. – Я знаю о твоём заветном желании. Я знаю, как тебе надоело быть Ухом, в которое все кому не лень рассказывают свои истории, а Ухо только слушает и не может ничего ответить. Каково это, а, Тссс, чувствовать себя помойным ведром, куда облегчаются, отправляя свои страхи, обиды, сплетни и домыслы? Я знаю, сколько раз тебе хотелось закричать им всем: «Замолчите, не желаю вас больше слушать!» – но ты молчала, не осмеливаясь даже заткнуть уши руками. Ухо. Не человек, а Ухо, вот кто ты. А я могу дать тебе Голос – то, что сделает тебя личностью.

Ты обретёшь голос, свой собственный, только подумай об этом! Сможешь напевать, шептаться и сплетничать, окликать знакомых, спрашивать дорогу, признаваться в любви и проклинать. Только подумай, девочка, я подарю тебе бархатистое сопрано, а хочешь – контральто, твой голос будут узнавать на улице, тебя будут просить спеть… Никто, никто не будет больше говорить тебе «Тссс!», у тебя появится красивое женское имя. Подумай, сколько можно быть бессловесной служанкой, не пора ли обрести свою собственную жизнь?

 

Огонёк говорил так заманчиво, так сладко. Тссс представила себя – поющей колыбельную ребенку или окликающей мужа, уходящего утром на работу, а может, рассказывающую соседке рецепт черничного пирога. И всё это – всего с одной маленькой оговорочкой? У неё пересохло в горле. Кажется, она не сумела бы вымолвить ни звука, даже если б могла говорить. Дрожащими руками Тссс взяла со стола чашку с водой и отхлебнула.

– И за все это я попрошу всего одно маленькое условьице, – Огонёк сверкал и переливался. – Оно совершено не помешает тебе, вот увидишь. Брось письмо в огонь, я уничтожу его, брось волшебный клубок, тебе ни к чему обратный путь! Ты не вернёшься в замок, где была прислугой, у тебя начнётся новая жизнь! Тебе достаточно только кивнуть! Кивни – и сделка свершится!

Она смотрела на Огонёк, любуясь им. Маленький, горячий, так просто исполняющий чужие желания – или на самом деле уничтожающий их… Тссс улыбнулась – и резко выплеснула воду из чашки прямо в очаг.

 

Когда Тим вернулся и начал выкладывать на стол какие-то свёртки и горшочки из корзины, Тссс протянула ему письмо.

– Это тебе, от Янки, – хрипло проговорила она.

– Что ж ты молчала всё это время? – воскликнул он, вырывая письмо из её рук. Тссс улыбнулась. Как знать, может быть, однажды и она станет такой порывистой и смешной, когда влюбится в кого-нибудь, и у неё начнётся своя собственная история.

Не в силах побороть любопытство, она заглянула Тиму через плечо – и не смогла сдержать вздох разочарования, потому что Тим держал в руках совершенно белый и чистый лист. Буквы не размокли от дождя, не потекли, о нет. Их просто не было. Ни единого слова не написала Янка в своём письме. Тссс почувствовала досаду. Что всё это значит? Какого чёрта она шла сюда через дождь, грязь, ночную жуть – всё ради пустого клочка бумаги?

Но Тим был на удивление доволен. Он улыбался.

– В этом она вся, – сказал он, размахивая листком. – Нельзя было сказать лучше.

– Сказать что? – спросила Тссс, прислушиваясь к звуку своего голоса.

– Всё, что я хотел бы услышать, – загадочно ответил он. Потом улыбка сошла с его лица – Тссс поняла, он вспомнил об оговорочке, о том, что не сможет никогда вернуться в город к Янке.

– Я напишу ей сейчас ответ, – сказал он тихо. – Отнесёшь?

– Ни к чему, – сказала Тссс. – Пойди и скажи всё сам.

– Ты же знаешь – не могу, не найду дорогу…

– С этим – найдёшь, – Тссс выпустила из кармана волшебный клубок и он завертелся у её ног, готовый пуститься в путь. – Просто скажи или подумай, что тебе нужна Янка, и он приведёт…

– Такое разве бывает? – недоверчиво улыбнулся Тим.

– Всякое бывает, – сказала Тссс, – просто надо верить.

– Ну, пойдем? – подхватился он. Ясное дело, ему не терпелось сжать в объятьях свою возлюбленную.

Тссс покачала головой.

– Я пока что останусь тут, если ты не против. Я больше не служу у Янки, – она откашлялась. – Да и Янки, скорее всего, уже нет в замке. Но ты не бойся, клубок покажет тебе дорогу, где бы она ни была…

Тим поглядел на неё, словно хотел что-то спросить, но нетерпение оказалось сильнее, и он выскочил за дверь, не спуская глаз с катящегося клубка.

 

Тссс снова развела огонь в очаге и принялась перебирать крупу. Она делала это молча, хотя могла бы и напевать. Но когда у тебя есть голос, то не обязательно всё время пускать его в ход. Хочу – пою, хочу – молчу, думала она. А ещё она думала о Янке. О том, почему Янка выбрала именно её, Тссс, сказку. И о том, как долго она набиралась смелости, чтобы взять в руки перо и вывести на бумаге нечто вроде «А потом случилось чудо, и девочка обрела голос. И жила она долго и счастливо, но это уже совсем другая история». Должно быть, Янка многое передумала этой ночью и о многом пожалела, если – будто в наказание – отняла это «долго и счастливо» у себя и подарила самому блеклому и скучному, самому презираемому своему персонажу. Как будто сделала себе назло. Да, подумала Тссс, в этом вся Янка. Она ненавидела людей – но любила ли себя? Кто знает…

Интересно, что случилось в миг, когда слова были написаны. Грянул ли гром или вспыхнул синим пламенем свиток с запретными счастливыми словами, – или же ничего не изменилось вовсе, просто отлетел в небеса Янкин волшебный дар, и белое перо стало самым обычным пером, не способным больше никого убить или сотворить…

Тссс так и видела, как Янка надевает свою старую шляпу с петушиным пером, перекидывает сумку через плечо и выходит из замка прочь – куда-то в новую жизнь, где она будет снова рассказывать свои сказки – такие, какие захочет, и где со временем, может быть, ей удастся искупить всё то зло, которое она причинила людям – пусть дурным, злым, неприятным, но всё-таки не заслуживавшим таких ужасных жизненных концовок…

Тссс повесила котелок над огнём. Огляделась. Домик был старый, но прочный, сработанный на совесть. Для начала можно пожить и здесь. А дальше – весь мир к её услугам. Тссс знала, что не пропадёт. И знала, что Тим найдёт Янку, а уж будут ли они жить долго и счастливо, зависит лишь от них самих. Огонёк же по-прежнему будет приходить к людям и предлагать им заманчивую сделку. Огонек любит играть с людьми. А люди… Люди любят играть с огнём.

 

 

3 августа 2010

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение февраля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.