Последняя встреча с Давидом Бен Гурионом

В свое время он приехал в пограничный (на перекрестке Иордании, Сирии и Израиля) кибуц «Ашдот-Яков» (Водопады Якова), названный в честь Якова из клана Ротшильдов. Кибуц основали выходцы из России, бывшие недоучившиеся студенты. Из их вышли садовники, первый израильский летчик, директор первого сельхоз института «Вулкани», начальник генерального штаба и другие израильские знаменитости.

Бен-Гурион приехал туда и после бурного собрания кибуцников заявил:

«Ленинисты – за мной, сталинисты – остаются здесь»…

Молодой еще не ставший на ноги кибуц распался на две части, развалился на кибуц меухад и кибуц ихуд, разделенные только колючей проволокой и… нетерпимостью, ненавистью, болью, витавшими в самой атмосфере…

По обе стороны остались братья и сестры, родители и дети, друзья и приятели…

Когда я там начал работать после 3 месяцев ульпана в Тверии, то к тому времени там за три последних года «прошло» около 27 врачей.

И не только «катюши» из Иордании и иногда Сирии были этому причиной.

Напрасная ненависть, идеологический кретинизм, бенгурионовщина (как сталинщина в СССР)…

Я застал разбитых, побитых, обескровленных людей, по природе своей – первопроходцев, пионеров, русских интеллигентов…

Многие долгими бессонными ночами плакались мне на чисто русском языке…

На границе этих кибуцов (а я работал в обоих) однажды я встретил ультраордоксально облаченного человека в черном костюме, который ко мне с чем-то неясно обратился…

Не расслышав его и приняв за еврея-ортодокса, я выразил сожаление на русском языке, что пока еще не владею ивритом.

И в ответ грассирующее:

– Молодой человек, к огорчению, я тоже не вполне владею древнееврейским языком. Я приехал из Сан-Францисско и разыскиваю кибуцного сапожника, верующего еврея и доктора философии Исаака Маора…

Я был потрясен… Тем более, что находился в близких и дружеских отношениях и с самим Ицхаком Маором (он был Меерсон из Риги, в отдличие от Меерсон из Америки, которая стала Голдой Меир, стал Ицхаком Маором – тот же корень – освещающий), и с его незабвенной супругой…

Странный незнакомец оказался архиепископом Сан-Францисским Иоанном, он же – князь Шаховской (родной брат Зинаиды Шаховской, участницы французского Сопротивления, писательницы на двух языках и редактора парижской русской газеты, тогда единственной в Европе, «Русская Мысль»), он же – поэт Странник.

Долгие годы дружбы соединяли нас потом. Много его книг с личными автографами и подписями хранятся у меня. А повесть о нем ждет своего череда...

Бен Гурион был ярым поборником внедрения иврита в жизнь и страстным врагом галутного еврейского языка – идиш. И сам он сменил свою фамилию с Грин, и родных, и соратников, и весь народ израильский убеждал, часто принуждая, разговаривать только на иврите, менять галутные имена и фамилии.

Большинство его последователей, особенно из партии МАПАЙ, так и сделали.

Враг жаргона идиш и галутных имен – первый премьер-министр государства Израиль, подписавший Декларацию о независимости, воевавший со всеми врагами, одновременно напавшими на новосозданное по имени древнейшего государства Израиль – легендарный Давид Бен Гурион…

Я был молодым, недавно прибывшим из Ленинграда, «героем Самолетного дела», первым, рискнувшим работать в проблематичном кибуце, врачом.

Все эти (и еще сотню) истории я слышал из первых уст от основателей обеих кибуцов «Ашдот Яков», которые отлично владели русским...

Профессиональную специализацию семейного врача я проходил в больнице «Пурия», живописно возвышавшейся на вершине Тверии, полукругом расположенной на берегу Тивериадского озера (Ям Кинерет). Вид был изумительный. Римские строители, создавшие Тверию в честь императора Тибериуса, обладали вкусом и знали свое дело.

В больницу, расположенную в 1.5 – 2-х километрах от кибуца, я приезжал дважды в неделю по дороге, серпантином вьющейся вокруг Тверии. В основном я проходил практику в терапевтическом и детском отделениях.

Ивритом я еще не владел, и главным было – база знаний и врачебная интуиция.

Как обычно с утра я подъехал к зданиям «Пурии». Во дворе было как-то тихо и безлюдно…

Я тихонечко втиснулся в дверь терапевтического отделения, заметив там необычное скопление народа. Обернувшиеся врачи зашикали на меня, приложив палец к губам. В палате была тишина, и заведующий отделением что-то громко и необычно для него четко говорил большой группе врачей. Среди свиты, кроме более десятка врачей-практикантов из окружающих поселений, кибуцов и мошавов, оказалось много и местных больничных врачей…

– Неужели такой интересный медицинский случай?..

На высокой массивной больничной кровати лежал пожилой человек в пижаме, слегка прикрытый байковым покрывалом. Ничего особенного не было в этом невысоком старике, кроме какой-то странной полукопны седой шевелюры на голове, непокорно торчащей по сторонам.

Мне показалось что-то очень уж знакомым…

Вдруг зав. отделением заметил меня и громко попросил пройти вперед. Я заволновался.

– Неужели меня станут экзаменовать? А что с моим ивритом? А о чем вообще идет разговор?

Мысли вихрились, волновались, смешивались в голове пока я протискивался сквозь врачебную толпу к боссу. На пациента я вообще перестал обращать внимания. Случай – так случай…

И вдруг я услышал из уст профессора:

– Господин Бен Гурион, это врач из кибуца «Ашдот-Яков» (все знали историю разделения и страданий этих двух кибуцов и роль Бенгуриона в этом деле)…

Он – новоприбывший из России, из Ленинграда, связан с «самолетным делом». Добровольно пошел служить в проблематичный кибуц, где за последние три года сменилось более 35 врачей…

Дальнейшее, продолжавшееся около получаса, я не очень-то помню, слышал словно сквозь туманную дымку.

– Неужели это сам Бен Гурион? Что он здесь делает? Что случилось? Сумею ли я поговорить с ним самим?..

Только всё говорили обо мне, о наших кибуцах, зная, что это значило для самого «виновника торжества», первого премьера страны. Он не произносил ни слова, лишь многозначительно кивая в знак согласия со сказанным…

И вот вся процессия во главе с профессором уже удаляется из палаты…

Я плетусь в хвосте процессии, думая, как бы потом пробраться к тщательно охраняемому бывшему израильскому лидеру, столько накромсавшего в моих кибуцах. До сих пор – кровоточит…

Интуитивно я оглянулся, и вижу, как этот старичок с неуправляемой копной-гривой пухом торчащих по сторонам волос сидит на кровати, не доставая босыми ногами до пола, и подманивает меня пальцем…

Я замер. Остановился. Оглянулся на удаляющуюся процессию белых халатов и потихонечку стал приближаться к Самому.

Не доходя несколько шагов, я смущенно обратился:

– Слиха (извините на иврите). Затем по-русски. Я новоприбывший, иврит еще не знаю, идишем тоже не владею. Не знаю, как с Вами говорить…

– Очень хорошо, – послышалось в ответ на довольно хорошем русском (кстати, я не уверен, что кто-либо знает, что Бен Гурион вообще знал руссктий язык),

– Я тоже вот забыл иврит. Могу говорить только по-польски, по-русски и на идиш…

Тот самый Бен Гурион, который до беспощадно боролся против галутных языков, может говорить только на них!? Оказывается, он, вероятно, плохо понимал то, что ему говорили, только многозначительно кивая головой в процессе профессорского спича…

– Я врач из кибуца… «Ашдот Яков»…

– ??? А где это?..

Кибуц находился от больницы в полутора километрах по извилистой дороге и был хорошо виден с вершины Тверии…

Вот как жизнь может посмеяться над человеком. Даже – над самым «великим»…