Портрет Марии Лопухиной

 

 

 

Мария Лопухина, два месяца назад вышедшая замуж за егермейстера, состоявшего на службе при дворе Павла Первого, неохотно поднялась с постели. Будь её воля, она бы весь день проводила в опочивальне, оплакивая своё несчастливое замужество. Но Мадлен, первая экономка в особняке, была преданна мужу Марии, и, несомненно, доносила ему о каждом шаге молодой жены. Не случайно, с недавних пор, Марии было запрещено гулять в парке или посещать своих подруг, а всё это из-за того, что друг её детства Жорж, забавы ради, передал ей французское печенье с маленькой запиской вместо начинки. Это была обычная шутка, широко распространённая среди светской молодежи того времени, но Мадлен, сухопарая немка с вечно поджатыми губами, видно, посчитала это превышением принятых в обществе манер и донесла об этом Степану Лопухину. Расплата не заставила себя ждать: Степан, и без того грубый, жесткий мужчина пятидесяти лет, после этого случая стал невыносимым тираном для своей жены. Он мог днями не разговаривать с ней, и приходил в её спальню только ночью, чтобы справить свою естественную мужскую потребность. Всё это отвращало от себя хрупкую и нежную Мари, которая, как и все девушки, мечтала о браке по любви с молодым, красивым и нежным, статным дворянином. Из всех перечисленных качеств муж Марии обладал лишь двумя достоинствами: он был дворянин и занимал высокое положение при дворе. Именно поэтому семья девушки и дала согласие на её брак. Мария видела, что егермейстер некрасив, но полагала, что он человек добрый, и поэтому дала согласие на брак. Теперь же, обнаружив, что, помимо внешнего уродства, он ещё и дико ревнив, Мария поняла, что совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за столь неуравновешенного человека.

Вот и сейчас, если она позволит себе лишний час побыть в постели, экономка мужа обязательно доложит ему, что его супруга слишком ленивая либо, что она, вероятно, влюбилась в какого-нибудь светского франта и теперь целыми днями только и делает, что сохнет по нему, не в силах даже встать с постели. Не желая испытывать судьбу, Мари вздохнула и позвонила в колокольчик. В спальню тут же вошла гувернантка Роза, самый близкий друг Марии в этом доме.

– Сегодня в два вам надо быть у художника, – сказала Роза, расчёсывая волосы Марии.

– Ах, да, – вздохнула девушка. – А я и забыла. Чтобы я без тебя дела, Роза!

– Полагаю, вам нужно одеться понаряднее ради такого случая, – робко предложила Роза. – Боровиковский – художник известный, надо предстать перед ним во всём блеске!

– Оденусь блестяще, и муж точно подумает, что я завела любовника! – воскликнула Мария, и обе девушки – госпожа и служанка – прыснули от смеха. – А старая карга, мисс Мадлен! Представляю, как она выпучит глаза, когда я, вся в мехах и драгоценностях, пройду мимо неё к выходу и небрежно скажу, что пошла по делам! Спорим на что угодно, она тут же пошлёт посыльного к мужу!

Отсмеявшись, Мария сказала:

– Уж лучше мне одеться поскромнее, тем более, думаю, такого известного художника никакими нарядами не удивишь.

– Ну, хоть наденьте эту лазурную шаль с золотой вышивкой, что вам привезла маменька из Парижа, – взмолилась служанка, разбиравшаяся в моде не хуже любой светской дамы.

Мария согласилась и ровно в два часа она была в мастерской Боровиковского. Он зашёл в комнату быстрой и решительной походкой, так, что Мари, погружённая в свои мысли, слегка вздрогнула от неожиданности.

– Полагаю, вы графиня Лопухина? – учтиво поклонился художник. Мария неловко подала ему руку и покраснела от своей неуклюжести. Но Боровиковский ничего не заметил или сделал вид, что не заметил.

– Ну что ж, перейдём к делу! – деловито заявил он. – Вы будете позировать мне в этом наряде? – указал он рукой на платье. Ещё больше смутившись, Мари кивнула.

– Тогда встаньте, пожалуйста, напротив этого гобелена, – художник махнул рукой в сторону красивого белого гобелена с вышитыми на нём птицами. – Для удобства вы можете облокотиться на столик. А то мало кто может выглядеть естественно, если поставить его прямо, да ещё и велеть не сутулиться! – пошутил Боровиковский.

Мария засмеялась, ей понравился этот господин. Несмотря на то, что ему было около сорока лет, он сохранил мальчишеский задор и непосредственность. Когда художник рисовал, Марии казалось, что он смотрит сквозь неё, и это придавало его лицу особую загадочность. Так незаметно пролетело два часа.

– На сегодня всё, – объявил художник. – Не устали?

– Признаться, нет! – неожиданно оживлённо воскликнула Мари. Она сама была поражена своей смелости.

Художник засмеялся:

– Я вижу, вы – прирождённая модель! С удовольствием буду ждать нашей следующей встречи, мой секретарь назначит вам время, – и, поцеловав Мари руку, Боровиковский откланялся.

Домой Мария вернулась в приподнятом настроении, что не ускользнуло от внимания прислуги.

 

Через три дня она вновь позировала художнику. В какой-то момент Боровиковский устало протёр глаза и попросил:

– Не могли ли бы вы рассказать мне что-нибудь о себе, своём детстве, какую-нибудь историю, забавное приключение, в общем, просто разговаривайте со мной!

Мария удивилась.

– Я не помешаю вам работать, если буду говорить? – спросила она.

– Совсем наоборот! – оживлённо взмахнул рукой Боровиковский. – Так я лучше смогу передать вас, вашу натуру на холст. Сейчас я вижу перед собой только очаровательную девушку, лишь вашу внешность, но этого мало для хорошего портрета. Чтобы сходство было очевидным, необходимо отразить в картине и немного вашей души.

Мари понимающе кивнула и начала говорить. Сначала она с трудом подбирала слова, не знала, о чём ей рассказывать, но, поощряемая дружеским видом художника, понемногу раскрепостилась, и вот уже она не могла остановиться, рассказывая то о своих детских шалостях, то о братьях и сёстрах. Художник и Мари то и дело заливались хохотом над особо забавными рассказами девушки.

Так незаметно пролетело несколько дней. Однажды, когда Мария задумалась, и в мастерской образовалась тишина, художник спросил:

– Почему вы никогда не рассказываете о муже? Ему, наверное, не терпится увидеть портрет.

Мария опустила голову. Она не хотела думать о муже здесь, в этой тёплой и уютной мастерской, где ей было так хорошо и весело в те редкие часы, которые она проводила вне дома. Чутким взглядом художника Боровиковский сразу уловил, что совершил оплошность, и хотел было уже извиниться, как неожиданно Мария стала говорить, говорить обо всём, что её угнетало в семейной жизни. Незаметно для самой себя она полностью открылась этому человеку с добрым, понимающим взглядом, человеку, который не осуждал её, не пытался переубедить, а только внимательно слушал и изредка кивал головой, как бы соглашаясь. Мари поведала ему обо всех унижениях, которым она подверглась с момента замужества, о слежке, организованной Лопухиным, о постоянном контроле мисс Мадлен, наконец, о грубости и ревности, которыми терзал её муж ежедневно. Она даже не утаила от художника об отвращении, которое испытывала всякий раз, находясь в обществе супруга. А Боровиковский, искренне сочувствующий девушке, всё чаще и чаще приглашал её к себе в мастерскую. Он работал над её портретом намного дольше, чем обычно. Незаметно между ним и Мари установилась прочная связь, невидимая нить, концы которой плотно соединяли обоих.

 

В один из сырых, дождливых дней Мария с грустью посмотрела на свой почти довершённый портрет.

– Скоро всё будет готово, и мы расстанемся с вами, мой добрый друг, – ласково обратилась она к Боровиковскому.

– К сожалению, это так, – вздохнул художник. – Я и так работал над вашим портретом втрое дольше, чем обычно. Ваш муж уже дважды присылал ко мне посыльного, который спрашивал, когда можно забрать портрет.

– Ох, этому тирану мало мучить меня все дни напролёт, он ещё забирает у меня последнюю радость – возможность видеть вас. В этой мастерской я забываю обо всех своих невзгодах, я живу лишь этими счастливыми часами. – Мария с трудом сдерживала слёзы. Боровиковский, бледный и печальный, сжал руки девушки...

На следующий день егермейстер Лопухин получил посылку, это был портрет его жены.

– Вышло недурно, – с довольным видом заявил Лопухин. – Не зря этот пройдоха-художник слупил с меня целое состояние!

Мария только поморщилась от презрения. К ней тихо подошла Роза:

– Вам тоже есть весточка от господина художника, – так тихо сказала она, что Мари скорее догадалась, чем услышала. На платье Марии плавно опустился маленький листочек бумаги. Сделав вид, что хочет поиграть на рояле, Мария встала и, неспеша направляясь к инструменту, быстро развернула записочку:

«Дорогая Мари,

завтра, около трёх часов дня, я буду работать один в своей мастерской над портретом графа П… Буду рад компании.

Б.»

Трясущимися от волнения руками Мария порвала записку и села за рояль. Она заиграла весёлую мелодию, и муж, удивлённо приподняв брови, переглянулся с экономкой, которая, как гончая, вытянула шею и не сводила подозрительного взгляда с Мари. Но счастливая Мария ничего не замечала, она думала лишь о нём…

 

Прошло полгода. Ливень, каких горожане ещё не видели этим летом, обрушился на Москву. Вода непрерывным потоком лилась на землю, обдавая брызгами спешащих граждан; одинокая собака в отчаянии металась по улице, пытаясь найти укромный уголок, чтобы переждать ливень. Но дождь, казалось, только усиливался. Мария Лопухина, укутанная в серый, уже насквозь промокший плащ, быстрым шагом направлялась в маленький парк, расположенный недалеко от мастерской Боровиковского. Он уже ждал её возле небольшого пруда, теперь ходившего волнами под напором воды. Художник был бледен, капли дождя на его лице можно было принять за слёзы. Он крепко сжал руку девушки, выражая этим жестом всё: и радость от того, что она пришла, и боязнь разоблачения, и печаль – немую, гложущую душу печаль.

– Послушайте, Мари, – глухим голосом заговорил он. – Нам нельзя больше продолжать видеться. Вы сами это понимаете. Ваш муж всё больше звереет, я знаю, он превратил вашу и без того нелёгкую жизнь в ад. А для меня подобный скандал может вылиться в бесповоротный и окончательный крах моей карьеры, конец моей репутации, я не могу навлечь подобное бедствие на свою семью, тем более от этого ни вам, ни мне не станет лучше.

Мария заплакала, из-за дождя Боровиковский не мог различить, слёзы это или дождь, но он почувствовал её отчаяние и в смятении разглядывал грозное, серое небо.

– Я всё понимаю, – наконец вымолвила она. – Я не хочу погубить вас, ведь вы – единственный человек, который понимал и поддерживал меня. Благодаря вам я жила эти полгода, понимаете, жила! Не существовала, встречая рассвет и провожая закат, бездушная, как цветок, а наслаждалась жизнью. Я любовалась рассветом, и с улыбкой провожала закат, научилась любить мир, природу, этому всему вы меня научили. Я всегда буду помнить вас, и молиться о вас! Прощайте! – не имея сил более сдерживать рыдания, Мария вырвала свою руку и бегом побежала из парка. Редких прохожих ничуть не удивило её поведение, в такую погоду все стремились как можно быстрее попасть в тёплый и уютный дом. Но у Мари не было такого дома, а в мастерской ей теперь были не рады. Она бежала, не разбирая ни улиц, ни домов, просто бежала, пытаясь болью физической затмить душевную муку. А Боровиковский, зажав лицо рукой, несколько минут не двигался с места.

– Господин, вам плохо? – услышал он. Повернувшись, художник увидел высокого черноволосого мужчину, который, несмотря на дождь, не смог пройти мимо, по всей видимости, больного человека.

– Нет, со мной всё в порядке, – ответил Боровиковский, и, ссутулившись, сразу постаревший, медленно побрёл в мастерскую.

Мария вернулась домой под вечер. Она шла, пошатываясь, дождь уже закончился и теперь светило солнце, на небе появилась радуга, но ничто больше не трогало девушку. Утром она не встала с постели. Несколько дней Мари пролежала в бреду, доктор объяснял всё простудой, и наконец, через неделю, ей стало лучше, но кашель уже преследовал её до конца дней. А жить Марии Лопухиной оставалось недолго…

 

Она умерла в возрасте двадцати трёх лет от чахотки, хотя, возможно, несчастная любовь и скверное отношение мужа отравляли ей жизнь больше, чем болезнь. Так или иначе, но эта девушка, не заметная при жизни, после смерти обрела истинную славу. Её портрет был признан шедевром и, несомненно, лучшим произведением художника Боровиковского, по признанию самого автора. Сейчас портрет Марии Лопухиной хранится в Третьяковской галерее, где все желающие могут полюбоваться девушкой, которая, не имея возможности при жизни быть рядом с художником, после смерти прославила своего возлюбленного.