Встреча с отцом (воспоминание из студенческих лет)

 

 

 

Банально будет говорить о том, как много в России одиноких матерей. Хотя утверждать, что они одиноки, неправильно, – ведь у них есть их дети. Но нет мужей. А у детей нет отцов. И не понятно, кому в этой ситуации хуже всего. Мне кажется, что отцам.

Это я сейчас так думаю. Совершенно другие мысли меня терзали в ту пору, когда я еще был студентом, а отца своего видел только на фотографии. С ранних лет воспитывала меня только мама, а, кроме меня, воспитывать ей было некого. Для тех, кто не дружит с логикой, уточню – жили мы вдвоем. Старик Фрейд утверждал, что от такой ситуации могут развиться всевозможные нервозы и психозы, но я ему никогда не доверял. Больше доверия у меня вызывали простые рассуждения деда Тимофея, нашего соседа, который мне однажды сказал: «Ты, Андрей, своего батю не осуждай. Вырастешь, сам, небось, где-нибудь нагрешишь. Бабе на старость лет радость будет, а тебе умирать будет страшно». Я так и делал, то есть не осуждал.

Жили мы с мамой хоть не в далекой, но все же сибирской деревне. По окончанию местной школы я уехал в ближайший город получать высшее образование и с тех пор появлялся в нашем селе крайне редко. В один из таких редких моментов и выпала мне удача увидеть родного отца, приехавшего к своей сестре, жившей недалеко от нас. Тетка и стала организатором встречи, ставшей причиной возникновения этих строк.

Трудно описать те чувства, которые я испытывал, идя на «смотрины». В то время я прекрасно помнил, как мне, в совсем мальчишеском возрасте, представлялась эта встреча: как отец подбрасывает меня на руках, как он мирится с мамой, как мы едим за одним столом, как вдвоем работаем и т.д. Таких ожиданий, конечно, уже не было. Во-первых, было интересно (что же это за человек?). Во-вторых, была легкая, пьяная озлобленность (а я действительно выпил). В-третьих, было циничное убеждение, что «Санты-Барбары» не получится (вообще студенческие годы располагают к максимализму). Да и согласитесь, было бы трудно ожидать от меня сыновних чувств, а если бы новоявленный папаша стал подкидывать в воздух 20-летнего детину, от которого, вдобавок, несет самогонным перегаром, ничего, кроме разрушения нервной системы обоих, это не вызвало бы.

Об отце (которого звали Сергей Николаевич), я знал два, весьма настораживающих меня факта, – что он военный и непьющий. Зайдя в дом своей тетки, я увидел в прихожей человека, по выражению лица которого сразу догадался – это он, военный и непьющий, мой отец (такого выражения лица я больше не видел ни разу). Сергей Николаевич волновался и делал это заметно, что предало мне уверенности.

– Здравствуй, Андрей, – сказал мне отец.

– Здорово, – с этими словами я протянул ему руку, и мы обменялись рукопожатием.

– Проходи, ужинать будем.

– Как раз думал об этом.

Сели за стол. Светлана Николаевна, моя тетка, достала бутылку самогона и молча поставила на стол, сама деликатно удалившись.

– Будешь? – спросил Сергей Николаевич.

– Буду! – ответил я и налил янтарного напитка себе в стакан.

Отец, заметно нервничая, в это время достал из кармана рубахи несколько тысячных купюр и положил их передо мной:

– Ты, Андрей, не подумай ничего плохого, возьми себе, на всякие студенческие расходы, без обиды только.

Честно говоря, я ожидал что-нибудь подобное и ответ уже держал наготове:

– Ты, Сергей Николаевич, не греши. За кого ты меня считаешь? Думаешь, что вот так появился раз в двадцать лет, деньги вручил, да можно обратно счастливым ехать? Думаешь, я вот этих денег от тебя ждал? Неужели считаешь, что если сам без совести, так и сын такой же? – отец заметно побледнел от этих слов, а я продолжил в более мягкой интонации, – да ладно, батя, шучу, нормально все, расслабься, от гордости дистрофия случается, – с этими словами улыбнулся, положил деньги себе в карман и выпил.
Помолчали.

– Как там мама? – с видимой опаской был произнесен вопрос.

– Да отлично! С утра встает – песню запевает. Как проснешься, так она уже нашла повод пошутить над тобой. Частушки матерные сочиняет, про военных в основном. Веселая у меня мамка, ничего не скажешь; привет, кстати, передавала.

– Ну и хорошо. Расскажи хоть о себе, – как учеба, жизнь студенческая?

– Да как-как… Обыкновенная жизнь: с утра на лекциях, после пар в пивной с друзьями, после пивной в общежитии у телевизора, с утра на лекциях. Жизнь идет, а жизни нет. Что здесь спрашивать, сам все знаешь.

– Ты смотри, сильно не увлекайся спиртным, молодой еще много пить, жизнь должна быть разнообразной, полной, тем более в студенческие годы.

Я выдержал паузу, посмотрел внимательно на отца и налил себе еще сто грамм:

– Это правда. Я сам не люблю пьющих людей. Нам жизнь не для того дана, чтобы с бутылкой ее выпить. От жизни смерть бывает. – с этими словами я опрокинул в себя содержимое стакана и сразу налил еще.

В такой манере мы разговаривали с ним весьма долго, бутылка была мной допита, однако я оставался трезв. Уходя, я пожал отцу руку и сказал:

– Ты, Сергей Николаевич, главное, не болей, здоровье береги, – хотел добавить еще что-нибудь, доброе и сердечное, но не смог, ушел.

И ведь знал, что «Санты-Барбары» не будет, и ведь специально шутил над ним и злобствовал, а было так дурно, когда я оказался один на пустынной улице. Сразу вспомнились мальчишеские грезы; подумалось о том, что можно было быть открытее, проще. А потом пришла мысль, что, может быть, я увидел своего отца в последний раз, – в первый и последний раз. В кармане шуршали деньги, которые я взял назло себе и ему, – зачем? Все было не так и не то, но исправить это уже было невозможно. Так и пошел домой, чувствуя внутри пустоту.

На следующий день я встретил деда Тимофея, который сразу меня спросил:

– Ну как, Андрюшка, с батей-то покумекал, небось шею ему намылил?

– Зачем так, дед Тимофей, мы люди простые, только в лицо плюнул.

Посмеялись. Дед вдруг посерьезнел и сказал:

– Ты, Андрей, поаккуратнее, с мыслью-то. Не лукавь. Как в город поедешь, в церковь зайди, свечку поставь за здравие отца своего, тебе потом послабление будет.

– Так и сделаю, не волнуйся. Только ты загадками говоришь, – что за послабление-то?

– Легче станешь на десять килограмм! – заулыбался дед, – много будешь знать, быстрее состаришься. От знания бессонница бывает. Не тревожься зазря.

Я деду Тимофею доверял, поэтому так и сделал, то есть не стал тревожиться.